Он коснулся тростью моих сосков, и они сразу же предательски напряглись, вызвав сдержанный восторг покупателей.
— Можно ли пощупать? — спросил один из них — седой сухопарый старикашка в черном бархатном камзоле и с золотой цепью толщиной в два пальца вокруг тощей шеи. — Я бы желал убедиться в их природной упругости. Бывает так, что груди мажут мёдом акации, чтобы они набухли…
— Мы не прибегаем к таким уловкам, господин Раймус! — оскорбился Тюн. — У нас — порядочное заведение с хорошей репутацией.
Порядочный бордель… Это так же поразительно, как честная шлюха.
Я стояла перед человеческими мужчинами совершенно голой, ощущая на себе их жадные взгляды, и старалась представить, что бегу по лесу, преследуя зайца. Надо приложить усилия, чтобы потом насладиться заслуженной победой. Так что держись, Афаль. Просто беги по следу, действуй согласно своему плану.
— Простите, но я желал бы лично… — брюзжал господин Раймус.
Его поддержали и остальные, Бринк и Мерсер хранили мрачное молчание.
— Пощупать товар разрешается, — с готовностью согласился Тюн. — Плата за одно касание — золотая монета.
Новость была встречена недовольным молчанием.
— Грабёж, — пробурчал господин Раймус.
— Вы можете отказаться, ваше право, — любезно улыбнулся ой хозяин.
— Я заплачу, — с вызовом заявил старикашка в бархате и бросил на стол золотую монету.
Покупатель поднялся с видимым трудом, но ощупал мою грудь вполне бодро, приоткрыв алчно рот и больно дернув за соски.
— Убедились? — вежливо спросил Тюн, выставляя трость между мною и господином Раймусом. — Кто-то ещё желает заплатить за тактильную оценку?
Желающих нашлось трое. Бросив монеты вслед за первой, они долго толкались возле меня — пыхтя и лапая за грудь. Тюн бдительно следил, чтобы никто не позволил себе большего и не прикасался ко мне слишком долго.
Когда «тактильные оценщики» уселись в кресла, многие скрестили ноги, тайком потирая живот и что пониже.
— Про отсос, пожалуйста, — напомнил господин Алтон.
— Уже переходим к этому пункту, — раскланялся Тюн и приказал мне: — Опустись на колени, боком к господам.
45
Когда я подчинилась, Тюн отложил трость и взял со стола деревянный фаллос, сделанный с большим искусством. Резчик со всей реалистичностью изобразил не только головку, открытую от крайней плоти, но и могучий ствол — немного изогнутый, оплетённый выпуклыми венами.
— Покажи господам, как ты орудуешь языком, — Тюн поднёс дилдо к моим губам, и я подалась вперёд, привычными движениями облизывая головку, отстраняясь, высовывая язык, чтобы пощекотать место под головкой, потом опять облизала, продвигаясь по стволу, и всё это сопровождая развратными причмокивающими звуками.
— Представьте, как она будет лизать именно ваш член, — искушал покупателей Тюн, двигая деревяшкой всё быстрее. — Представьте, что она будет стоять перед вами на коленях и глядеть вам в глаза, пока вы кончаете ей в рот, снова и снова. Кстати, наша Афаль всегда глотает мужское семя. Для неё это — самый вкусный напиток. Она будет пить вас, высасывать всё до последней капли, наша ненасытная… Ох, господа! Я сам захотел её!.. Может, мне не продавать мою красавицу? Но нет, этот бриллиант достанется одному из вас…
В комнате стало тихо и жарко, и запахло мужским желанием — этот запах ни с чем невозможно перепутать. Мускус и пот, терпкость и сила. Они все хотели меня. Но достаться я должна была только одному. Тому, кто даст за меня больше.
— Насколько глубоко она может заглотить? — заволновался господин Алтон, и я чуть не хихикнула, потому что мне было понятно его волнение.
— Сейчас я всё вам покажу, — Тюн был сама галантность.
Отложив деревянный фаллос, он выбрал другую игрушку — нить с нанизанными шариками. Эти шарики, поменьше размером, чем нефритовые, были выточены из черного блестящего камня и нанизаны двенадцать штук на кожаную тесьму.
— Открой рот и запрокинь голову, — приказал он мне и не дожидаясь потянул за волосы.
Шарики скользнули в мой рот, по языку, в горло, я расслабилась, позволяя им опуститься всё ниже.
— Смотрите, четвёртый, — мурлыкал Тюн, — пятый… её глотка — безразмерна. Туда поместился бы даже член великана, если бы великаны существовали…
— Восьмой… девятый… — бормотали уже покупатели, а господин Алтон задышал так, что листовка в его руке заколыхалась.
— Как видите, она вместила в себя все двенадцать шариков, — объявил Тюн, вытаскивая из меня игрушку и позволяя опустить голову. — Это — талант, господа, и он стоит очень дорого. Обратите на это внимание.
Он положил шарики на стол, взял меня за макушку, жестом указывая встать с колен и повернуться к нему спиной. А точнее — попкой.
— Теперь переходим в оценке той части женского тела, — говорил он, легко толкнув меня в затылок, чтобы я наклонилась, — которая привлекает нас не меньше, а кого-то и гораздо больше, чем мягкие пухлые сисечки.
Кто-то их мужчин тихо засмеялся, остальные одобрительно заворчали.
Я изогнулась в талии как можно соблазнительнее, ухватившись за спинку стула, который Тюн предусмотрительно выставил на нашу сцену. Посмотрев на мужчин, я не увидела в их взглядах ничего нового — одна лишь животная страсть, одна лишь жажда обладания, жажда красивой, доступной плоти. И кто после этого — дикое животное, а кто — высшее существо, называемое человеком?
Взгляды Мерсера и Бринка ничем не отличались. Генерал сидел, скрестив руки на груди, забросив ногу на ногу и чуть заметно двигая бёдрами, а Бринк уже не мог сдерживаться и поглаживал себя, забирая штаны пониже живота в горсть. Другие мужчины тоже ёрзали и потирали ноющие члены, а ведь Тюн ещё не дошёл до главных лотов сегодняшнего аукциона.
— Выпяти попку, моя золотая, — пропел Тюн, — сейчас мы оценим её. Оценим со всем сторон и даже изнутри. А поможет нам вот это!..
Я не видела, что он взял, но знала. Но для мужчин этот предмет оказался неожиданностью — даже для господина Бринка.
46
Он так и подался вперёд, разглядывая… дилдо, выточенный из горного хрусталя в форме округлой палочки толщиной в полтора пальца.
— Чтобы всё пошло как по маслу, смажем эту волшебную палочку маслом, — пошутил Тюн, вызвав возбужденный смех покупателей. — И эту великолепную попку тоже смажем, — он полил меня розовым маслом. — Взгляните, как быстро скатываются капли по ягодицам — они такие крутые и гладкие, словно выточены из мрамора. И очень упругие! С вашего позволения, я сначала продемонстрирую их упругость…
Я получила несколько шлепков по заду. Тюн ещё и развернул меня, чтобы покупателям было виднее, как упруго подпрыгивает моя попка.
— А теперь приступаем, — он двумя пальцами раздвинул мои ягодицы и начал засовывать мне в анус хрустальный дилдо. — Смотрите, как туго он входит, господа, — запыхтел он, орудуя в моей попке, как кочергой в печи. — А теперь взгляните! — хрусталь с причмокиванием покинул мою заднюю дырочку, и я знала, что теперь Тюн гордо демонстрирует его, подняв высоко над головой. — Он чистый, как слеза! Эта попка чиста и свежа, как роза! Это самая чистая шлюха на свете, смею вас уверить. Даже бабочки в королевском саду не так чисты, как она. Но я продолжаю…
Я оперлась подбородком о спинку стула, отвернувшись к стене, чтобы не видеть исступленных мужских взглядов. Немного потерпеть, получить от этого злое удовольствие — видя эту развращенность, эту дикость, животное желание.
Хрустальная палочка снова вернулась в мой анус, и Тюн слегка подшлепнул меня, давая знак, что я должна напрячь мышцы.
— Не буду скрывать, что наша Афаль — не девственница и здесь, — хозяин теперь уже открыто похлопал меня по ягодице, — но её мышцы так туги, что каждый раз для вас будет покорением женской попки, как в первый раз.
— Враньё… — хрипло выдохнул кто-то.
— Вовсе нет, — возразил Тюн. — За две золотых монеты вы можете подойти и проверить, как плотно моя красавица держит дилдо внутренними мышцами. Вы можете трахать её в задницу хоть целую ночь, но потом она снова сожмётся до горчичного зернышка. Две монеты, господа. Всего две монеты, чтобы убедиться…
