Я замедляю шаг, давая Персефоне время привыкнуть к более слабому освещению. Давая нашим гостям время увидеть нас, понять, что все наконец-то начинается. Взгляды поворачиваются в нашу сторону, и тихий шепот проносится по комнате, когда они понимают, кто идет у меня под рукой.
Я провожу Персефону к темному трону, стоящему у стены в центре комнаты. Это чертовски драматично и абсолютно нелепо, но это служит своей цели. Король является королем только в том случае, если все вокруг признают это. Возможно, я никогда больше не ступлю в верхний город, но в моих интересах напомнить каждому человеку в этой комнате, кто здесь правит.
В конце концов, мне нужно поддерживать репутацию.
Я опускаюсь в кресло и сажаю Персефону себе на колени. Она такая напряжённая, что я с таким же успехом мог бы поставить статую себе на бедра. Я поднимаю бровь.
— Тебе будет больно, если ты не расслабишься.
— Все пялятся, — говорит она уголком рта.
— В том-то и дело.
Она смотрит на свои сцепленные руки, стиснув зубы.
— Я знаю, в этом весь смысл, но знать это и испытывать это — две совершенно разные вещи.
Вот почему я изменил свои первоначальные планы на ночь. Она чертовски бесстрашна — она мчится вперед, даже когда ее разум и тело кричат ей, чтобы она притормозила. Я глубже погружаюсь в кресло, увлекая ее за собой. Сначала она сопротивляется, но когда я бросаю на нее многозначительный взгляд, она позволяет мне расположить ее так, чтобы она прислонилась к моей груди.
— Шоу скоро начнется. — И тогда она будет слишком отвлечена, чтобы беспокоиться обо всех
остальных в комнате.
— Какое шоу?
Я позволяю себе улыбнуться и свободно обнимаю ее за талию. По всей комнате свет чуть приглушен, а те, что направлены на центральное возвышение, немного ярче.
— Ты помнишь, как была на виду?
— Конечно. Это случилось вчера.
Я крепче сажаю ее к себе на колени. В другой вечер в моих интересах было бы отвлечь ее от центра внимания, но я хочу, чтобы она чувствовала себя непринужденно.
— Тебя сегодня там не будет.
Я не упускаю того, как ее мышцы слегка расслабляются. Я знаю, что мысль о том, что за ней наблюдают, возбуждает ее, но она также новичок в этом. Оказаться в центре внимания было бы слишком, слишком рано, и я не могу отрицать, что очень хочу, чтобы она наслаждалась этим временем со мной.
— Я не буду?
— Нет. А теперь расслабься и наслаждайся шоу, — шепчу я ей на ухо. — Это только для тебя.
Глава 14Персефона
Как я должна сосредоточиться на «шоу», когда Аид прикасается ко мне повсюду? Его бедра твердые под моими, его грудь твердая у меня за спиной, его рука железной полосой обхватывает мои бедра, и я нисколько не возражаю. Я немного сдвигаюсь, просто чтобы почувствовать напряжение от того, что он держит меня, не удерживая.
— Успакойся.
Я снова перекатываюсь, просто чтобы противоречить, а затем сожалею о своем решении, когда чувствую его твердый член у своей задницы. Искушение, которому мне не позволено поддаваться, по крайней мере, пока. Я думала, что смогу убедить его передумать в душе, но мне следовало знать лучше. Аид не дрогнул. Если я не смогла убедить его взять меня голой и мокрой, то сейчас у меня точно нет шансов, в замысловатом белье или нет.
Меня временно отвлекают два человека, поднимающиеся на помост. Белый мужчина и крупная белая женщина, которых я не узнаю. На нем пара кожаных брюк с низкой посадкой, а на ней вообще ничего нет. В комнате должно быть около пятидесяти человек, но он смотрит только на нее. Я не могу слышать, что они говорят друг другу отсюда, но она грациозно опускается на колени, как будто это движение — чистая мышечная память.
Ответный импульс проходит через меня, глубокое узнавание. Я расслабляюсь, прислоняясь спиной к Гадесу, и слегка поворачиваю голову.
— Кто они такие?
— Разве это имеет значение? Смотри вперед. Будь внимательна.
Я выдыхаю и поворачиваюсь обратно к возвышению. Мужчина прижимает палец к подбородку женщины и приподнимает ее голову. Что бы он ни говорил, на ее губах появляется блаженная улыбка. Он еще ничего не сделал, но я, несмотря ни на что, в восторге. Он отходит на несколько шагов, и тогда я замечаю сумку на краю возвышения. Мужчина хватает кусок веревки и начинает связывать свою партнершу.
Этого почти достаточно, чтобы не заметить тот факт, что головы все еще поворачиваются в нашу сторону. Я не могу ясно разглядеть большую часть аудитории из-за теней, но невозможно ошибиться в низком ропоте, который начался, когда мы прибыли, и не утих. Я слышу, как произносят мое имя, и мне приходится бороться, чтобы не напрячься.
Теперь пути назад нет.
Никогда не было.
Я надолго закрываю глаза, борясь с трепещущим чувством в груди. Я выбрала это. Я буду продолжать выбирать это. И маленькая, запретная часть меня наслаждается вниманием, наслаждается шоком, который, я знаю, испытывают некоторые из этих людей. Я хочу продолжать шокировать их.
Я делаю медленный вдох и снова сосредотачиваюсь на паре на возвышении. Он уже наполовину связал свою партнершу. Каждый поворот, каждая линия, которую он визуально прорезает на ее соблазнительном теле, заставляет напряжение все сильнее и сильнее пронизывать меня. Это похоже на наблюдение за художником, создающим шедевр, за исключением того, что шедевр — это другой человек, и очевидное желание между ними пульсирует с каждой минутой, которая проходит. Мое дыхание становится прерывистым, и мне приходится бороться с желанием моего тела перекинуться против Аида.
Его губы касаются изгиба моего уха.
— Это из-за рабства или из-за выставки ты вся такая горячая и похотливая?
— Все смотрят, — шепчу я в ответ. — Мы можем видеть ее всю. — По крайней мере, мы можем
теперь, когда он широко связал ее ноги и работает над серией узлов между ее бедрами. Румянец, распространяющийся по ее коже, говорит о том, что ей нравится испытывать это даже больше, чем мне нравится наблюдать.
Аид сдвигается, двигаясь, чтобы слегка провести кончиками пальцев по моему животу. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он обводит ремни, пересекающие мое тело, и еще несколько секунд, чтобы установить связь между тем, во что я одета, и сценой, разыгрывающейся перед нами. Его дыхание скользит по моей шее.
— Я собираюсь прикоснуться к тебе сейчас.
— Ты уже прикасаешься ко мне. — Я не знаю, почему я спорю, ведя себя так, как будто я не
задерживаю дыхание, чтобы не умолять его прикасаться ко мне больше.
— Персефона.
Немного осуждения, смешанного с весельем.
— Скажи мне, что ты не кончишь сильнее, чем прошлой ночью, если я помогу тебе пальцем
прямо здесь, на глазах у всех… Скажи мне, и я остановлюсь.
Я не могу сказать это, не солгав. Мне вдруг захотелось, чтобы он вывел меня на сцену, перегнул через стул или просто бросил на пол и трахнул прямо там, когда на нас смотрит так много глаз. На нас уже смотрят, даже если они видят нас не яснее, чем я вижу их. Заметят ли они, что Аид запустил руку мне в трусики? Хочу ли я, чтобы они это сделали?
Да.
Я осторожно отодвигаюсь назад и опускаю руки, чтобы прижаться к его бедрам. Новая поза оставляет мое тело полностью открытым для него. Я сглатываю и стараюсь говорить приятным, раскаивающимся тоном вместо требования.
— Пожалуйста, прикоснись ко мне, Аид..
— Ты исключительно мотивирована своим удовольствием. — Он усмехается мне в плечо.
Несмотря на мои проклятые мольбы, он не ускоряет темп. Он проводит средним пальцем по ремешку, охватывающему мою талию. — Половина глаз в этом месте устремлена на тебя, Персефона.
Я дрожу, сильнее прижимая руки к его бедрам в попытке устоять на месте.
— Ну, мы посылаем сообщение, не так ли?
— Да. Оглянись вокруг. — Если бы он был буквально демоном на моем плече, он не мог бы быть
более соблазнительным. Аид опускает руку еще на дюйм, пока его мизинец не касается верхней части моих трусиков через переднюю часть юбки.
