стояла в центре троицы…
Темноволосая лиера прочитала его, и на её лице отчетливо проступило удивление. Она растерянно посмотрела на своих спутниц.
Третья взяла приглашение, пробежалась по нему глазами и насмешливо заявила:
— Род Лармотов давно пресекся. Это знает каждый.
— Он продолжается, — ответила я, сдерживая нарастающую в груди ярость. Страха больше не было, только желание выстоять, не показать слабость, не отступить.
— Докажите, — глумливо усмехнулась светловолосая.
На миг я растерялась. Как же доказать? Хотела приказать вознице достать из сундука родовой вестник, но прежде из-за моей спины появился Хранитель. Он сел у ног и замер.
— О, Светлая! Какое уродство! — воскликнули высокомерные лиеры. — Плешивый выродок!
Во мне всколыхнулась буря, в груди огнем забилась ненависть. Однако, прежде чем я успела ответить колкостью, хранитель начал таять на глазах, пока не исчез совсем… Зато на запястье я отчетливо ощутила покалывание.
Подняла руку и увидела на коже герб Лармотов — крылатого льва.
Ничего себе! Я даже не знала, что подобное возможно!
«Спасибо! Я буду бороться до последних сил, чтобы не посрамить род», — шепнула мысленно родовому хранителю, маленьком, но верному защитнику, и протянула руку лиерам, демонстрируя доказательство.
— Это лучшее доказательство, что я Лармот.
Теперь лиеры смотрели на меня как на врага, посмевшего возмутиться их гадкими выходками. Однако не пропустить меня они не могли. Я чувствовала это.
— Что ж, багаж проверят и принесут. Вы можете остаться, а они, — продолжая относиться ко мне как к недостойной их общества, светловолосая небрежно махнула рукой в сторону моих родственников. — Им здесь не место.
Моя сварливая тетка заискивающе залепетала:
— Да-да, простите! Мы уже уезжаем…
Нет, что бы ни случилось, я не буду так вести себя. Пусть я бедна, но честь Лармотов при мне.
Стоило слугам выгрузить вещи, мои родственники тут же исчезли, оставив меня одну с грымзами, решившими, что без поддержки я стану легкой добычей. Они продолжили глумиться надо мной, развлекаясь, кто больнее и изощрённее подденет.
Мои сундуки перенесли под шатер, поставленный на зеленой лужайке, и три заносчивые лиеры собственноручно начали разбирать вещи, точнее, небрежно перетряхивать. Не знаю, что они искали, но то, как это делали, возмутило меня.
Одна из троицы подняла кончиками пальцев мою сорочку и процедила громко, привлекая внимание остальных:
— У моей служанки симпатичнее. Неужели Лармоты не смогли собрать наследницу лучше?
— А это платье! — тут же подхватила вторая. — Такой фасон носила моя бабка.
— Называть старшую родственницу, мать вашего родителя, давшего вам жизнь, при чужих людях «бабкой» — как минимум неуважение к своим предкам, а значит, и к себе, — отчеканила я. Мне потребовалась вся выдержка, чтобы не поддаться на провокацию. Они ведь этого добиваются. Не дождутся!
— Да ты знаешь, кто я? — взвилась темноволосая. — Кого ты смеешь поучать!
— Ваше право уничижительно отзываться о родных, однако, чести вам это не делает, — первой ответила я.
— Ты… — она вскинула руку, чтобы ударить меня, но удержалась. — Ты еще пожалеешь о своих словах!
Мои вещи покидали в сундук, как будто это было грязное тряпье, и после всех унижений повели во дворец.
Троица заговорщицки перешёптывалась друг с другом. Они подозвали служанку в темном платье с серебряной нашивкой на рукаве, отдали ей распоряжение и велели мне следовать за ней.
Женщина поклонилась, и мы направилась в сторону широкой лестницы.
Изо всех сил борясь с безумным желанием рассмотреть дворец изнутри, я следовала за служанкой, уткнувшись взглядом в её спину.
Она долго вела меня по нескончаемым лестницам. И если бы не моя привычка подниматься в башни замка по несколько раз на дню и не любовь к пешим прогулкам, я бы взмолилась о пощаде и передышке. А так я шла, с достоинством, ровно держа спину.
Наконец служанка открыла передо мной дверь.
Комната, в которой мне предстояло жить в ближайшее время, оказалась достаточно просторной, но для дворца скромной.
И все же она мне понравилась. Здесь было всё необходимое для жизни: небольшое зеркало на стене, оббитой нежным шелком, столик, два стула, две шкафчика, гардеробная комната и две кровати, на одной из которой, раскинув руки, тихо сопела девушка.
Стараясь не тревожить уставшую соседку, я на цыпочках прокралась к окну и залюбовалась чудесным видом на город.
Девушка заворочалась, проснулась. Села на постели, оглядела меня, и будто беседуя сама с собой, изрекла:
— Что они себе позволяют?! Я из приличной семьи, а меня поселили с какой-то нищенкой! Какой позор! Пусть будут прокляты разбойники, что обокрали меня по дороге на отбор!
Слова показались мне неискренними, тон наигранным. Да и платье у соседки чуть лучше моего, если только цвет подходил каштановым волосам. И вряд ли карета её была роскошной.
Вступать в перепалку мне не хотелось, но ответить на грубость обязательно следовало. Я мило, почти с улыбкой ответила:
— Видимо твоя карета была так хороша, что разбойники не удержались от соблазна.
Соседка сжала кулаки, раздраженно засопела, перебирая в уме, что бы ответить, но слуги принесли мои сундуки с вещами. И она переключилась на них.
Я же приступила к раскладыванию вещей, не обращая на соседку внимания.
Пока развешивала тёткины платья, она хмыкала и закатывала глаза. А вот когда увидела наряды Шатильена, сменила гнев на милость и попыталась завязать непринужденную беседу.
Но я пресекла попытки подружиться, припомнив её же слова:
— Увы, Нилья, я не настолько состоятельна, чтобы дружба наша оказалась крепкой и нерушимой, поэтому прибереги своё красноречие для других претенденток.
Она покраснела, сделала вид, что не приняла мои слова всерьез, и, встав перед зеркалом, демонстративно занялась прической. А как только часы, что стояли на столике, издали перезвон, разгладила руками платье и покинула комнату.
Подумав немного, я отложила дела и последовала за ней.
Следуя за соседкой, я пришла в просторный зал с длинным, красиво сервированным столом. Места, предназначенные для гостей, были свободны, однако слуги посадили нас с соседкой в самом конце, подчёркивая наше незавидное положение.
Нилья злилась, а я… просто игнорировала этот факт, наслаждаясь вкусной едой.
— Если хотите, чтобы к вам относились лучше, следует проявить находчивость и… — незнакомая мне девушка, что сидела поодаль, тише добавила: — Щедрость к слугам.
Совет её дельный, но мне проявлять щедрость не с чего. К тому же я понимала, что ссору с лиерами, встретившими
