class="p1">Будто высеченные из камня черты лица. Вымокшие под дождём, потемневшие волосы в полном беспорядке прилипли к вискам. Тени под глазами, заострившиеся скулы, плотно сжатые губы.
И чёрный, как провал в преисподнюю, кипящий гневом взгляд.
Бессильно роняю руку. Звуки бала сливаются в невнятную мешанину, отступают, проваливаются куда-то за пределы заколдованного круга, в котором только мы вдвоём.
Нужно – бежать от него, возвращаться к постылым хозяевам, пользоваться многолюдностью бала, где инкуб не сможет ничего мне сделать.
Хочу – бежать к нему, броситься на шею, прижаться и целовать жёсткую линию губ, вспоминать на вкус.
В результате стою на месте как парализованная, и не могу пошевелиться, ни туда ни сюда.
- Вел, я… - мой хриплый шёпот и без того не слышно в грохоте музыки. Но Велиар вскидывает голову, щурит надменно взгляд, властно обрывает:
- Нет. Я больше не стану тебя слушать. Так что не трать слов.
А я на самом деле хотела извиниться за то, что обманула. Но, судя по всему, мои извинения ему без надобности. Он не за ними ехал сюда через пол карты.
- Как ты меня нашёл?
Инкуб усмехается, но это недобрая улыбка.
- В Кроуфорде никто не видел очкастой и скучной гувернантки Льюисов. Зато прехорошенькую юную леди с длинными волосами, сверкающими глазами и румянцем на всю щёку запомнили многие на станции, откуда уходят дилижансы. Не составило труда узнать, в который ты села.
Смущаюсь. Видимо, после того, как инкуб едва меня не «съел», я была так взволнована, что совершенно позабыла о правильной маскировке.
Значит, в Кроуфорде меня даже не узнали… хорошо, что не пойдут лишние слухи. Получается, я невольно сумела в очередной раз спрятаться ото всех. Плохо, что не получилось спрятаться от одного-единственного, от кого имело смысл.
Инкуб прекращает давить меня мрачным взглядом.
Просто отворачивается. А потом бросает через плечо – и я вижу его чеканный надменный профиль.
- Я ухожу. Ты же сама не хотела слухов? Так не будем давать им пищу. А ты… жди полминуты – и за мной. И лучше не испытывай снова моё терпение, Эрнестина. Поверь, от него уже почти ничего не осталось. Ещё один-единственный твой фокус – и с бала уедешь задницей вверх на моём плече. Вот тогда уже будет поздно беспокоиться о слухах.
Он почти рычит, и я понимаю, что в этот раз всё предельно серьёзно. Шутки кончились. Я доигралась.
Как загипнотизированная смотрю на грациозную хищную походку инкуба, на движения широких плеч, на то, как он почти скрывается в толпе… еле успеваю очнуться и пойти за ним прежде, чем совсем потеряю из виду.
Я так устала бегать, у меня такое опустошение на душе, что Велиар мог бы не волноваться – мне сейчас плевать даже на то, что я покидаю свой служебный пост, и теперь хозяин вполне может уволить меня за дезертирство. Не могу думать ни о чём другом – только о том, чтобы не потерять в толпе тёмно-серое пятно, которое то и дело заслоняют от меня пёстрые наряды.
Наверное, крохотной булавке проще избежать притяжения магнита, чем мне – оторвать взгляд.
Когда он проходит мимо невозмутимых лакеев через позолоченные двери высотою в два человеческих роста и исчезает за ними – я начинаю паниковать. Ускоряю шаг.
Что, если я его потеряю? Прямо сейчас? Вдруг это такой изощрённый способ мести? Чтобы я почувствовала себя в его шкуре? И когда я пройду через створки дверей, увижу лишь пустой коридор? Что буду делать, если так никогда больше и не смогу приблизиться – и коснуться, и попытаться объяснить, оправдать себя, достучаться… просто, чтобы понял, почему я так поступила с ним. Чтобы престал на меня так смотреть.
Как бы я хотела вернуть снова тот, прежний взгляд – тёплый, страстный, обожающий… нежный. Хоть на минуту. А не сгорать заживо в ледяном огне его высокомерного гнева. Никогда не подозревала, что это может быть так больно. Когда на тебя смотрят снова как на… мышь. Пищу, которая вздумала бунтовать и сбежала с тарелки. Мне казалось, что он перестал уже так ко мне относиться, что всё это превратилось в нечто большее, нечто, чему я не могла найти название… какая глупость. Как будто инкубы умеют чувствовать что-то, кроме голода.
Кот поигрался, и хватит. Я, наверное, развлекала его, веселила до поры до времени. Но перешла границы дозволенного.
Лакеи даже не смотрят на меня. Их привычно-остекленелый взгляд направлен куда-то в пустоту.
Такие же слуги, как я. Живые игрушки.
Вылетаю в коридор, задыхаясь… и не успеваю испугаться, как меня хватают за руку.
Инкубу изменяет терпение. Здесь, в пустом и прохладном пространстве он больше не хочет разыгрывать спектакли для случайных зрителей. Добыча попалась в когти, и должна знать об этом.
Не удостаивая даже взглядом, Велиар тащит меня вперёд. Я едва поспеваю. Запястье жжёт горячее касание, даже через плотный рукав. Бесполезно просить подождать. Я и сама уже не могу.
А потом он останавливается, так, что я врезаюсь в его плечо.
- Слишком долго… иди сюда!
И толкает меня в сторону крохотной ниши в стене.
Там всего лишь маленький столик на витой ножке, и на нём ваза с сухоцветами. Столик не выдерживает раздражённо вломившегося инкуба, разваливается на части. Ваза тоже в дребезги.
Велиар вжимает меня в стену и задёргивает за нами бордовый бархат декоративной шторы.
В полумраке – лишь звук нашего дыхания. Мерцающий взгляд надо мной. Сгустившееся до предела напряжение, от которого дрожь по телу. Слишком тесно, чтобы я могла хотя бы пошевелиться. Но кого я обманываю – будь это хоть тронный зал королевы, трудно шевелиться, когда тебе к стене всем телом прижимает разъярённый инкуб.
Делаю ещё одну попытку достучаться.
- Велиар…
- Молчи. Я слишком зол на тебя. Или на себя… да, так вернее. Впервые в жизни подпустил кого-то ближе, чем следовало. Что ж, будет мне наука. Спасибо. Мышка.
Мне хочется плакать. Почему? Что я такого сделала? Если я осталась бы тогда, разве это что-то изменило? Но всё равно горько слышать всё это, горько слышать его признание. Что оказывается, я была… ближе.
А теперь, когда он держит меня в руках, мне кажется, что между нами снова пропасть.
Просто голодный инкуб.
Просто подходящая добыча.
- А ещё я смертельно голоден, Эрнестина!.. – царапает мой слух его хриплый шёпот.
- Мог бы подкрепиться в дороге! – отвечаю я, сглатывая противный комок в горле, изо всех
