— Верно, — поддержал Дровосек. — Ваша нагрузка рассчитана согласно трудовой законодательной норме.
Мастер Дея перестала шарахаться у окна.
— Я подаю отчеты лично Примулу, — послушно повторила Ясмин, от отрывая взгляда от Абаля. Тот едва заметно склонил голову и промолчал.
Мастер Дея медленно подошла к столу и встала за его левым плечом, подобно бесу-искусителю.
— Если вы брали операции сверх нормы добровольно, то юные цветки Астрели не в ответе за вашу безалаберность. Берите столько, сколько можете осилить. Вот если бы вы…
— Это эмоции, — равнодушно перебил Абаль. Встал, откинув с плеча косу. — А отчеты я возьму у Примула лично, и тогда вы получите или не получите приглашение в Большой совет, мастер Ясмин.
— Благодарю за понимание, — сдавленно отозвалась Ясмин.
Он помог ей. После предательства, после безразличиях после отмены помолвки с Фло из тотема Терна. Особенно после последнего. Судя по Верну, разорвать помолвку в Варде было сродни разрыву связи между двумя тотемами и влекло за собой поражение в статусе. Интересно, он отдавал Фло подвеску? Их помолвки длилась долгих десять лет с момента совершеннолетия Фло, наверняка, отдавал.
Она выходила из аудитории последней, и лицо у неё горело, как после удара.
* * *
Астрель цвела. Ясмин, не успевшая ее разглядеть в первые дни, теперь смотрела во все глаза. Цветы пенились разноцветьем вдоль каменных дорожек, обнимали жгутами зелёных тел кипенно-белые статуи, колонны, проемы публичных зданий. Тракт, предназначенный для грузовых перевозок и обслуживающего персонала сместили к окраинам, где роились ремесленные пункты, станции и расчетные заведения. А центр Астрели остался раем, воплощённым на земле. Под солнцем горели его сады — плоды самых смелых человеческих фантазий. Рыдали вишни, истекая жемчужным цветом, тонконогие сливы и коренастые персиковые деревья смешивали кружевную пену цветения, в бархатной траве лежали белые звёзды птицемлечника. Резные беседки и прудов, каменные скамьи, украшенные орнаментом и росписью вдоль озёр и ручьев. Белая и почти нарочитая простата зданий, идеально вписывающихся в ландшафт. Ясмин даже не чувствовала себя достойной находится здесь. Ходить ногами по волшебной земле, присаживаться на вьюнковые качели, приятно поскрипывающие и утонченные в своей девственной простоте, проводить пальцем по тонким перилам мостика. Распугивать мелких древесных змеек, которые словно нарочно лезли под руки.
В один из дней, устав от нудного ожидания и занятий с нервными подростками, она выбралась на прогулку. По крайней мере так она говорила себе, пока тело двигалось в четко заданном направлении. Столько всего нужно было обдумать, но голова походила на разбитую чашку. Боль ушла, но мысли вытекали в трещины отвратительной реальности.
Абаль защитил ее перед представителями Большого совета, но не пожелал с ней встретится наедине. Откуда он знал ее тайну? Почему не выдал ее? Почему мысль о его доброте причиняет боль?
Ясмин насильно заставляла себя сместить фокус внимания на другие вещи, но и эти вещи были такими же беспокойными и неприятными. Верн, возможно, убил Мальву, Хрисанф исчез, как утренний туман, и ходили слухи о его конфликте с отцом. Она плохо поступила с Фло. Дважды. Она не может это исправить. Ученики ее ненавидят и вряд ли сдадут очередной зачёт, а Лан и Вейгел никогда не поладят. Мастер Файон продолжит мучать ее, а Низа отслеживать каждый шаг.
Мама умерла.
Теперь эта мысль уже не причиняла боли. Время шло вперёд и все сильнее отдаляло ее от матери, от маленькой квартиры, от Антония, который любил дремать в ее кресле и точить когти о диван. От Амины, которой не было места в Варде. От Абаля, который был ее якорем в море нового мира. Был бы. Если бы не оказался ее братом.
Все это — вещи, которые она не может исправить. Кроме одной.
Ясмин вытянула из поясной сумочки небольшой флакон, повертела и убрала снова. Мольбами выпросила у матери. Та не хотела давать, когда услышала историю их боя с Флорой. Ясмин таскала его в поясной сумочке с первого дня в Варде, но к Фло все не шла, всегда находила предлог обождать. А сейчас она так удачно добралась до самых ее покоев. Это оказалось совсем несложно. Достаточно отключить голову или слишком уж задуматься, и ноги сами приведут тебя к порогу твоих проблем. Она пересаживалась из лодки в лодку, что пробегали неслышными корневыми рельсами через всю Варду, после всходила на паром, а в результате просто удлинила путь, который могла бы преодолеть всего за одно двоечасие.
Фло отделилась от семьи, и найти ее оказалось неожиданно просто. До кругового тракта от ее поместья было рукой подать, оно было единственным в округе. Остальные дома — мелкие, одноэтажные, часто откровенно бедные — принадлежали гражданским без статуса или небогатым ремесленникам.
Здесь было шумно, пыльно и серо. Торговые пути переезда лежали внахлест, как гигантские кладбищенские кресты, сброшенные на землю рассерженным богом. Ближайшей ассоциацией Ясмин было чувство вселенского переезда, только вместо телег — лодки. Покачивались тяжёлым боком, груженые до самого верха, схваченные жгутами рабочего осота, изредка стукаясь бортами. В пыли изредка посверкивали мелкие змейки и ящерицы, юрко скользящие между лодок и ног. Глухое бряцание сапогов по каменной крошке, гул голосов, запах рабочего масла, смазки канатов, дешевых разносной еды. Хотелось схватиться за висящий в воздухе смрад и выползти из душного разлома на волю, глотнуть чистого воздуха.
— Если вы Флорочку нашу ищите, то вона ейный домишко. Видите? От сих начинается и до сих идёт, вкругаля забором.
Рыжий загорелый мужичонка, словно просмоленный собственным потом, лихо грузил неясного назначения ящики и при этом умудрялся раздавать указания, показывать дом Фло и бурно жестикулировать. Бронзовый тощий гном, покрытый серой пленкой пыли. Зато голосу в нем было на семерых.
— Спасибо, — поблагодарила Ясмин, а когда мужичок приставил ладонь к уху, без стеснения заорала: — А вы здесь живёте? Ремесленник?
