Я по обычаю ткнула его в бок.
– Эй! Я так и упасть могу, между прочим! – воскликнул он. Я посмотрела вниз: высоковато, неприятно будет падать... – А может, она ревнует не меня к тебе, а наоборот?
– Хочешь сказать, ей нравятся девочки? – удивлённо вскинула я брови. – Такой вариант я не рассматривала.
– А ты рассмотри! Вдруг? Не советую тебе появляться перед ней без одежды, – расхохотался он.
На этот раз я его тыкать не стала, просто демонстративно отвернулась.
– Знаешь, – сейчас самый подходящий момент сменить тему. – Я заходила сегодня к Нуре с Дилей. Вернее, в их дом
– О-о-о! – воскликнул Рю. – Твои любимые соседки! И как они поживают? Снова дразнили, как в старые добрые времена?
– Да кто вспомнит уже эти детские конфликты! Видела Нуру... Она такая... замученная. Они же, помнишь, всегда были такими красивыми, ухоженными, всё у них, как надо...
– Ага, и именно из-за этого они над тобой глумились.
– Это сейчас не важно. Так вот сегодня она была... никакая. В ночнушке и халате, растрёпанная, синяки под глазами, ребёнок на руках маленький...
– Ого, – уважительно протянул он. – Быстро она сообразила.
– Это тоже не важно! – я отмахнулась. – Я вот что подумала. Она же мне почти ровесница, даже младше немного. Но смотрела я на неё и... мне показалось, что жизнь-то у неё закончилась уже. А у меня наоборот. Только что началась. Прошедшие годы, что я провела в деревне, они словно... сон. Легла и уснула на восемь лет. Теперь вот проснулась... и начала жить.
Рю обнял меня за плечи и, прижав к себе вздохнул:
– Тогда с пробуждением тебя.
И мы замолчали, глядя на засыпающий город.
– Кая... – неуверенно начал он.
– Да? – я подняла на него взгляд.
– Моя хорошая... – он словно отчаянно на что-то решился, и никак не мог.
– Я тебя внимательно слушаю, – улыбнувшись, покрутила плечом, словно глубже зарываясь в Рю.
– Кая, я... – он запнулся. – Я должен тебе кое в чём признаться.
– Давай.
Рю замолчал. Я даже чувствовала, как сильно забилось его сердце, и каким тяжёлым стало дыхание.
– В чём признаться? – не выдержав, спросила я.
– Я люблю тебя, – наконец сказал он, и на этот раз забилось моё сердце. Я выпрямилась и посмотрела ему в глаза.
– Что?..
– Всегда любил, – поспешно пояснил он. – Это не в том смысле, что давай встречаться и всё такое... просто, как факт.
Он почесал нос, шмыгнул и вздохнул:
– Вот...
Улыбнувшись, я взяла Рю за край пиджака и, чуть притянув к себе, прижалась губами к его губам. Он сначала удивлённо застыл, а потом ладонью подхватил мою голову и уверенно ответил на поцелуй. Через несколько секунд он резко оторвался от меня и заглянул в глаза:
– Говорил же, поцелуешь сама, когда захочешь.
Я улыбнулась ещё шире и снова потянулась к его губам.
Домой вернулась, окрылённая. Возвращаться пришлось почти сразу, ведь надо было ещё добраться, а я обещала скоро вернуться. Стыдно за обман было жутко, потому я сразу пошла к себе. И не зря: буквально через несколько секунд послышалась трель связующего шара.
– Мы же только что виделись, – прошептала я, нажав на ямку. – Забыл что-то?
– Ага. Забыл признаться в том, в чём хотел признаться.
Я вскинула бровь.
– Та-ак, и в чём же ты хотел признаться?
– Это я виноват... в том, что произошло с твоей матерью.
Глава 18
От упоминания матери во мне что-то оборвалось.
– Не поняла, – медленно ответила я.
– Помнишь, в то время бунты были в городе? Из-за них мне запрещали выходить из дворца, по крайней мере без охраны. Вот я и убегал... Тогда отец узнал, с кем я гуляю, и стал собирать информацию о тебе и твоей семье.
– Та-а-ак, – снова протянула я, уже чувствуя, к чему он ведёт.
– Он узнал о твоей матери нечто... важное. Она показалась ему отличным претендентом для одной... так скажем, операции.
Я закусила губу. Мама иногда брала меня с собой в экспедиции, иногда оставляла с бабушкой. Но в этот раз она категорически отказалась ехать со мной. Не зря. Видимо, она чего-то боялась...
– Она согласилась на его предложение. Именно в ходе этой операции и пропала...
– То, что моя мать готова голову в логово медведя сунуть, если там что-то интересное есть, я и так знаю. В этом нет ничего удивительного. Ты скажи мне лучше, она жива или нет?
– Достоверно неизвестно.
– Если так, то где она пропала хоть?
– Я не могу тебе сказать.
– Что значит – не могу?! Ты скрывал от меня всё это, а теперь – не могу сказать?!
– Я сам узнал только несколько дней назад, честно. И шокирован не меньше тебя.
– Шокирован он! – воскликнула я, подскакивая на кровати. – Что за операция? Почему именно моя мама?
– Это всё секреты короны. Прости, моя хорошая, не могу больше ничего сказать.
– Какая я тебе хорошая! – уже почти кричала я, нервно расхаживая по комнате взад-вперёд. – Ты вообще понимаешь, что для меня значит эта информация?! А если она жива?! Может, её ещё можно спасти!
– Кая! – закричал Рю в ответ. – Прошло восемь лет! Восемь лет! Откуда можно спасти человека восемь лет спустя?
– Не знаю! – голос задрожал, а по щекам полились слёзы. – Оттуда, где она сейчас!
– Моя хорошая... – тихо и нежно произнёс шар.
Я глубоко вдохнула, пытаясь удержать рвущиеся наружу слёзы и тихо, медленно произнесла:
– Захочешь рассказать правду – приходи. А пока... не хочу тебя видеть.
И решительно прервала связь.
Рыдания вырвались из моей груди, словно вода через пробитую плотину. Перед глазами стоял образ матери и самые разные варианты обстоятельств, в которые она могла попасть. Почему эта информация такая секретная? В то время были беспорядки из-за того, что гладиры стали пересекать границу, но постепенно всё затихло. Неужели мама как-то связана с этой историей? Экспедиции часто проходили в районе границы...
Раздался стук, а следом за ним в комнату вошла Оле с двумя бутылками вина.
– Смотри, что у меня есть, – сказала она, присаживаясь на корточки рядом со мной.
Я всхлипнула, несколько секунд задумчиво смотрела на бутылки, потом вытерла слёзы и со вздохом встала:
– Нам понадобятся чашки.
Оле расплылась в улыбке и побежала следом за мной.
Раздался стук керамических чашек, и мы сделали по глотку.
– Никогда не любила вино, – заметила я. – Кисло и терпко. Но это как будто даже вкусное, на сок похоже.
– Ещё бы, – усмехнулась Оле. – Это же северное вино! Говорят, его делают из плодов, которые больше нигде не растут. У них кожура с большими шипами, а деревья почему-то не имеют листьев.
Я откинулась на спинку стула и подтянула к себе ноги. Дело шло к осени, и Оле впервые затопила печь. Но, хотя огонь и давал жар, по полу всё равно тянуло сквозняком.
– Хорошо тут... Словно в детство вернулась. Дома, в тепле и уюте... если бы ещё не надо было постоянно учить, было бы совсем прекрасно.
– Ничего, скоро втянешься, – заверила Оле. – Это только поначалу тяжело, а потом даже приятно.
Она внимательно посмотрела на меня, и вместе с привычным холодком я почувствовала проблеск надежды.
– Как-нибудь поступлю, наверное.
– Обязательно поступишь. Кстати, там же Майк учится, да? Было бы интересно с ним встретиться и выяснить, что означала та записка. Может, какое-то недоразумение...
– Сам он недоразумение, – фыркнула я. Хотела добавить ещё несколько подходящих по случаю эпитетов, даже сделала вдох, но передумала и закрыла рот. – Мстил он мне просто за книгу.
Оле протянула мне блюдечко с нарезанным сыром и мягко улыбнулась:
– Да говори уж, что там у тебя в голове происходит. Ты так эмоционально говорила там, у себя, что...
– Скажи, Олеш, – прервала я её, сделала глоток, и, стараясь звучать задорно, спросила: – У тебя когда-нибудь был парень?
Она помедлила и неуверенно ответила:
– Нет, не было...
