– Нет, – мужчина помедлил и добавил зачем-то: – Не жалел. Монастырь и служение Четырём в открытых храмах не каждому подходят, да и с давних пор повелось, что сыны благородных семей чаще вступают в храм рассветный, дабы отдать долг богам и принести славу роду…
То бишь рыцарский орден престижнее монашеского и более уместен для отпрыска аристократа. При таком раскладе, полагаю, рассветный храм не испытывает недостатка в рыцарях знатного происхождения.
– В девятнадцать ты вступил в храм и с той поры минуло… сколько годков? – решила я уточнить назревший вдруг вопрос.
– Десять.
– А разница с Эветьеном у вас какая?
– Семь.
Ага… Тисон младше меня… прежней меня. А Эветьен старше по любому.
Хорошо это или как?
Или без разницы?
Если подумать, какое мне дело?
Правильно, никакого. Чисто голый интерес.
– И он не женат?
– Нет.
– И ни разу не был?
– Нет, – теперь Тисон посмотрел на меня с закономерным настороженным удивлением. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Любопытно, – пожала я плечами и тоже поспешила вернуться к созерцанию открывающегося вида.
Некоторое время мы молчали, стоя бок о бок, глядя в даль, и шелест голосов, приглушённых бренчанием лютни, казался несущественным, пустым, как сами разговоры о модах и чужой личной жизни. Ветра нет, даже если прижаться вплотную к борту – и незримому покрову, – солнце припекало и золотой зверь, словно живой, источал усиливающееся тепло.
Наконец Тисон отодвинулся от борта и указал на правый берег.
– Эй-Форийя.
Я повертела головой, ничего похожего на дворец не насмотрела и обошла рыцаря. Он чуть посторонился, позволяя мне занять его место, встать между ним и бортом.
– Где?
– Ты не туда смотришь, – Тисон усмехнулся и, положив ладонь мне на талию, мягко повернул вправо, чтобы я видела дальнюю часть берега, а не только ту, что обнимала русло. – Смотри вон туда. Видишь башни за теми деревьями?
Я кивнула.
Вижу.
Эй-Форийя раскинулась не на самом берегу, но в стороне от реки, поодаль, обрамлённая грядами деревьев. С нынешней моей точки обзора самого дворца и впрямь толком не видно, лишь тёмно-синие башни, поднимавшиеся выше зелени макушек. По мере приближения барки всё сильнее забирали вправо, покидая речную дорогу, изгибались огромной блестящей змеёй.
– Эй-Форийя – дворец новый, – пояснил Тисон, не торопясь убирать руку с талии. Я не возражала: прикосновение вполне невинное и стоял мужчина так, чтобы скучающая публика на палубе не могла заметить ничего предосудительного. Самой бы не увлечься и не прижаться спиной к мужской груди, не откинуть голову на плечо. – Строительство дворца было начато в прошлом веке Его императорским величеством Ренардом Третьим и продолжено его сыном, Филандером Шестым.
– Это при котором вспыхнули мятежи на островах? – припомнила я замечание Жизель.
– Да, – уже привычное удивление в голосе появилось и исчезло.
– Жизель говорила, что Филандер налоги повышал… уж не на строительство ли дворца?
– Не только, – отозвался Тисон уклончиво. – Филандер Шестой прославился своей расточительностью, безмерной тягой к роскоши и нежеланием принимать последствия собственных действий. Он не оставил сыновей и императорский венец принял его младший брат, Стефанио Первый.
– Наш Стефанио? – уточнила я. – То есть который нынешний император?
– Нет, то был его отец, – поправил Тисон.
Никакой оригинальности с именами в императорской семье, как зовут отца, так и сына нарекают.
– Он их, мятежи, застал? – заинтересовалась я.
– Кто? – кажется, Тисон начал теряться в вывертах моей предполагаемой амнезии.
– Стефанио… м-м, Второй, получается?
– Второй. Он родился через год после последнего сражения на Сонне, но до того, как его дядя скончался.
Значит, век прошлый закончился недавно… и память о мятежах у людей яркая, сдобренная не простым пересказом полузабытых событий старины глубокой, но историями очевидцев, быть может, и участников тех сражений. Для девушек вроде Брендетты восстание, случившееся до её рождения, где-то далеко-далеко, почти что в другой стране, не значило уже ровным счётом ничего, однако оно не потеряло ещё актуальности для тех, кто старше, серьёзнее, кто столкнулся с ним лицом к лицу. Эх, выяснить бы, что там за великая магическая битва произошла, раз народ шугается от одного только вида Асфоделии со слухами пополам… Тисона расспросить, прикрываясь амнезией? Или поискать какой-нибудь учебник по истории, летопись минувших дней?
– Асфоделия, я понимаю, после удара ты не всё помнишь, – заговорил рыцарь осторожно, каплю неуверенно, будто нащупывая дорогу во тьме. – Но позволь узнать, что именно ты помнишь?
– А-а… – растерялась я. – Я уже рассказывала… как очнулась в замке фрайна Делени.
– Ты рассказывала при моём брате, при котором явно не желала упоминать об этом вовсе.
Признаться? Или не рисковать и соврать? Личные симпатии, как известно, не гарант безоговорочного доверия, полного понимания и принятия ситуации.
Дорогой, я не Асфоделия, я Алёна, попаданка в чужое тело, и я из другого мира… или с другой планеты… или как это правильно считается…
Даже мысленно звучало паршиво.
– Тисон, я… – я повернулась лицом к нему, встретила взгляд мягкий, подбадривающий, готовый принять от меня многое… кроме правды.
Потому как уж больно странной, дикой она была.
Я глянула поверх плеча Тисона на палубу и увидела приближающегося к нам Эветьена, хмурого, точно начальство после провала проверки таинственным клиентом.
– Я вам не помешаю? – осведомился Шевери-старший с улыбкой наигранно любезной, смотревшейся тем страшнее, чем мрачнее был его взор.
Тисон убрал руку с моей талии, с досадой обернулся к брату.
– Нет, что ты.
– Прекрасно. Скоро посадка, поэтому будьте так добры, слезьте со своей жёрдочки и займите места, подобающие вашему положению.
– Пристегнуть ремни и не курить в салоне? – пошутила я.
Неудачно пошутила.
Ответом Эветьен меня не удостоил, развернулся и удалился в обратную сторону. Мы спустились с помоста, разошлись, как велено, по местам: Тисон к другим рыцарям, я к девушкам под тентом, смотревшим на меня так, словно всё это время мы с Тисоном предавались разврату прямо у них на глазах. Только Жизель мыслями витала где-то в иной плоскости, едва замечая, что происходит вокруг. Из императорского шатра неспешно, сияя просто-таки неприлично довольной улыбкой, выплыла Мадалин, села на прежнее место, скользнула по мне оценивающим взглядом. Улыбка превратилась в усмешку, фаворитка повернулась к своим спутницам и одна из женщин зашептала что-то ей на ухо.
Как там говорится?
Что положено Юпитеру, не положено быку.
Глава 11
Сверху Эй-Форийя походила на исполинского паука: центральный корпус с парадным входом – тело и голова, протянувшиеся во все стороны крылья – тонкие изогнутые лапы. Тёмно-синяя крыша, стены цвета речного песка и большие окна-глаза, лениво присматривающиеся к заходящим на посадку баркам. Восседал паук на паутине из деревьев, окружающих дворец, клумб идеальных геометрических форм, аккуратных аллей и мощённых камнем площадок. Рядом сверкало и искрилось на солнце зеркало пруда, а шапки обещанных Стефанио охотничьих угодий начинались дальше, за облагороженной, упорядоченной частью прилегающей территории. Между первыми и второй то тут, то там мелькали крыши построек много проще и меньше, скорее всего, служебных, в стороне виднелись плоские навесы длинным рядом.
Дворец дышал духом иного, более мирного времени, отличавшегося разительно от годов постройки всех местных зданий, виденных мной прежде. Эй-Форийю не окружала крепостная стена, несмотря на впечатляющие размеры, дворец казался удивительно лёгким, открытым солнцу и свежему воздуху. Не было здесь и тесных внутренних двориков, и барки смогли приземляться по две-три сразу, как только предыдущие высаживали своих пассажиров и улетали. Императорская, разумеется, села первой и Стефанио и компания первыми же ступили на землю. На том пути императора и избранных разошлись – Стефанио со свитой отправился в свои покои, дев жребия развели по комнатам попроще. На сей раз предоставили обычные спальни, без гостиной, но с ванной и опять по одной на двоих. Заниматься рокировкой никто не стал, даже если кого-то не устраивала нынешняя соседка по комнате, перспектива жить с кем-то из других избранных вдохновляла ещё меньше. Прибывшие ранее вещи ожидали на месте и горничные сноровисто приступили к их распаковке.
