– Прости, – он поднял руки, показывая, что сдаётся. – Виноват.
– То-то, – кивнула я и побежала наверх по лестнице. Рю взбежал следом, прыгая через ступеньку.
Возле комнаты остановилась, хлопнула в ладоши, чтобы на первом этаже погас свет и, торжественно спросив: «Готов?», – распахнула перед гостем дверь. Он сделал шаг через порог и остановился у входа. Я тихо скользнула внутрь, заперла дверь на щеколду и встала рядом, глядя вместе с ним на огромную, нависшую над городом луну, которая, пристроившись ровно меж двух дворцовых шпилей, смотрела на нас. В окно задувал ветер и, раздувая лёгкие шторы, ласково касался кожи ночной прохладой.
– Знаешь, в детстве однажды мне приснился жуткий кошмар, – тихо начала я. – Такой страшный, что даже проснувшись, всё ещё тряслась от ужаса. А открыв глаза, увидела её. Она заливала светом комнату, это было очень красиво, но мне тогда было слишком жутко. И с тех пор каждый раз, когда луна заглядывала в моё окно, становилось очень страшно. Вспоминался тот сон. А потом... два дня назад, когда ты снова появился в моей жизни. Ты оставил меня здесь, такую счастливую, спасённую от всех напастей, и луна снова смотрела в моё окно. Но теперь она вызывает не ужас, а... воспоминания о том, как ты провожал меня домой. О том, как мы гуляли до темна в детстве, а потом сидели по домам, наказанные оба. И ещё, о том, как ты подрался из-за меня с Булкой...
Рю улыбался. Сдержанно, губы были напряжёнными, и по его лицу трудно было понять, о чём он думает сейчас.
– Ты всегда была такой романтичной? – спросил он смешливо.
Я сжала зубы, и ударила его в живот. Он театрально согнулся и повалился на пол, будто бы корчась от боли. Я молча перешагнула через него и, прижав к груди колени, устроилась на кровати. Рю тем временем с ухмылкой встал.
– Убьёшь ты меня так когда-нибудь, – заметил он и тоже пристроился рядом.
– Это будет заслуженная смерть, – дёрнула я плечом.
– Да ладно тебе, хорошая моя. Я же пошутил. Это действительно очень красиво, – он пододвинулся поближе и, обхватив рукой мою голову, коснулся губами волос. – И я очень ценю, что ты всё помнишь, и дорожишь этими воспоминаниями.
– Эк ты научился в уши лить, – проворчала я, отклоняясь в сторону, чтобы вывернуться из-под его ладони.
Рю повернулся ко мне лицом, одну ногу оставив на полу, а вторую поджав перед собой, и начал водить пальцами по моим волосам, заправляя за ухо прядь за прядью. Я замерла, растерявшись. С одной стороны было приятно и хотелось продолжения, с другой... как-то страшно, наверное. По большому счёту сейчас он был новый для меня человек, которого я знала третий день, и этот человек так стремительно сближался со мной, что я не успевала решить, как сама отношусь к этому.
Но вот ладонь скользнула под волосы, к шее, и чуткие пальцы заскользили по коже, будто в поисках чего-то. Меня словно ударило током. Сердце застучало, дыхание участилось, по коже побежали мурашки. Дикое волнение, но не от того, что меня касается мужская рука.
Я резко вывернулась и попятилась к торцу кровати, увеличивая между нами дистанцию. Рю удивлённо похлопал ресницами.
– Не люблю, когда трогают шею, – выдавила я, поправляя волосы, чтобы спрятать шрам. – Очень не люблю. Никогда не трогай меня за шею сзади.
Он нахмурился и отвёл глаза. Потом задумчиво покивал, пробормотал: «Ясно...» и ни с того ни с сего улыбнулся:
– Хорошо, я запомню. Никогда не трогать шею сзади. Не буду, обещаю.
Я опустила глаза и, немного подумав, медленно сказала:
– Есть ещё кое-что, что я хотела бы тебе показать...
Рю, словно щенок, начал подпрыгивать на месте.
– Показывай, я готов ко всему!
Нагнувшись, я выудила из ящика прикроватной тумбы старую тетрадь, которую протянула другу.
– Здесь, – пояснила я, – дневниковые записи моей бабушки. Дело в том, что я не могу их прочитать. Но, возможно, ты знаешь кого-то, кто сможет...
Не говоря ни слова, он открыл первую страницу и лицо его стало меняться на глазах. Сначала на нём читалось удивление. Он поднял одну бровь вверх, и отвёл назад уши. Потом нахмурился. Потом поджал губы и почесал затылок. В конце концов вздохнул:
– Значит, это какой-то секретный шифр? – спросил он.
– Это... – я запнулась. Неужели он не знает, что это? – Это азбука гладиров. У них какая-то своя письменность, не похожая на нашу.
– Да уж, я заметил, что не похожая... – Он несколько секунд всматривался в строчки, а потом спросил: – Так что ты от меня хочешь?
– Я подумала, что, возможно, найдётся в стране кто-нибудь, способный прочитать эти записи. Раз уж моя бабушка откуда-то знает эту письменность, наверняка знает кто-то ещё. Поможешь? Мне было бы очень интересно почитать.
Он облизнул губы и задумался на несколько мгновений.
– Хорошо, я понял. Разберусь и с этим. Больше для меня заданий сегодня нет?
Я смутилась.
– Прости, что утруждаю тебя. Мне просто больше не к кому обратиться.
– Всё нормально, моя хорошая. Это здорово, что я могу хоть чем-то тебе помочь. А теперь иди сюда, просто обниму. Шею трогать не буду.
Несколько мгновений я колебалась а потом сказала себе: «Была не была!» – и подползла к нему поближе.
Как же всё-таки приятно сидеть вот так вместе под потоком прохладного ночного ветра и смотреть на луну. И ни о чём не думать.
Правда, ни о чём не думала тогда только я. И если бы знала, о чём были мысли нахмурившегося Рю... ох, спокойно этой ночью не спал бы никто из нас.
Глава 17
Следующие два дня я провела почти в полном одиночестве – в поисках работы и попытках разобраться в химии. Из всех наук она давалась мне хуже всего. Местная ведьма подсказала, что единственный способ работать в Больших Тузах по нашей специальности, не тратя времени и нервов на оформление документов, – это искать клиентов по знакомым. Так я и поступила, познакомившись с соседями и обсудив этот вопрос со своим учителем.
Оле появилась только второго дня, уже затемно и – с продуктами, чем очень меня порадовала. Каша уже стояла поперёк горла, да и оставшихся круп надолго не хватит. Усевшись напротив меня, она несколько секунд рассматривала руки, а потом вдруг сказала:
– Прости, что не предупредила. Ты сильно меня потеряла?
Я отложила в сторону биологию.
– Ну, если бы тебя не было ещё и сегодня, то, наверное, пошла бы искать. Скажи хоть, где работаешь, буду знать, с кого спрашивать.
– Помнишь девчонку, которую... ты выручила? Там, возле пироговой...
– Ну да, помню.
– Вот, её семье принадлежит таверна «Толстяк», на пересечении Длинной и Кузнечной. Меня взяли туда разносчицей, и ещё убирать, посуду мыть помогаю иногда. Ничего особенного. – Она вздохнула. – Я буду стараться предупреждать, но иногда может так случиться... что не получится. Не переживай, если ночь меня не будет, ладно?
Я нахмурилась. Где это одинокая девушка пропадает ночами, да ещё и предупредить не может?
– Не может быть, Оле! – я прикрыла рот рукой и, наклонившись к ней поближе, прошептала: – Ты там... барышней... не подрабатываешь случайно?
– Что? – в искреннем недоумении она вскинула брови. Видимо, я не угадала. – Какой барышней?
– Слава Солнцу! Ничего, забудь. Просто... не подпускай там к себе мужиков всяких, ладно?
Олеша вдруг рассмеялась, после чего помотала головой:
– Нет, не беспокойся, это я умею! Подойти ко мне не так-то просто.
Я вскинула брови:
– Неужели ты ещё и драться умеешь?
– Может, и умею... – неопределённо протянула она и посерьёзнела: – Кстати о том, чтобы подпускать к себе мужчин. Ты уверена, что сближаться с королевичем – хорошая идея?
Опаньки. Это ещё что за песня?
– Почему же нет? – осторожно спросила я.
Она на несколько секунд поджала губы, а потом заговорила, словно по написанному:
– Смотри, он королевич. У него положение, власть, деньги, он красивый, умный и умеет хорошо одеваться. Как ты думаешь, сколько у него уже было девушек? И какие это девушки? Представляешь, какой у него выбор? Я не удивлюсь, если он жуткий бабник, и пойдёт налево при первой же возможности. А ещё, сколько у него работы? Он же наверняка занят в государственных делах сутки напролёт, и вряд ли у него будет много времени на отношения. Что возвращает нас к вопросу о любовницах. Да и вряд ли он к тебе относится серьёзно, наверняка ты для него просто одна из многих. Добьётся, поиграет – забудет.
