быть на его руке слишком долго и притормозить возбуждение. Однако выступы, вырезанные внутри дерева, в целом довольно большие. Я предполагаю, это потому, что руки пришельцев намного больше моих. Они расположены довольно далеко друг от друга, поэтому добраться до каждого непросто. Я концентрируюсь на путешествии вверх по дереву и задыхаюсь к тому времени, как мы проходим все остальные платформы и взбираемся на самую верхушку дерева. Я выползаю на плетеную платформу и плюхаюсь на нее, тяжело дыша.
— В следующий раз, может быть, ты выберешь первый этаж, а не пентхаус, — жалуюсь я, когда он садится на корточки рядом, с удовольствием глядя на мое запыхавшееся, распростертое тело.
— Л’рен, да, — говорит он и касается моей щеки большим пальцем. Я думаю, он пытается сказать, что гордится мной.
Я устало показываю ему большой палец.
К’тар улыбается и уходит, а я приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть, как он одним прыжком исчезает, а затем возвращается через несколько мгновений с пригоршней листьев. Самый быстрый собиратель в мире, хотя, полагаю, у него преимущество в четыре руки против моих хилых двух. Он взбивает их в красивую, удобную на вид кучку, а затем бросает в мою сторону сердитый взгляд.
И я чувствую, как по всему телу пробегает румянец. Я могу догадаться, что означает этот взгляд, и это заставляет меня трепетать от осознания. Моя вошь снова начинает песню, напоминая мне именно о том, чего она хочет, и с каждым часом спорить с этой проклятой штукой становится все труднее. Почему я, собственно, снова с этим борюсь? Потому что люди, которые больше не знают о моем существовании, не одобрят? Потому что земная мораль говорит, что это плохая идея — прыгать в постель к парню, с которым ты только что познакомилась?
Действительно ли эти вещи актуальны теперь?
Я поднимаюсь на ноги и подхожу к краю кровати. Он садится сбоку, держась между мной и бортиком, а затем ждет.
Я не уверена, что делать. Пытаться выглядеть сексуально? Сдержанно? Чего я хочу? Терзаемая нерешительностью, я плюхаюсь на кровать и ложусь на спину, натягивая на грудь салфетку-нагрудник. Боже, я худшая соблазнительница.
К'тар только посмеивается, будто может услышать мои мысли, и ложится рядом со мной. Не на спину, а опираясь на одну руку и лицом ко мне. Наблюдает за мной. Я чувствую, как еще одно горячее покалывание пробегает по моему телу при осознании этого, и я рада, что опускаются сумерки, потому что тогда, возможно, мой румянец будет менее заметным.
— Л’рен, — бормочет он.
— Ты можешь называть меня Ло, — шепчу я. — Все самые близкие друзья так меня зовут, и думаю, ты мне близок, — говорю и прижимаю руку к груди. — Ло.
— Лллло, — выдавливает он, ворочая языком так, что это звучит как мурлыканье, черт возьми, это не должно быть так сексуально. — К'тар Лло.
Он говорит, что я принадлежу ему? Я покрываюсь мурашками при этой мысли. Я не должна была бы хотеть, чтобы парень вел себя со мной как пещерный человек, но трудно отрицать, что прямо сейчас я хочу этого больше всего на свете. Больше. Чем. Чем угодно.
— Да. Вся твоя.
Он смотрит сверху вниз сияющими голубыми глазами, а затем кладет руку мне между бедер, прямо на покрытую листьями киску.
— К’тар Лло.
Я сдерживаю стон. Боже, этот парень не шутит.
— И это тоже твое.
Взгляд, которым он одаривает меня, полон неистового удовольствия.
Что ж, в эту игру могут играть двое. Может быть, мне самой пора быть немного смелее. Я протягиваю руку и хватаю его в том же месте, где он держит меня, прямо за член. Я не совсем удивлена эрекции.
— К'тар Ло.
— Да, — хрипло говорит он, прижимаясь к моей руке.
Ладно, придется чаще проявлять смелость, потому что его реакция на ласку почти такая же возбуждающая, как прикосновения ко мне. Листья почти ничего не скрывают, и я чувствую под ними что-то очень большое и горячее.
Он наклоняется, низко стонет, а затем небрежно срывает с меня юбку. Без предупреждения. И, господь, мне это нравится. Вырывается легкий крик, и я даже не протестую, когда он срывает с меня и топ. Думаю, это и есть преимущество такой одежды — легкий доступ.
К'тар смотрит сверху вниз, выражение его лица такое же голодное, как и у меня. Не прерывая зрительного контакта, он срывает свою набедренную повязку и отбрасывает ее в сторону.
О боже, теперь мы оба по-настоящему голые. Я дрожу от осознания этого. Ничто не мешает нам пройти весь путь до конца и спариться. Я готова? Имеет ли это значение?
Я прикусываю губу, полная щемящей неуверенности, когда он смотрит на меня. Он не делает никаких движений, просто наблюдает. Интересно, я делаю что-то не так? Что-то, что заставляет его колебаться сегодня, в отличие от вчерашнего вечера.
Он опускает взгляд на мою грудь, затем касается ее изгиба, наблюдая за мной.
Что за черт? Он довольно пристально смотрит мне в лицо, а не на грудь. Я хмурюсь.
— Что?
— Больно? — спрашивает он, используя одно из слов, которому ему удалось научить меня за последние несколько дней.
— Нет, — медленно произношу я.
Почему они должны болеть? Он, должно быть, видит мое замешательство, потому что хихикает и потирает подбородок с немного застенчивым видом. Он показывает на мою грудь и указывает, что она большая, а затем указывает на себя и качает головой.
Означает ли это, что у женщин его вида нет таких сисек, как у меня? Или он думает, что у меня огромные? Я прикрываю грудь рукой, чувствуя себя немного неловко.
К'тар перехватывает руку и опускает ее, качая головой, затем слегка проводит пальцами по моему соску.
— К’тар Лло.
Ооо, итак, мы вернулись к той сексуальной игре. Одобряю. У меня перехватывает дыхание, особенно когда он продолжает водить кончиками пальцев по моей груди.
— Да.
Мой кхай яростно урчит, так сильно, что кажется, будто от него трясутся деревья. Внизу птица издает хриплый вопль, и я понимаю, что дрожит не только вошь— дрожит все дерево.
Я в ужасе вскакиваю на ноги.
— К’тар, еще одно землетрясение!
— Лло, — спокойно говорит он, тоже поднимаясь на ноги. — Нет.
— Не говори мне «нет»! Я знаю, что слышала! Я…
Я замолкаю, потому что понимаю, это уже прекратилось. Это был просто толчок, ничего больше, но за сегодняшний день это второй толчок. Каждый из них ужасен, потому что я задаюсь вопросом, когда вулкан извергнется. Мы находимся прямо в опасной зоне, на краю кальдеры.
Он
