Я обращалась к прошлому, вспоминая и моим чувствам к ним, моим подъемам и падениям… всего-то за полгода минувшие с того вечера в «Лиловой Розе» я пережила столько событий, что некоторым хватило бы и на несколько жизней. Неужели все должно было кончиться для меня вот так? Чем я заслужила такое? Неужели была зла с кем-то, кто того не заслуживал?
Впрочем, вопросы к божественному были излишни — я знала, что плачу за то, чего не совершала, за деяния своего предка. Но неужто невинной жертвенной овечке и правда не найти утешения? А еще лучше сил, чтобы самой расправиться с жрецами, ведущими ее к алтарю, где на белом покрывале уже лежит острый нож и чаша для ее крови…
Очередной, неуверенный росчерк пальцем в воздухе породил яркий символ «афламм», пыхнувший жаром и искрами на сухую древесину — на поленьях в камине занялась россыпь бодрых ярких огоньков.
Что же за наваждение такое! Какой будет толк в том, если все погибнут? Ведь я же сама, добровольно пришла покончить с тем, что не стоило и начинать. Сколько людей уже умерло за стенами и на стенах Базенора? Если Генрих проиграет бой, погибнет и он, и Луциан и вообще все. Если вспомнить историю с Ильсуром, где бой окончился безоговорочной победой дракона, то теперь, найдя меня мертвой в этой промозглой башне, Банагор придет в ярость… Но какой же она будет, если даже его милость вызывает отвращение и хтонический ужас?
Я села прямо на голый пол у камина, и обхватила себя руками, впитывая жар, волнами расходящийся от него.
Они все не заслужили такого…
Нет, Генрих не злится на меня. Он всего лишь хочет спасти свой народ, думает, что приносит жертву во имя чего-то стоящего и большего числа жизней, чем уже отданы. А Луциан… я не совсем справедлива с ним. Он вечно себе на уме и недоговаривает много, но пожалуй, жизнь заставила его быть скрытным, рассчитывать только на себя и играть в одиночку против всех. Он поклялся защитить меня и, вероятно, оставить меня у эльфов было единственным способом сделать это. Вот только несмотря ни на что никто не давал ему права вот так просто распоряжаться моей жизнью… хотя, хорошо ли я сама ей распорядилась? Пожалуй, самым глупым моим поступком было согласиться надеть тот амулет в «Лиловой Розе», потому что как только это произошло, я полностью утратила контроль над всем. Я была сильной, но лишь до тех пор, пока меня не вытащили из моей уродливой раковины…
Я утерла тыльной стороной ладони горячую слезу и всхлипнула. Мне было так жалко себя и в то же время я злилась на эту охватившую меня слабость.
Ну вот, взяла я в руки свою жизнь. А дальше-то что? Хорошо ли я ей распорядилась? Что, если Генрих прав, и покинув Чернолесье я только смешала карты на столе с почти сложившимся пасьянсом?
Но и теперь еще ничего не кончено — несмотря ни на что у меня все еще есть выбор. Поддаться судьбе и молча встретить здесь рассвет, который случится совсем скоро или…
По правде говоря, под «или» не было даже мало-мальски приличного плана, но я не успела придумать хоть что-то — лязг отпираемого засова оборвал мои тяжелые размышления. Вскочив на ноги, я уперлась спиной в остов камина, зачем-то схватила поленце, одно из тех, что были сложены рядом. В ушах шумела кровь — не иначе Генрих решил на всякий случай не дожидаться рассвета, а самостоятельно завершить то, что, как он сам признался, предлагал сделать изначально!
Но вопреки моим опасениям в темном проеме показалась не мужская, а тонкая женская рука, держащая одинокую свечу в подсвечнике. Осторожно в комнату вошла незнакомая мне девушка в широком вышитом красным по черному халате. Он был надет поверх простой ночной сорочки, что не могла скрыть наличие округлившегося живота.
Красивое лицо незнакомки было обрамлено настоящим каскадом медно-рыжих кудрей, таких ярких, что этот цвет казался ненастоящим.
Ночная гостья выглядела испуганно и постоянно оглядывалась назад, что-то тихо спрашивала у кого-то позади. Тусклый свет свечи выхватил из темноты за ней знакомое лицо — я сильнее вжалась в камин за спиной и понадежнее перехватила полено. Стражник Эндар что-то шепнул девушке и легко склонившись растворился в сумраке позади нее, так и не удостоив меня взглядом.
Я смотрела на гостью своей темницы растерянно, совершенно не зная чего ожидать. Она не выглядела угрожающе, скорее наоборот — беспомощно и устало, тем более глупо было бы бояться беременной, вооруженной одним лишь подсвечником. Под глазами девушки опустились тяжелые тени, молодое лицо выглядело осунувшимся, словно бы она несколько дней не спала или плохо питалась, что не удивительно, учитывая обстоятельства места — осада города и близость решающего поединка.
Увидев меня, гостья застыла в дверях, не то боясь моего нехитрого оружия и решительного вида, не то просто растерявшись.
— Кто вы? — нарушила я напряженную тишину.
Девушка открыла было рот, но так и не вымолвила ни слова. Зажмурилась на мгновение, словно набираясь храбрости, затем отвела взгляд и шагнула в комнату, прикрыв за собой дверь. Повернуться спиной ко мне при этом она не побоялась, значит все же не в моем грозном виде была причина ее молчания.
— Что вы здесь делаете, что вам нужно от меня? — предприняла я вторую попытку добиться истины.
— Я представляла вас иначе. — Тихо отозвалась рыжеволосая красавица. — Я думала вы старше… а вы так молоды. И у вас такое… такое невинное лицо.
Я аж подобралась от гнева, безошибочно распознав, почему она представляла меня иначе и какой именно видела. Впрочем, услышь я от кого-нибудь про Лобелию из борделя «Лиловая Роза», тоже бы представила себе женщину формата мадам Кардамон. Вот только, откуда она слышала обо мне? О том и был мой следующий вопрос.
— И откуда же вам обо мне известно?
— Я подслушивала разговоры мужа. — Бесхитростно ответила девушка и до меня далеко не сразу дошло какого именно мужа. — Меня зовут Кейлия. Вы вероятно не знаете обо мне, но о вас я знаю достаточно и уверяю, мы с вами на одной стороне.
«Кейлия! Та самая Лантийская принцесса, которую взял в жены Генрих!» — взорвалось осознание в моей голове. Я почувствовала острый укол ревности прямо в самое сердце… нет, не от того, что у меня были к Генриху какие-то чувства, но от осознания, что вот, именно эта красавица оказалась достойна его любви, а я нет. Конечно, куда уж мне… но до чего же мучительно знать, что ты оказался хуже. Что тебе предпочли кого-то другого и этот кто-то прямо сейчас стоит перед тобой.
Должно быть я слишком уж красноречиво смерила ее взглядом, потому что королева Родамунда нахмурилась и опасливо прикрыла ладонью живот.
— Вы все еще готовы… — она осеклась и как-то неопределенно качнула в сторону рукой, сжимавшей подсвечник.
— Сдаться дракону? — закончила я за нее. — А вам это зачем? Хотите ослушаться мужа?
— Хочу. — Неожиданно решительно ответила она. — Ведь он не ведает, что творит.
Кейлия решительно приблизилась ко мне и остановилась в каких-то трех шагах от камина. Помолчали, разглядывая друг-друга. Я подумала, что ужасно глупо выгляжу вот так, вжимаясь в остов камина, намертво вцепившись в деревяшку, перед хрупкой глубоко беременной женщиной, которая к тому же утверждает, что мы с ней на одной стороне. Подумав, метнула полено прямо в камин, вызвав тем самым яркий сноп искр. Девушка благодарно улыбнулась. Сказала:
— Я знакома с Банагором не понаслышке. И с его методами… возвращения своего. А коль скоро он считает вас своей собственностью, я бы хотела убедиться, что он получит свое и оставит нас, как сам и предложил. Это поистине щедрая цена, я знаю точно. — Добавила Кейлия и голос ее предательски дрогнул.
— Да, я слышала про Ильсур. Волосы дыбом от того, что пришлось пережить Луциану…
— Ильсур? Да, кажется, Луций и Генрих упоминали что-то похожее в разговорах, но я не слышала об этом городе. Я уверена, дракон Варлейских гор погубил множество жизней, страшно и жестоко, как сделал это с моей семьи. Он разорил мое родное королевство, убил моего дядю, отца и мать… я промолчу о том, сколько было погублено наших подданных во время осады. Пока Астер, мой младший брат и наследник трона, еще был мал, Лантию называли королевством нищих. Враги отца, наши бывшие союзники, даже побрезговали войной отобрать наш престол! Просто отрезали кто, сколько хотел от наших разоренных земель, увели крестьян, а после, я уверена, ставки делали на то, как скоро мы умрем от голода в Инморе, своей стольной крепости. Мы голодали вместе со своими людьми и, если бы Астер не был таким талантливым и умным правителем, зачахли бы полностью. Но боги были милостивы, и едва мой брат вошел в разум, как стал буквально чудеса творить, управляясь с тем, что осталось от королевства. Мы и теперь даже в половину не восстановились в границах, но по крайней мере вновь обрели достоинство. Я знаю, что такое Банагор, и Генрих, как бы бесконечно я не верила в его силы, просто не представляет с кем связался. Пока при нем был Луциан, у моего мужа были хоть какие-то шансы, но теперь… без поддержки всех наших союзников — магов, демонов и эльфов…
