сапог для верховой езды, вытащил из стремени и переставил ее по-другому.
Линда заспорила, Нелли подтолкнула Артуру в бок, тот подошел, спросил о чем разговор.
— Я не знаю, может, так принято у вас, — пояснил Эльриан, — но у нас это грубая ошибка. Нельзя просовывать ногу так далеко в стремя. Случись что, и всадник не сможет сбросить стремена, запутается, и, вместо того, что бы просто упасть, лошадь потащит его за собой. Это уже опасно для жизни.
— Но я боюсь потерять стремя во время прыжка, — возразила Линда.
— Тогда тебе нельзя прыгать, пока не научишься чувствовать стремя основанием пальцев.
— У меня спокойная кобыла! Мы с ней несколько лет, и ничего не случалось!
— 1000 раз не случалось, а в 1001 случится! Представь, что кобылу ужалит насекомое. Или птица резко вспорхнет из-под ног! Или громкий звук! Кобыла дает свечу, бьёт задом, ты вылетаешь из седла, и, вместо того, что бы упасть волочишься за лошадью, не сумев освободить ногу! На полном ходу! Это тяжелые травмы, почти смерть, особенно, если ударишься головой о камень. Попробуй правильно, подошва мягкая, стремя чувствуется очень хорошо!
— А знаешь, дочь, он прав, — заметил О’Рейли, прикинув ситуацию, — вот что значит многовековой опыт! Мы же совсем недавно стали обращать внимание на лошадей. Так что учись у мастера!
Конюхи тоже подошли поближе, интересуясь беседой. Глубокомысленно покивали головами. Привели коня Алекса, довольно высокого, рыжего жеребца. Эльриан попросил лакомство, конюх протянул ему четвертинку яблока, тот скормил ее коню, дал обнюхать свою руку, потрепал по шее и, не дожидаясь помощи конюхов, только взяв стремя одной ногой, оперся о луку седла и тут же взлетел в седло, пустив коня галопом. Конюхи одобрительно закивали, оценив посадку и умение всадника. Сделав два круга галопом и, затем, перейдя на рысь, Эльриан направился к полю для конкура и взял с ходу несколько препятствий. Потом вернулся, и подъехал к зрителям:
— Эндрю, давай, попробуй, это весело!
* * *
Эрсенио срочно вызвал к себе начальника разведки, полиции и военного министра. Повод был серьезным. На утреннем церковном празднике, когда Архиепископ предложил верующим возблагодарить Господа за чудесное освобождение наследника из плена, в толпе раздались выкрики: — Подменыш, антихрист, отродье Дьявола! — Старик растерялся и скомкал речь. Крикунов найти не удалось, скрылись в толпе. Это был вызов. И явно он был занесен с Южным ветром. Надо было что-то ему противопоставить. Но что? Ясно, что воду мутит так называемая «Старая церковь», не смирившаяся с утратой такого жирного северного куска. Только-только сломали сеть сторонников старой веры, они притихли, народ понял, что лучше иметь одного владыку — короля, чем еще отдавать десятину дармоедам — церковникам, да еще посадить себе на шею устрашающую инквизицию. Костры, которые весело полыхали во всех городах Юга переносить на север не хотел никто! Его помощники разводили руками. Об адептах пронырливого старика, Главы Церкви, об агентах которого уже десятилетия не было слышно, они ничего вразумительного сказать не могли. Решили прочесать все притоны на берегу Внутреннего моря, провести облавы во всех портах на побережье, обыскивать все корабли Южан на предмет подметных писем и листовок. Ясно было, что прыткий Иннаний мстит за пропавшего Ипполита.
Глава 16
Хоуп.
По мере изучения языка круг общения Эльриана расширялся. Он уже не пытался избежать встречи с подругами Розалинды, часто заходившими к ней в гости. Одной из них оказалась дочь командира военного флота колонистов, Лизетта, выбравшая Иллария. Они теперь были частыми гостями в доме председателя. Лизетта, как и Линда, готовилась стать женой, она тоже уговорила родителей заключить с Илларием полноценный брак. Так что, пока подружки щебетали о нарядах, гостях и прочем, девичьем, друзья могли пообщаться. Эльриана все эти дни мучала мысль, что, вытянув из лап колонистов Эрнеста он не вспомнил об Ипполите. Илларий развеял его сомнения.
— Ты ему кто? Сват, брат, кум? И ты ему никто, и он тебе тоже. К тому же он просто надутый индюк. Ты с ним не общался близко. Так что не знаешь, на какие подлости они с папашей его способны. Радуйся, что не сделали тебя виноватым во всем! Сколько я от него натерпелся! И в заговорах он меня обвинял, и подставлял несколько раз. Думаешь, почему мой отец, младший брат Иннания пошёл во флот? Да что бы быть от них с их интригами подальше. Надоело по нескольку раз в год доказывать, что не козел, брата скинуть, желания нет, а через месяца три все по новой. Знаешь, почему он у отца единственный? Он его молодую вторую жену столкнул с лестницы, она ребенка потеряла, инвалидом стала, а добрый дядюшка ее в монастырь упек. И ему все сошло с рук. Я еще удивлялся, глядя на вас с Эрнестом, впервые такие братские отношения увидел. Как он тебя поддерживал, а потом ты его спас. Так что, если Ипполиту что-нибудь важное оттяпают, плакать не буду. Заслужил!
— Видишь ли, у нас с братом все немного иначе, он так обрадовался, когда я родился, когда понял, что мама остается королевой, что первые месяцы был готов сам меня нянчить! Его так запугала отцовская любовница, ждущая ребенка, все тихо шипела ему на ухо, что он порченный, и она его со света сживет, что воспринял меня ну, как дар небесный! Как спасение от злобной мачехи.
— Интересно, что бы стало, если бы и королева и любовница родили одновременно? Ты не думал?
— Думал. Скорее всего, отец ребенка бы забрал, признал, и воспитал вместе с нами. А даму замуж выдал. Она его на последних месяцах достала, все права качала, Эрнеста, вон, затюкала. А отец Эрнеста любил, первенец, все-таки.
— Ну а ты как, твоя вроде тоже свадьбу по полному обряду с тобой провести хочет! Ты как?
— Как, как, не возражаю, она, как оказалось, хорошая девчонка, а мне после предыдущей невесты все, кто чуть лучше нее красавицами кажутся!
— Ну, ну, не прибедняйся, твоя красавица! Это я тебе как старший товарищ говорю! Моя тоже, ничего, но утонченности нету! А чем ты занимаешься в свободное от ухаживаний время?
— Пытаюсь найти способ получить в наших условиях ту энергию, на которой у них все
