— Давай простым языком, — Дрейк, сложив локти на подлокотники, сцепил пальцы перед собой.
Да, пожалуйста. Нога уже начала отстукивать нервный ритм, скоро и пальцы станут стучать по любой доступной поверхности.
— Проще некуда: можно избавить от истинности, не без сложностей, разумеется, а запустить противоположный процесс — нереально. Другое дело, что истинность дает о себе знать в момент высокой эмоциональности. Это наталкивает на мысль…
Мужчина замолчал, то ли выдерживая напряженную паузу, то ли размышляя. Мне все одно: сидеть ровно просто невыносимо.
Поерзала, сцепила пальцы в замок…
Нет, невозможно. Сжала подлокотники, беззвучно постукивая. Забывала моргать, от сухости жгло глаза.
— Какую? — подтолкнул Дрейк к продолжению.
Кристмал откинулся на спинку кресла, упираясь ладонями в край стола. Пожевал губами, не спеша с ответом.
— Элла, вам известно, что у вас активный альфа-ген?
— Уже да, — кивок вышел дерганным.
Хорошо бы разобраться с проблемами и не лишиться всех нервных клеток без права на их восстановление.
— Ваша сила заблокирована внутри вас. От нее не избавиться, можно лишь загасить. Я не был уверен в положительном результате, когда брался за работу с вами. Риск оправдался, но, как это часто случается, не без последствий.
— И последствия — заблокированная вместе с силой истинность, да? — предположила скептически.
— Похоже, что так. Ваши обмороки наверняка завязаны на том же: чтобы не дать силе вступить в активную фазу, организм вас самоустраняет на время. Некий "перезапуск системы". Так вы остаетесь адекватны и в относительной безопасности.
— Относительной? — Дрейк звучал напряженно.
Он весь походил на крепкий канат, обмотанный вокруг камня.
— Разумеется. Рано или поздно напряжение может достичь силы, при которой либо не выдержит "заслон", либо организм. Это лишь предположения, но я склонен допустить такие варианты.
И в том, и другом случае меня ждет летальный исход. Хотелось бы услышать подтверждение, но необязательно. Все понятно без слов.
Залпом выпила еле теплый чай, не почувствовав вкуса.
— И что, ничего нельзя сделать? Просто ждать, когда случится первое или второе?
Все равно что сказать человеку дату и время смерти, чтобы он извел себя пугающим до икоты ожиданием и умер от страха.
— Да, прожить отпущенное время столько, сколько получится, наслаждаясь каждой минутой…
Хорошенькое наслаждение — бояться эмоций как огня, сторониться альф, чтобы ничего не спровоцировало. Изолироваться от всего мира и медленно сходить с ума.
— … или выпустить силу и попытаться взять ее под контроль. Достичь баланса.
О, прекрасно. В случае, если что-то пойдет не так, меня все равно убьют.
— Есть хоть один вариант, при котором я гарантировано останусь жива?
Кристмал с сочувствием посмотрел на меня, на Дрейка. На нас двоих.
Ответ понятен без слов.
— Мне нечем вас обнадежить. Подобные явления прежде не изучались. Не существует базы, на которую я мог бы опираться для достоверных выводов. Разумеется, пока вы находились в лаборатории под моим надзором, я проводил некоторые исследования, но этого недостаточно, — профессор вздохнул. — Я не знаю, справитесь вы с силой, научитесь ли контролю, — никто вам не скажет.
Да, я понимаю. Понимаю. Но черт возьми! Я хочу прожить еще… Хотя бы лет десять… Двадцать… Лучше тридцать. А не неделю и два дня. Ну, примерно.
— Тот заслон, что действует во мне, можно будет воспроизвести снова, если что-то пойдет не так?
Мужчина поднялся, активировал интерактивную панель, встроенную в столешницу. Он мог сделать это сидя, впрочем, какая разница? Он тоже может нервничать. Из-за племянника, который все больше походит на грозовую тучу, но раскатов грома пока не слышно.
Пальцы Кристмала порхали над экраном, он приложил ладонь сбоку. Голубое свечение прошило ее насквозь, короткий сигнал прозвучал одобрительно. Профессор сосредоточенно что-то искал и, наконец, нашел.
С моего угла экран выглядел затемненным, не позволяя разобрать изображение. Удобно. Никто не подглядит. Только это лишь добавляет нервозности.
— Элла Кендр. Вам было четырнадцать, когда появились первые вспышки агрессии, — произнес Кристмал и уперся ладонями по краям панели. — Сила альф в естественном виде развивается с рождения. С ней ползают, учатся ходить, говорить, бегать. Она становится неотъемлемой частью живого организма. Ее невозможно применять, пока она не "созреет", но ее чувствуют. Сила начинает раскрываться с четырнадцати лет, у кого-то позже, реже — раньше. К моменту, когда юноша проявляет себя альфой, он уже обладает определенной степенью выработанного контроля. Сила равна контролю, понимаете, Элла?
— Смутно, — мотнула головой.
— По мере развития силы в подрастающем организме развивается контроль, стабилизация разума и разрушительной энергии. Когда есть сила, но нет контроля, возникает дисбаланс и голос разума бессилен в моменты всплеска агрессии.
— Но ведь не у всех сила проявляется с рождения. Моему брату было восемь, когда она…
Черт… Поэтому у него проблемы с контролем? Потому что она поздно проявилась?
Потерла лоб, прикрыв глаза.
Проклятье.
— Нестабилен? — поинтересовался Кристмал.
Вяло улыбнулась, подпирая виски с обеих сторон.
— Можно сказать так, да.
Профессор поставил передо мной стакан с водой.
Я в полном порядке, мне не требуется успокаиваться. И пить не хочется. Я вообще не знаю, чего я хочу.
— Я описал идеальный вариант: когда с младенчества сила и контроль развиваются одновременно. Увы, это редкость. И боюсь, дальше будет хуже. Я склонен считать, что истинность позволит исключить конфликт генов родителей, чтобы не снизить риск нестабильности, но пока это лишь теория.
Попытка ответить на вопрос, зачем же нужна истинность? Здоровое во всех отношениях потомство — таков замысел мира в нынешнем обличии? Чтобы не перегрызли друг друга со своей нестабильностью. Стройно, за исключением важного момента…
— Не сочтите, что ставлю под сомнение ваш профессионализм, но вряд ли у меня, в совершенстве нестабильной, могут родиться "идеальные" альфы, — усмехнулась, и махнула рукой, — но речь сейчас не об этом. Я поняла суть: у меня сила проявилась в четырнадцать, без контроля, и вообще проявиться не должна была, поскольку я не мальчик. Я оценила чувство юмора Всевышнего, если он существует, но давайте все-таки добавим немного ясности: какие у меня шансы просто выжить? Без обмороков, без срывов. Даже без истинности. Дрейк, прости.
Вскользь посмотрела на него и вернулась вниманием к профессору.
— Какие у меня шансы? — повторила самый главный вопрос. — Стоит ли рисковать? Вернуть все как было, то есть как сейчас, не получится, ведь так?
Кристмал сел. Спинка кресла закачалась.
— Вернуть может быть сможем, но последствия не исключены. Потеря памяти частичная или полная, расстройство личности, различные психические отклонения. Предугадать невозможно.
Подлокотники кресла Дрейка жалобно заскрипели. Он запрокинул голову, смотря в потолок и сжимая несчастное обитое дерево.
— Мне не нравятся все варианты с возможным негативным исходом, — выдохнул он глухо. — А других не существует.
Он сел ровно, ослабил хватку. Серые глаза открыто транслировали то, что он произнес.
— Я не стану решать за тебя и указывать, что делать. Мне не нравится, я не хочу тебя потерять, но… — Дрейк на мгновение сжал зубы, посмотрев в сторону. — Я приму твое решение.
Давившая на легкие тяжесть словно стала чуточку легче.
"Я приму твое решение", — воспроизвела мысленно. И снова. И еще раз.
Как же это приятно звучит.
С улыбкой вытянула руку, провела по напряженной кисти Дрейка. Провела по краю ладони, подмечая мелкую кратковременную дрожь. Какая маленькая моя рука по сравнению с его.
— Спасибо, профессор, что уделили нам время. Мне необходимо подумать.
