Случилось что-то ещё?
Или, наоборот, ничего из ряда вон не происходит, вот все и отвлеклись на другие занятия?
Или выжидают?
Наверное, это дико важно – следует ли прикрывать глубокое декольте всякими там вставками, платками и краем нижнего платья или прилично носить его как есть, отвечая последним модным веяньям из Целестии?
Не выдержав, я встала и направилась к борту. Дамы умолкли мгновенно и проводили меня неодобрительными взглядами.
Да и плевать. Здесь только и делают, что смотрят на меня удивлённо, подозрительно и крайне осуждающе.
– Она всегда… такая? – полетел мне в спину приглушённый голос кого-то из спутниц Мадалин.
Какая именно, предполагалось, вероятно, додумать самостоятельно.
– Да, – скорбно отозвалась Брендетта. – Ни добродетелей, ни должного воспитания, словно она на безлюдном островке дикаркой росла…
– А правду говорят, что…
Что там говорили, я не узнала, потому как успела дойти до борта и шепотки стихли, растворённые расстоянием.
Позади осталась не только столица, но и жмущиеся к городским стенам предместья и теперь вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась зелёная долина. Изумрудные пологие берега, пёстрые луга, шелестящие рощи и ниточки дорог. Широкие тени барок скользили по синей глади внизу, похожие на второй кортеж, призрачный, следующий безмолвно за кораблями.
– Ух ты! – выдохнула я восхищённо.
Поразмыслив, бегом пересекла палубу и встала у другого борта. На этом берегу попадались поселения: россыпь домиков, кажущихся совсем небольшими с такого расстояния, непременный шпиль местного храма, искрящийся на солнце кругляшом со знаками Четырёх, квадраты возделываемых полей и фигурки людей, замирающие при виде кораблей.
Вон башни монастыря за деревьями, увенчанные символами одного из Благодатных. Как я поняла, храмы в основном посвящались всем четырём богам, монастыри же имели лишь одного божественного покровителя.
Я хищно покосилась на нос барки. Императорская возглавляла процессию и горизонт перед ней чист, а раз такое дело, то отчего бы не почувствовать себя героиней «Титаника»?
Только бы воздушные айсберги на пути не встретились.
Подхватив юбки, я пробежалась до носа корабля, забралась на помост и положила ладонь на тёплую холку зверя. Вытянула шею, стараясь не перегибаться через борт, дабы не нарушить защитный покров.
– Асфоделия, – Тисон мгновенно возник рядом, явно опасаясь, что я решила-таки сигануть за борт.
– Я лишь хочу видом полюбоваться, – пояснила поспешно, пока рыцарь не надумал себе всякого, с действительностью мало совпадающего.
– Вам следует…
– Сидеть тихо на одном месте и обсуждать глубину декольте или некую фрайнэ Гибби, которая совсем стыд потеряла, раз на глазах супруга хороводится с молодым фрайном… чёрт, я даже имя его не запомнила. Правда, между нами, девочками, говоря, почтенный фрайн Гибби слишком уж почтенен по летам и потому немощен как муж, – передразнила я сплетниц. – Далее идёт подробный перечень несчастий, что вскорости обязательно настигнут бедного фрайна Гибби и его ветреницу-жену справедливым воздаянием за их грехи.
Тисон нахмурился, не желая вникать в трудности тематики женских бесед. Глянул через плечо на палубу – и на собравшихся там людей, наверняка осуждающих меня с удвоенной силой, – и отвернулся. Прищурился на солнце, и мне вдруг захотелось прикоснуться к его лицу, провести подушечками пальцев по образовавшимся морщинкам, разглаживая их.
Нельзя!
И дело не только в толпе свидетелей.
Дело в обетах, ордене и понимании, что за романтические отношения с подопечной Тисона ничего хорошего не ждёт. Он мне нравится, чего уж перед собой лукавить, и я – или милое личико и ладная фигурка Асфоделии – нравлюсь ему, но вряд ли из этого выйдет что-то путное. Не стоит дразнить его, провоцировать и подводить под монастырь… вернее, под что похуже. Тем более ради собственного каприза и заскучавшего либидо.
Поэтому я погладила чуть шершавое тело деревянного зверя. Волк? Или кто-то из крупных диких кошек вроде тигра? Пожалуй, ни то, ни другое, разве что гибрид из тех, что населяли средневековые бестиарии.
– Вы не ладите с другими избранными? – спросил Тисон.
– Смотря с кем. С Жизель нормально, Нарцисса по большей части молчит, так что я даже судить не могу, какая она, а Брендетта такая… Брендетта. А вы… ладите с коллегами по ордену?
– Да. Как же иначе? Все они – мои братья по вере и в священном служении Четырём.
– И с родными братьями и сёстрами отношения бывают разными, не то что с людьми, которые фактически вам никто, – заметила я.
– Тут вы правы, – Тисон встал ближе к борту, по моему примеру положил руку на широкую спину зверя.
Рядом с моими пальцами, поглаживающими шероховатые выступы, похожие на драконьи гребни. Столь непозволительно, соблазнительно близко, что я с трудом удержалась, чтобы не убрать свою конечность подальше, в избежание новых неловкостей.
– Неужели всё так плохо с Эветьеном? – удивилась я.
– Мои отношения с братом лучше, чем можно ожидать в подобных случаях. Мы с детских лет были друг другу ближе, нежели многие. Но, кроме нас с Эветьеном, у наших родителей ещё четверо детей, – пояснил мужчина. – Старший сын и наследник рода, Эветьен, три сестры и я.
– Итого шестеро?!
– Обычное количество. Бывает и больше.
Ну да, следовало ожидать, что в этом мире замужние женщины рожают, пока могут, даже знатные.
А ещё я попыталась оценить разницу в возрасте между братьями. Без уточнений ясно, что Эветьен старше, но вот на сколько?
– Ивонн давно женат, у него самого уже трое детей, один из которых сын, что понесёт имя рода дальше, – Тисон всматривался задумчиво в бирюзовую даль, причудливую смесь зелени на берегу, речной синевы и голубизны яркого неба. – Сёстры тоже замужем…
– И при детях, – поддакнула я. – Наверное, у вас с братом куча племянников и племянниц.
– Разумеется, – подтвердил мужчина невозмутимо. – Эветьен занимает высокое положение при дворе и добился всего сам. Род Шевери стар и почтенен, однако не настолько, чтобы кто-то из его представителей имел влияние и мог обеспечить хорошее место при Его императорском величестве.
– А ты пошёл в рыцари. Ой, прости… те, я хотела сказать, вы…
– Пускай.
– На «ты»?
– На «ты», – Тисон одарил меня быстрым взглядом искоса и вновь сосредоточил взор на расстилающимся перед баркой пейзаже. – Я младший сын, Асфоделия, да к тому же последний, путей в жизни у меня немного. Я ничего не унаследую, ни земли, ни состояния, потому что всё по праву принадлежит Ивонну и после милостью Четырёх перейдёт его старшему сыну. У меня не будет ничего, кроме того, что я смогу добыть для себя сам. Выезды ко двору, образование Эветьена, приданое для трёх дочерей – всё стоило немалых денег. Поэтому, как только я достиг подходящего возраста, меня отправили в храм рассветный.
Сурово тут.
– В орден принимали бесплатно?
– Не совсем. Но храмовый взнос всё же меньше, чем регулярная плата в университете или траты на моё пребывание при дворе, а положение Эветьена тогда было ещё не столь надёжно, чтобы он мог найти мне место. Став старше, я оценил преимущества этого решения.
– И когда же тебя отправили в храм?
Неужели… девственник?
– Едва мне исполнилось девятнадцать. Рассветный храм достойное место, многие франские семьи отправляют под его сень младших сыновей, чтобы те служили Четырём и Его императорскому величеству. Лучше исполнять волю Благодатных, чем бражничать при дворе и жить надеждой лёгкой поживы.
Тогда вряд ли. До девятнадцати много что успеть можно, гульнуть так точно. Особенно парню.
– Не жалел?
– О чём?
– Что так рано расстался с… мирской жизнью и… её благами.
Для меня всё рассказанное Тисоном звучало как-то дико: дочерей поскорее замуж, старшему сыну дом и прочее движимое и недвижимое имущество, среднему образование – хотя что собой представляло местное образование тоже ещё выяснить надо, – и пущай дальше сам пробивается, а младшему фигу по всем фронтам.
