Положила перед собой шар и, держа голову чуть приподнятой, опустила на него один только взгляд. Потом стала медленно водить над ним рукой, незаметно слегка задевая его, так что шар начинал качаться, а вода внутри – шевелиться, завихряясь. Мужичок во все глаза уставился на шар, словно не слышал даже моего вопроса. Ему наверняка казалось, что движение внутри шара началось само по себе.
– Для себя... – наконец ответил он, спохватившись. Потом вдруг засмущался, отвёл глаза и прикрыл рот ладонью, будто бы опираясь на неё подбородком. Хм, что-то его сильно беспокоит. И этого чего-то он сильно смущается. Неужели того самого?
– Мужская сила, вижу, беспокоит вас... – протянула я наугад. Формулировка довольно общая, но намекающая. В любом случае, с таким количеством лишнего веса, одышкой и поотделением в постели всё прекрасно у него быть не может.
– Это тоже, но... – он раскраснелся так, что пошёл пятнами. – Хотя кого я обманываю, конечно да... Всё бы ничего, да вот сердечко... и в груди так... трудно...
Ещё бы. С таким-то выразительным пузом, четвёртым подбородком и не способными отлипнуть друг от друга ногами.
Я медленно кивнула, театрально закатывая глаза.
– Чувствую... Сердце выскакивает из груди... Хрип... Хочется остановиться и никогда больше не делать этого... Но как же сладко...
– Остановитесь! – замахал руками толстяк, обеспокоенно зыркая по сторонам, будто боялся, что кто-то посторонний увидит нас сейчас. – Не надо об этом... пожалуйста.
– Будет вам заговор, – вздохнула я, принимая обычный тон. – Сильный, очень сильный заговор. Демоны исключительных способностей будут охранять ваше сердце, но и вам придётся дорого заплатить.
Он испуганно заморгал и я поторопилась продолжить, пока он не сбежал.
– Вы должны пожертвовать своим удовольствием. Самым большим удовольствием в жизни – ради ещё большего удовольствия, которое сможете получить через время. Скажите, что вам нравится больше всего?
– Спать... – неуверенно протянул он.
Я прикрыла глаза и замерла на несколько секунд.
– Демоны говорят, есть ещё большее удовольствие, они не хотят ваш сон. Они хотят нечто, что очень-очень нравится вам...
– Покушать, – прошептал толстячок и взволнованно оглянулся, ожидая, видимо, что кто-то стоит у него за спиной и подслушивает. Потом бросил такой же испуганный взгляд на меня. Я не смеялась. Со всей серьёзностью и суровостью кивала головой, поддерживая в нём огонь честности.
– Верно, верно, – я качалась из стороны в сторону, словно впадая в транс. – Сон и еда... Отныне вы не должны ими наслаждаться... Ровно год. И это будет ваша плата. Больше работайте. Меньше спите. Выбирайте пищу, которую вы любите меньше всего или не испытываете к ней никаких эмоций. И тогда, только тогда демоны сделают всё за вас. Но стоит вам сойти с пути, и демоны заберут свою плату – вашим здоровьем, которого вы лишитесь навсегда. Пройдёт год – и вы будете свободны от договора с демона, вновь приобретя свободу. Если же вам захочется вновь заключить сделку с демонами... в ночь полнолуния должны вы выйти в чистое поле, посмотреть на луну и, внимательно глядя ей в глаза, произнести: «Я с вами, вы – со мной». И вновь год платить удовольствием.
Я посмотрела в глаза потрясённому мужчине и сочувственно сказала:
– Простите, что не предлагаю вам заговор проще. У вас очень серьёзная ситуация, вы близки к смерти. Сейчас либо всё, либо ничего. Поэтому только так.
Тот побелел и несколько секунд сидел неподвижно. Наконец, он резко вдохнул, вытащил из кармана кошелёк, положил его передо мной на стол и кивнул:
– Колдуй, ведьма!
Я нараспев начала говорить всякую ерунду, словно читаю неведомое заклинание, встала и начала ходить кругами вокруг стола, время от времени останавливаясь за спиной у мужичка и делая пассы руками над его головой. Потом выложила из корзинки булочку с корицей и начала «колдовать» над ней. Закончив эффектным крещендо, я застыла на несколько секунд и наконец с резким глубоким вдохом распахнула глаза, будто очнувшись. Протянула ему булочку.
– Это ваш последний кусочек наслаждения. Булочка заговорена. Как только вы её съедите, договор с демонами придёт в силу. Будете готовы – приступайте. Но не советую тянуть, у вас на счету каждая минута. Каждая минута может стоить вам жизни.
Он трепетно взял в руки булочку, несколько секунд рассматривал её, глотая слюни. Потом перевёл взгляд на меня. В глазах стояли слёзы.
– Спасибо вам, госпожа Кая. Никогда не забуду имени той, кто спасла меня...
– Подождите сначала, пока выздоровеете. А потом благодарить будете.
Он вздохнул и, попрощавшись, пошёл к выходу.
Я закрыла за ним дверь и с тяжёлым вздохом спиной облокотилась на неё. Надо же, сработало. Господин Майер всё-таки прислал кого-то. Надо бы его поблагодарить... Кажется, теперь нам есть, на что жить! Я вздрогнула, вспомнив про корзинку. Когда доставала из неё булочку, краем глаза заметила записку.
«Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня, моя хорошая. Шар у тебя. Жду звонка каждую минуту.»
Я закатила глаза, сжала зубы и, смяв записку, выкинула её в таз с отходами. Но за булочки спасибо.
Так прошли две недели. По утрам появлялись неожиданные клиенты и корзинки с булочками, после обеда – господин Майер. Оле уже начала шутить, что на этих булочках мы скоро превратимся в два шарика. За это время она стала мне почти сестрой. Даже с мамой никогда не было так спокойно, как с ней. Иногда у меня начинались приступы паники: сколько я ни училась, ощущение, что поступить не получится, никак не отступало – но стоило рассказать обо всём Оле, и она словно заражала меня своим спокойствием и уверенностью. Мне бы столько выдержки!..
Зато у неё всё получалось на раз-два. Ей вообще учёба давалась на удивление легко. Откуда у неё столько знаний – ума не приложу, но порой мне казалось, что она только делает вид, что учится, а на самом деле просто пялится в учебник и думает о чём-то своём. Однако, все тесты, которые мы устраивали каждые два-три дня, она проходила с отличными результатами. Я же продолжала упорно делать ошибки почти в половине заданий.
– У тебя там идеальная память, что ли, – вздыхала я. – Все эти вещества, соединения, реакции... бр-р-р! Глаза б мои их не видели...
Она только усмехалась в ответ:
– Я же говорила, мой отец был учителем в школе.
Однажды Рю пытался помириться со мной через связующий шар.
– Хорошая моя, – говорил он, – я готов сделать для тебя что угодно! Но тут... тайна государственная, не моя, понимаешь?
Я просто отключила связь. Не хочет говорить – не будет и прощения.
А потом плакала в объятьях Олеши, что так глупо и бездарно теряю единственного друга. Почти единственного... Но вопрос жизни матери был для меня слишком важен, чтобы отступать сейчас.
– Ты смотри, – озабоченно качала головой Оле, – он ведь может и сдаться. И тогда всё...
И я снова плакала.
Всё изменилось, когда я уже почти решилась на примирение. Твёрдо решив утром позвонить Рю, пошла спать и уже почти задремала под размеренный стук дождя, когда из ящика раздалась трель. Сердце гулко забилось о рёбра. Напомнив себе, что решила мириться, я вставила палец в ямку.
– Кая, – раздался шёпот, – ты мне очень нужна. Сейчас.
– В чём дело? – я заволновалась. На долю секунды мелькнула мысль, что он мог это специально сказать, чтобы заставить меня выслушать его, но я отбросила её в сторону.
– Я у двери. Могу зайти?
Снова отогнав назойливую мысль, я кивнула:
– Да, заходи. Ключ под белым камнем в правой клумбе.
Через минуту он зашёл. Весь мокрый, продрогший, даже без пиджака, в одной белой рубахе и черных брюках. Я встала навстречу, и он, бросившись вперёд, молча крепко прижал меня к себе и застыл. Я ждала.
Прошло минуты две, он так ничего и не сказал, только держал меня в руках, зарывшись носом в волосы и мелко дрожал.
– Рю... Что произошло?
Он наконец отпустил меня, медленно вдохнул, выдохнул и поморгал, глядя в сторону. Потом посмотрел на меня и едва слышно сказал:
