живется. В Гогены я не мечу, тем более, что все великие по традиции заканчивают плохо. Не самая светлая перспектива — повторить их судьбы.
— Она тебе нужна, чтобы сунуть под нос Совету и доказать попытку Макса подставить тебя, — прожевав оливку, смело заявила Ниса, глядя Лозовскому в лицо.
Я вернулась за стол и попыталась так расставить посуду на столе, чтобы прикрыть дыру, чувствуя, как на нас продолжают коситься перешептывающиеся посетители. Им явно было не по себе обедать поблизости с девушкой, кулаками ломающей мебель. Даже в глазах заинтересовавшейся Лозовским девицы любовный жар упал на несколько градусов.
— Пусть так, — не стал отпираться бизнесмен, чем только усилил мои подозрения. — И ваша третья у меня. Но что я тогда здесь делаю?
И он широким жестом обвел зал кафе в приятных бежево-сиреневых тонах.
— Действуешь нам на нервы? — с милой улыбкой предположила Ниса.
— Мне нужно в туалет, — очень некстати заявила я.
— Зачем? — занервничал Лозовский.
— Монетку на память в унитаз бросить, чтобы вернуться! — смело встряла подруга. — Ты совсем идиот? Есть что, еще какие-то причины по которым ходят в туалет, кроме очевидных?
— Ну, мало ли, — мужчина казался сбитым с толку.
— Действительно, мало, — заворчала подруга, кивнув мне, мол, иди, куда собралась. — Мало мозгов у кое-кого в башке! Тебе никто не говорил, что вот эта штука, болтающая у тебя на шее, не только для того, чтобы пироги в неё запихивать? Мясо твое, кстати, уже остыло.
Прислушиваясь к голосу подруги, я направилась в другой конец зала, где располагались выходы к уборным.
Пройдя по узкому коридору, добралась до двери с изображением девочки в юбочке и вошла внутрь, где пространства было куда больше.
Подойдя к раковинам, я остановилась, выдохнула и без сил оперлась руками о края умывальника, взглянув на свое отражение в зеркале. В последние дни я делала это крайне редко, в основном, из-за поселившейся в моей квартире злобной тени, которая еще и умела путешествовать по другим зеркалам. Вспомнились слова ведьмы, которая, как выяснилось, и не ведьма вовсе: «В зеркало не смотрись, иначе быть беде. Звать тебя будет — не откликайся». Интересно, отправится ли следом за мной душа проклятой жрицы? И стоит ли мне ждать её появления в зеркале уборной ресторана или нет?
— Ччччерт, — выругалась я сквозь зубы. — С тенью нужно срочно что-то решать. Как же много всего…
Я схватилась за голову, чувствуя себя так, будто меня вот-вот погребет под проблемами, который сыпались, словно из рога изобилия.
Скрипнула дверь. Приподняв голову, я пронаблюдала за появлением той самой девушки, которая последние полчаса не сводила глаз с Лозовского. Томное выражение на худощавом лице сменилось на холодное и отстраненное. В тусклом свете ламп блеснули ухоженные короткие блестящие волосы, подстриженные под каре, когда она, цокая каблуками по плитке, подошла и встала рядом. Выдавив на ладонь изрядное количество жидкого мыла, девушка начала мыть руки. Сделав лицо нейтральным, я выпрямилась и принялась делать то же самое, а именно — намыливать ладони. Когда уже начала смывать взбитую мыльную пену, послышался тихий свист.
Я обернулась в сторону ряда кабинок, в которых, как мне казалось, никого не было и тут же на мою голову обрушился потолок.
Ну, или мне так показалось.
Меня никогда раньше не били по затылку, поэтому с доподлинными ощущениями я была незнакома. На глаза как будто опустилась шторка, ноги подкосились, и я рухнула вниз, растянувшись на плитке. Но отключилась не сразу, успев услышать то, что сказала та, которая на меня напала:
— Давно мечтала это сделать. Как же ты нас всех достала!
И мой мозг, решив, что я услышала достаточно, отключился.
Обратно меня вернул мужской голос, назойливо твердящий на ухо:
— Эй, просыпайся! Давай, приходи в себя! Хватит тут валятся бестолковым мешком! Ди! Слышишь меня? Очнись!
С трудом приподняв железобетонные веки, я пронаблюдала танец огоньков перед своими глазами. Огоньки были мутно-желтые и кружили по кругу в такт шуму в моих ушах, сквозь который продолжал прорываться голос:
— Ну, наконец-то! Очухалась! — и что-то теплое скользнуло на шею и подхватило под голову, а после неясная сила приподняла над полом, вынуждая сесть.
Спиной меня прислонили к чему-то твердому и ледяному, настолько, что очень скоро холод начал пробираться внутрь моего тела, словно запуская мерзлые щупальца под кожу. Дрожь не заставила себя ждать и уже очень скоро к ужасной головной боли, тошноте, металлическому привкусу крови во рту присоединились еще и неконтролируемые сотрясания. Меня колотило, как в сильной лихорадке, и я ничего не могла с этим сделать.
А огоньки продолжали кружить, вот только теперь они находились не надо мной, а чуть сбоку.
Раздался протяжный скрип, как будто приподняли крышку старого сундука, а следом — несколько тяжелых шагов, которые сообщили о приближении чего-то. Кого-то.
— Слушай, — заговорил тот же голос, который пытался со мной беседовать ранее. Его владельца я не видела, хотя и быстро осознала, что это мужчина.
Мужчина, который постоянно передвигался, из-за чего мне было очень трудно сконцентрировать взгляд на его очертаниях, которые постоянно размывались и словно бы разрывались, как если бы я смотрела фильм, записанный на поврежденную кинопленку. Хотя, скорее, повреждение было у меня в голове.
Место, в котором я очнулась, было погружено в темноту и огоньки, плавно движущиеся по невидимой оси, от неё не спасали. Поэтому я практически не могла видеть, зато могла слышать. И слышала с каждой минутой все лучше, ведь шум в ушах постепенно затихал, как затихали волны успокаивающегося моря. А вот с перестуком зубов ничего нельзя было поделать.
— Мне не нравится её состояние. Кажется, Неля слишком сильно приложила ее по голове.
Я, все еще пялясь на замедлившие свой круговорот огоньки и дрожа всем телом, от макушки до пят, кожей ощутила чье-то близкое присутствие.
— Нужен врач, — продолжил убеждать кого-то голос, но тут ему ответил другой:
— И где ты найдешь врача, способного поставить диагноз нереиде?
Что-то щелкнуло, выплюнув пару крохотных искр и перед моим лицом вспыхнул огонек, показавшийся таким ярким, что я, застонав, зажмурилась.
— Привет, радость моя, — с удовлетворением пропел Макс, лицо которого подсветила зажигалка в его руке.
— Какая же ты сволочь, — пролепетала я, едва ворочая языком в пересохшем рту.
С жесткой, какой-то взрывоопасной, улыбкой Макс потряс головой и заявил:
— Ты еще даже не знаешь, какой я. Но скоро узнаешь.
— Где я? — просипела я, вновь приоткрывая глаза. Огоньки окончательно замедлились, сделали последний оборот, мигнули и соединились в одно целое — в слабо работающую, готовую вот-вот перегореть, лампочку, болтающуюся
