class="p1">Свечи отражаются в миндалевидных глазах, смешиваясь с золотистыми лучиками. Удивительно и красиво. Я смотрела бы в его глаза вечность…
— Диана, — неожиданно севшим голосом произнес Кир.
Я вздрогнула. Вот позорище, разве можно так пялиться на парня? Снова заработала ножом и вилкой, пряча смущение и недовольство собой. Кир же повел себя странно. Скинул с правой ноги башмак. Стянул полосатый носок. Аккуратно сложил треугольничком. И протянул его мне на ладошке, смиренно склонив лохматую голову.
— Э — гхе, гхе… — пока подбирала отпавшую челюсть, кусок отбивной застрял поперек горла, и я опасно закашлялась.
Кир подскочил в тревоге, но я уже отдышалась. И вилку отложила в сторонку, на всякий случай. Парень с облегчением улыбнулся — и снова сунул к моему носу носок, держа его трепетно, будто сокровище. На мое счастье, довольно свежий. Без запаха.
— Примешь? — с замиранием сердца произнес Кир.
— А зачем? — настороженно поинтересовалась я.
Лицо парня вытянулось в растерянности.
— Диана, Кир пытается за тобой ухаживать! — вмешалась, не выдержав, Эя.
— А носки тут при чем?! — возмутилась я.
— Ты не знаешь? Два носка составляют пару! Когда мужчина отдает один из них женщине, каждый принимает на себя обязательство хранить часть этой пары.
— Очень символично, — фыркнула я. — А новые носки не смотрелись бы романтичнее ношеных?
— Снимая носок с ноги, мужчина отрывает его от тела, — патетически заявила Эя.
Я поморщилась, невольно подумалось: это как же надо затаскать свои носки, чтобы пришлось «отрывать» их от тела…
— И что, мужчина потом так и ходит — на одну ногу босой? — заинтересовалась местными традициями Баба Шу. — А если пятку сотрет?
— Он демонстрирует этим поступком, что готов жертвовать личным комфортом ради отношений, — проворчал Кир, комкая в кулаке злополучный носок.
Я вдруг почувствовала, что начинаю краснеть. То есть, видимо, «изумрудить» — сердце заколотилось, кровь прилила к щекам… Вся эта чушь о носках означает, что Кир… пытался за мной ухаживать? Он говорил сейчас об… отношениях?! Уже скоро у меня будет личное тело. Я стану человеком, и… То есть, не человеком, но…
Ух. Это что, предложение? Но я ведь еще не…
Разве делают предложение НОСКОМ?!
Нет, о чем я; «ухаживать» — это не предложение, то есть — предложение, но еще не такое… ужас, я совершенно запуталась!
А Кир расстроился. Мнет в руках свой носок и не знает, куда его деть. Но ведь я не хотела его обидеть!
До чего дурацкий обычай — совать девушке в нос носки. Сказал бы просто: лю…
А может, я неправильно поняла? Одно дело — стянуть в пятки носок, и совершенно другое — заговорить о любви… И что мне теперь со всем этим делать?
«Признайся ему в своих чувствах», — вклинился в мои размышления голосок Эи. Я возмутилась:
— Эя! Это личные мысли. Ну-ка, прочь из моей головы!
— Это не твоя голова, — запальчиво возразила Эя.
Черт, и ведь не поспоришь.
— Девочки, не ругайтесь, — Баба Шу, как всегда, с миротворческой миссией. Нам бы сюда психиатра… Кир уставился на меня (на меня?), напряженно моргая. Пытается угадать, о чем речь. Эя опять не сдержалась:
— Кир, не бойся, Диана тебя очень…
— Эя!
— Что «Эя»? — передразнила меня (моим собственным ртом!) юная вредина.
— Эя, что? — встрепенулся Кир.
— Все, с меня хватит. Давай сюда свой носок, — я решительно протянула руку. Кир с сомнением покосился на зажатый в кулаке полосатый комочек и… не отдал! Да что происходит?!
— Диана, а как в вашем мире ухаживают мужчины? — бархатным голосом произнес Кир. Вот его куда понесло. Достойный вопрос. Я задумалась:
— Ну, к примеру, они дарят цветы.
Перед глазами внезапно возникла ветка сирени, которую хотел сломать Игорь. Как давно это было. Давно и неправда, он за мной не ухаживал, преподнес свои носки другой, на которой женился — все разом....
— Цветы? — поразилась Эя. — Но они же умрут! Какая жестокость.
— Бессмысленная жестокость, — поддержала ее Баба Шу. Мне стало обидно:
— А у вас как ухаживают?
— Расставляют брачные сети и ждут, кто в них попадется, — с плотоядной мечтательностью произнесла паучиха. — Но занимаются этим женщины. Мужчины делают вид, что хотят брачных сетей избежать, хотя это, конечно, неправда.
Кир содрогнулся:
— Мне больше нравится идея с цветами. Правда, они довольно опасны, когда защищаются.
Неужто притащит какой-нибудь ядоплюй? Язык мой — враг мой!
— Не надо цветов, никогда не любила эту традицию, — поспешила я заверить парня. Тот растерялся:
— А что же ты любишь?
— Ммм… — что там в списке земных ухаживаний? Бриллианты? Билеты в кино? Ресторан? Прогулка вдвоем под луной?
— А я знаю! — хихикнула Эя. — Диана любит мороженое.
— Моим ртом выдаешь мои же секреты? — с напускной суровостью возмутилась я.
— В твоем мире все это знали, — смутилась Эя. Даже не возразила, что рот-то ее.
— А в этом — нет.
— Что такое мороженое? — почему-то шепотом спросил Кир.
— Жутко холодная еда, — так же шепотом принялась объяснять Эя. Будто когда они шепчутся, я их не слышу.
Кир задумчиво сунул носок в дупло и извлек оттуда свисток. Я с интересом прослушала тонкую трель. К чему бы это?
— Ой, — пискнула Эя, привлекая внимание к тарелке. Одинокий кусочек, оставшийся от отбивной и забытый за разговором, на глазах покрывался корочкой льда.
— Что это?! — пораженно спросила я.
— Мороженое? — заботливо предположил Кир.
В торжественной тишине мы разглядывали тело девушки лет двадцати пяти, симпатичное и безмозглое, целомудренно облаченное в нежно-розовый сарафан.
— Хороша, — молвил Док.
— Только розовый ей не идет, — задумчиво отметила Эя.
Трандерскунция пыхнула в потолок ядовито-оранжевым облачком, выражая свое возмущение: облик девушки создавала она.
В целом, я была с Эей согласна, на теле оттенка лайма розовый сарафан смотрелся ужасно. Да и фасон следовало бы изменить. Но разве это сейчас имеет значение? Посредине лаборатории, на низенькой табуретке, сидела ожившая, материализованная иллюзия!
— Нужно взять кровь на анализ, — оторвался от созерцания Кир и деловито закопошился в коробке.
Да, в жилах девушки, бывшей пару минут назад лишь бесплотным видением, струилась настоящая
