— Пойдём ко мне, — Рената подхватила её под руку и поволокла к своему временному жилищу. — Тебе нельзя сейчас с ним оставаться.
Та, словно марионетка ковыляла за чужеземкой, бормоча под нос:
— Он откажется от меня, заберёт детей, а меня покроет вечным позором. За что? Я ничего плохого не сделала, была честна и верна ему. О, Небесная Кобылица, за что мне всё это?
Весь вечер Рената отпаивала несчастную горячим чаем, от кумыса и медовухи та отказалась. Попаданку тоже не тянуло совершать алкогольные подвиги, да и надобности не было. Они проговорили всю ночь. Разумеется, на местном. Ренате было уже всё равно насчёт конспирации, ей было безумно жаль степнячку. Она оказалась забитой молодой девчонкой, которую очень рано выдали замуж, едва у той пошла первая кровь. Раннее материнство высосало из неё все соки, ведь она даже не успела как следует налиться.
Мужа она не любила, но и ненависти не испытывала. До сегодняшнего дня. Просто терпела, молчаливо выполняла все свои женские обязанности, слушалась старших и не перечила.
«Что в ней нашёл шаман? По большому счёту ничего особенного, даже характера не наблюдается», — так думала Рената в начале их беседы, но спустя несколько часов общения изменила своё мнение.
На ранней зорьке отряд особого назначения отправился в путь. Ночью, как ни странно, никто девушек не побеспокоил. То ли охранник сам справился с беседой с «обиженным» супругом, то ли Батыр-хана подключили — неизвестно. Поднимать этот вопрос Рената не стала, ей было чем заняться — призывать ветер.
С утра, как водится, пелось не очень. Несмотря на плотный завтрак, предварившийся очередной порцией тошноты, которую попаданка списала на волнение, и горячий чай. Пришлось распеваться, а потом уже с чувством, с толком, с расстановкой поражать местное население силой её удивительных песен.
Бартагай и Зурукман на всякий случай держали под рукой жертву. И если второй искренне интересовался, получится ли у Ренаты договориться со стихией насчёт воздушного пути, то Бартагай надеялся, что она провалится. Ибо выскочка! Невыносимая блудливая паршивка, перебегающая ему, прекрасному во всех отношениях шаману, дорогу.
И вот поднялся ветер, закружился, завихрился воронкой. Без лишних вопросов и разговоров, поскольку и так был в курсе, он направил свою скоростную дорогу в нужную точку. Изумлённый вздох вырвался у шаманов — уж они-то видели, что всё верно.
Что же это получается? Они всю жизнь, как и их предки, приносили в жертву скот и людей, в зависимости от размера просьбы, и всё зря? В смысле можно было обойтись и без этого? То, что среди своих же встречались шаманы, справлявшиеся без жертвоприношений, было скорее исключением, но тут какая-то девица…
В отличие от воздушного пути того же Бартагая, ради Ренаты элементаль расстарался на славу. Никого в разные стороны не болтало, лишь поддувало в спину, придавая ускорение. Дамам был особый комфорт — их дополнительно обволакивала смягчающая «подушка».
На место прибыли за считанные минуты. Их встретили величественные горы, чьи вершины терялись в облаках и поддерживали небосвод, могучие дубы, пушистый снег, падающий с небес большими хлопьями, и дикий кошачий вой. Низкий, вибрирующий, жуткий.
— Всё как по написанному, — гордо отрапортовала Рената. — Точнее спетому.
Воины ощетинились копьями, прикрывая Батыр-хана и шаманов с дамами от дикого зверья.
— Вас с Алтынай никто не тронет, — шепнул ей ветер. — За остальных не отвечаю.
Рената передала приятную весть новой подруге. Ну, как подруге, очень хорошей девушке (женщиной её язык не поворачивался называть), к которой она прониклась неподдельной симпатией. Та раскрылась перед ней совершенно искренне, ни разу даже не подумала в чём-либо упрекнуть и вообще оказалась замечательным человеком. Забитым, но в то же время очень чистым, лишённым какой-либо зависти и злости. Когда она рассказывала о чём-то, не связанным с мужем, её глаза начинали сиять удивительным внутренним светом, а сама она казалась такой… наполненной что ли.
И теперь-то Рената понимала, что в ней мог найти великий шаман!
— Приготовить силки! — раздался властный голос Батыр-хана. — А ты давай пой что-нибудь! — это уже Ренате.
— В смысле? — не поняла попаданка.
Ей, конечно, была интересна вся эта история, да и дар было занимательно развивать, но, кажется, кто-то окончательно обнаглел. Совсем ничего сам делать не хочет. Если бы не любопытство, вызвала бы ветер и улетела в сторону местного острова Пасхи!
— Ну а как мы будем Айтбая приманивать?
— Можно танцы шаманские устроить, — предложила Рената. — Ему это явно будет ближе, чем мои вопли.
Она специально утрировала, дабы не дать сесть себе на шею. А то быстро привыкли: направление движения узнай, ветер вызови, орла примани. Хотя, справедливости ради, она признала, что насчёт ветра она сама вызвалась поработать — уж больно не хотелось чьих-либо жертв.
Как ни странно, но Бартагай с удовольствием взял инициативу на себя: надел свою шапку с перьями (не из цельного орла, но выглядело тоже солидно), достал бубен и принялся скакать и гортанно петь на непонятном языке. Даже Рената с её универсальностью ничего не поняла. Возможно, он пел чушь…
Чем дольше шаман в синем халате совершал хаотичные телодвижения и не менее хаотичные песнопения, тем больше попаданка убеждалась, что тот халтурит. Странно, что Зурукман стоит с умным видом и помалкивает. Сговорились, что ли? Ну, правда, даже со своим дилетантским подходом и минимальным опытом Рената чувствовала, что от его действий не идёт никакой силы. Ни вибраций, ни мурашек, ничего. Она не ощущала ничего. С таким же успехом она могла спеть «Ой, мороз, мороз» и выдать это за колдовское заклинание. Ну а что, особенно если сосредоточиться и исполнить песню на родном языке, который здесь не знает никто…
— Нет его здесь, — спустя полчаса физических упражнения, Бартагай остановился и вынес вердикт. — Она могла всё напутать и направить воздушный путь не совсем точно.
— А вы разве смогли бы? — Рената ехидно приподняла бровь. — У вас что, есть какая-то настройка на поиск Айтбая?
— Нет, но раз уж ты взялась за дело, то надо выполнять его качественно, — грозно рыкнул шаман.
Зурукман в сторонке отмалчивался. Странно всё это…
— Хорошо, я доведу! — попаданка решила идти ва-банк.
В конце концов, хуже, чем то, что она сейчас увидела, точно не будет. Она хотя бы поёт приятнее, авось, приманит блудного пернатого. У неё как раз вспомнилась одна песня, которую мама очень любила и слушала довольно часто, пусть та и была не первой свежести. Тут хочешь — не хочешь, а запомнишь, в отличие от собственного пророчества, которое она, хоть убей, не могла воспроизвести. Ладно бы слова, их ей напомнили, но мелодия начисто стёрлась из головы. Хорошо, хоть вариант имелся!
Когда то помню в детстве я мне пела матушка моя
О том, что есть счастливый край в котором жизнь не жизнь, а рай…[1]
В отличие от глуховатой манеры исполнения певца, отчего он ей казался особенно мужественным, она пело открыто и звонко, а на припеве и вовсе простёрла руки к небесам и заголосила от всей своей неуёмной душеньки:
Не улетай, не улетай, еще немного покружи,
И в свой чудесный дивный край ты мне дорогу покажи.
То ли из её уст теперь всё срабатывало как заклинание, то ли ветер пошуршал и пригнал неугомонную птицу к месту встречи — она точно не знала, ибо ничего особенного не ощущала, просто голова кружилась то ли от горного воздуха, то ли от собственной дури.
— Летит! — вскрикнула Алтынай, подпрыгивая от восторга.
Она и не думала, что сработает!
Все тут же посторонились, оставляя в одиночестве Алтынай и Ренату. Последняя сделала аккуратный шаг назад, второй, наступила на что-то, запнулась, упала, вот незадача! Оказалось, она напоролась на один из силков, которые поставили ушлые басурмане для орла.
— Дебилы, — ворчала Рената. — Он же не птица, сообразит, что не надо сюда соваться.
