Хороша, даже сквозь плохое качество снимка.
Вот что с ней делать?
Сестрица как будто целенаправленно притягивала к себе неприятности.
Захлопнув ноутбук, Люся растянулась на диване и злобно посмотрела на кнопочный телефон.
И тут он зазвонил, да так громко, пронзительно, противно, что она чуть на пол не скатилась.
— Да? — рявкнула в трубку.
— Привет, Люсь, — голосом Деда-Дуба сказал допотопный мобильник, — сестрица-то твоя вона что…
— А… ага.
— Совсем бедовая девка.
— Угу.
— Люсь, а давай чаю попьем?
— Давайте, — обрадовалась она.
Деда-Дуба, который до Ветрова занимал пост начальника видовой полиции, она не то чтобы прям любила, но уважала. Работали они с ним по-разному, но в целом ровно.
— Ты у себя?
— У себя, у себя.
— И я у тебя. Сейчас поднимусь.
Люся вскочила на ноги, вышла в приемную, предупредила Ольгу, чтобы та заварила им вкусного чая с конфетками, и встретила Деда-Дуба лично, приняв у него пропитанное холодом и влагой пальто.
Пенсия пошла ему на пользу: посвежел, помолодел даже домовик, преисполнился некой умиротворенности, которой раньше за ним не замечалось.
— Я вам звонила, — сказала Люся, когда они расположились в ее кабинете, — а вы не отвечали. Вжух! И вместо приличного Дмитрия Юрьевича какой-то склизкий Павел Викторович. Шок.
— Это все китаевские происки, — кивнул он. — Впрочем, я не в обиде. Тридцать лет на службе, пора и честь знать. Я ведь к тебе с просьбой, Люся.
Ну вот!
А просто так, без всякого повода, к ней уже и заглянуть нельзя?
Однако Люся не стала возмущаться. Молчала, ожидая продолжения.
— Дочь у меня была, — скорбно начал Дед-Дуб, — росла-росла, а потом стала навью.
— О господи, — вырвалось у нее. Таких подробностей Люся о старом видовике не знала.
— Двадцать исполнилось девочке, когда она решила отравиться от несчастной любви, да испугалась в последний момент… Пятнадцать лет потом пробыла нежитью, в деревне у тещи пряталась от людей.
— Дмитрий Юрьевич… — растерянно пролепетала Люся, не зная, что и сказать.
Наверное, нет страшнее участи для родителей, чем самоубийство ребенка.
Всю жизнь потом спрашивать себя и гадать: а мог ли ты предотвратить, защитить, уберечь?
И отвечать себе: мог, мог.
Не увидел.
Не почувствовал.
Не обратил внимания.
— Я когда твое интервью с навью прочитал, у меня душа перевернулась. Угробят же ее, уж больно она клубу мешает. Люсь, а давай навь у меня поживет? Я хоть и старик, но домовик. Свои стены смогу защитить.
— Ее Ветров в какой-то квартире спрятал, — ответила Люся, потрясенная этой драмой. — Вам лучше с ним поговорить.
— Опять этот Ветров, — на лице Деда-Дуба явственно отразилась неприязнь. — Выскочка. Он же наверняка в полицию подался, чтобы за своим отцом при случае следы замести. Люди рвутся к власти только для собственной выгоды, Люся. А в городе у Ветровых бизнес, и этот бизнес следует охранять. Вот и прибыл наследничек, при погонах и полномочиях. Очень удобно, правда?
— Правда, — эхом отозвалась Люся. Ее скрутило новым витком ненависти ко всем людям на земле. — Давайте я ему прямо сейчас позвоню и про навь спрошу?
— Да я сам, — отказался Дед-Дуб, — мне посредники с щенком не нужны.
Сам так сам.
И Люся принялась расспрашивать, как живется ему на пенсии.
А вечером она напилась.
Сидела в пустой квартире на полу кухни и хлестала коньяк прямо из бутылки.
И даже подвывала время от времени тихо и на одной ноте.
Казалось, что весь чертов мир ополчился против Люси.
Мог ли яг Коля работать на маньяка?
Почему Китаев выписал сюда именно Ветрова?
Почему Ветров так легко переехал в ее квартиру?
Почему собственная бабушка выгнала его из дома?
Кому вообще можно верить?
А если и Носов против нее?
А если Зорин?
Маша Волкова-а-а-а-а-а-а?
К тому времени, когда Ветров приперся с работы, Люся уже распевала «Звезду по имени Солнце», перемежая слова иканием.
— У-у-у, — протянул он, застыв на пороге, — а говорила — стрессоустойчивая. Я тебе чай заварю.
— Я больше не могу, — выпалила Люся, размазывая слезы, — я больше совсем-совсем не могу. Я тебе не верю! Вообще никому! У меня острый психоз!
Ветров склонился над ней, как-то ловко подхватил и поднял на ноги. Повел, ревущую, в спальню.
— Так-то ты долго держалась, — признал он, и тут она ощутила, что от него исходит нечто теплое и приятное. Это еще что такое?
Люся цепко ухватилась за его рубашку, принюхиваясь и прислушиваясь.
Мысли путались, в голове шумело, в горле саднило, но ей приспичило понять, прямо сейчас, как же могло его воздействие так измениться.
— Тебе меня жалко? — вдруг осенило ее, и это было особенно непереносимо, унизительно, гадко. Она отшатнулась, едва не упала, Ветров прижал ее покрепче, Люся запрокинула голову, пытаясь прочитать его эмоции, и тут его губы оказались так близко, что она испугалась, что прямо сейчас он ее поцелует.
Мир стремительно изменился, стал больше, просторнее, четче. Она падала, как Алиса, в кроличью нору и наконец достигла пола, оттолкнулась задними лапами и с пронзительным кваканьем скрылась в безопасной темноте под кроватью.
Глава 17
Ветров хохотал так, что Люсе казалось, будто грохочут над ней оглушительные раскаты грома. Мощная вибрация терзала барабанные перепонки, посылая тревожные импульсы в мозг, отдаваясь во всем тельце.
В таком виде она плохо понимала человеческую речь, слова сливались в сплошной гул, получилось разобрать только «чокнутая» и «обалдеть».
В ответ Люся надулась так, что из нее невольно вырвалось некое высокое недовольное урчание, вызвавшее новый взрыв хохота, после чего прорезонировали шаги и наступила, наконец, тишина.
Осторожно прислушиваясь, она еще долго просто сидела под кроватью, а потом высунулась наружу, убедилась, что поблизости никого нет, и, осторожно припадая к полу, шмыгнула в круглую дыру в шкафу, где ее ждали теплая водичка, заросли травы и сухой мотыль.
Не то что живые комары.
Пригревшись во влажной темноте, Люся задремала, мечтая о лете, мухах и настоящем болоте, где приволье и раздолье.
Стало так хорошо и спокойно, лениво и сонно, что она была готова провести в этом раю целую вечность. И вдруг, спустя долгое время, Люся резко встрепенулась, испугавшись, что уходит в спячку.
В ней просыпался человек и требовал свое тело и разум.
Обратный переход всегда вызывал внутреннюю дрожь: а если не выйдет? А если она не вернется? Полное спокойствие и сосредоточенность — вот что было нужно, а как успокоиться, если тебя колотит?
Понадобилось много времени, чтобы выбраться из безопасности террариума в центр комнаты, набраться решимости… и растянуться голой на гладком полу.
— Фух, — простонала Люся, трясущимися руками убирая волосы с лица. Полежала еще немного, привыкая к четкости мира вокруг, к своим ногам и пальцам, к огромному телу.
Рывком села и посмотрела на часы.
Половина четвертого утра.
Усталости она не ощущала: архаичная форма помогала здорово отдохнуть.
Снимала стрессы и вообще.
Спасала от нервных и физических перегрузок.
И даже от похмелья.
В квартире не было слышно ни звука, а дверь в спальню оказалась плотно закрыта.
Ладно хоть на это Ветрову хватило ума.
Припомнив его ржание, Люся сердито зашипела, еще не совсем владея голосовыми связками.
Поднялась с пола, прошлась по спальне, разминаясь, и поняла: нога не болит.
Видимо, ее кувыркания сняли застаревший спазм или что-то в этом роде.
Схватив полотенце, Люся тихонько проскользнула в ванную, чтобы принять душ и слинять на работу. Она больше никогда не сможет посмотреть Ветрову в глаза — перекинуться при постороннем! Более постыдной ситуации и представить нельзя.
