«Вести о его больном друге, — уговаривала я себя. — Не стоит так сильно радоваться!»
Кристиан и в самом деле появился из заросшей аллеи, раздвигая плечами зеленеющие ветви деревьев. Он приехал на повозке — ее я рассмотрела у него за спиной, невдалеке.
Это была крепкая, новая повозка. Но совсем ему не приличествующая. Не его элегантный экипаж, а прям тележка, запряженная крепкой, плотной такой лошадкой.
Впрочем, его породистый длинноногий скакун был привязан к этой тележке позади.
А сам Синеглазка Кристиан — я уже говорила, что, несмотря на породистую хрупкость, он был все же достаточно крепким и сильным мужчиной? — нес люльку. Деревянную кроватку, выкрашенную в белый цвет.
Этого только не хватало!..
— Милорд?
Не помню, как оказалась на ногах.
Присела в реверансе, склонив голову, перед ним.
В глазах темно, сердце отчаянно колотится. Но я изо всех сил старалась удержать скромный, спокойный и невозмутимый вид.
— Вот как! Милорд, значит, — произнес он весело, остановившись и поставив детскую кроватку у своих ног. — Уже не Синеглазка?
Я готова была сквозь землю провалиться.
— Прошу прощения за вольности, милорд, — сдержанно ответила я, снова поклонившись. — Это было… в момент наивысшего напряжения. Ситуация была волнительная, согласитесь? Поэтому я и позволила себе некоторые вольности. И прошу за них прощение.
Он посмеивался, рассматривая меня. Его глаза так и сияли небесной насыщенной синевой.
Ах, как он был хорош в этот момент!..
— Хотел бы я, чтобы вы назвали меня так в другой наивысший момент, — проворчал он.
Мне показалось, что мои уши сейчас вспыхнут факелами.
На что это намекает этот бесстыдник?!
И слава богу, Рози не понимает… Хотя какое слава богу, она все Ивонне передаст, а та уж пояснит, что к чему… а если не пояснит, то мне выскажет, что такие разговоры недопустимы!
— Вам идет весенний наряд, — меж тем произнес Кристиан, щурясь от солнца и рассматривая меня. — И здоровый румянец вам тоже идет. Но все же лучше бы уже перейти в тень. Но то нос обгорит.
— Пожалуй, да, — покладисто согласилась я. — Как там ваш друг? Все ли у него благополучно?
— О, я как раз от него, — беспечно ответил Синеглазка. — Эрика, признайтесь: вы волшебница?! Он так долго болел, болезнь его измотала и измучила. А вы за один прием его избавили от этой напасти!
— Даже так, — изумилась я.
— После экзекуции, произведенной вами, и после микстуры, что вы ему оставили, он уснул, как младенец, — сообщил Синеглазка. — Хотя давно уже не мог спать без обезболивающих пилюль! А утром оказалось, что раны подсохли и затянулись. Он на радостях хотел выпить всю бутылку с лекарством залпом.
— Надеюсь, вы ему не позволили этого сделать?!
— Разумеется, нет. Но что это за чудесная микстура?! Признайтесь, вы ее у ведьм в полнолуние выпросили?
— Какая глупость… купила у местного аптекаря за тридцать медных, — проворчала я. — Обычное лекарство. Просто местный горе-врач почему-то предпочитал им не пользоваться.
— Если учесть, что за каждый свой визит он брал по одному золотому, да еще предлагал свои бесполезные пластыри по весьма приличной цене, его мотивы более чем понятны, — многозначительно произнес Кристиан. — Он не лечил, он затягивал болезнь. И просто брал деньги. Надо бы его примерно наказать за это… Кстати, как там ваш пациент? Ну, тот, которому вы так мастерски зашили живот?
— С ним все благополучно, благодарю, — ответила я. — Он уже поправился.
Кристиан только покачал головой.
— Вы просто волшебница, — повторил он. — Кстати. Не удобнее ли будет ребенку в колыбели?
И он указал на принесенную им кроватку.
Да чтоб этому Синеглазке!
Я снова покраснела до ушей. Потому что эти знаки внимания к моей персоне были более чем нужными.
«Десять из десяти, Синеглазка! — в отчаянии подумала я. — Какой-нибудь другой кавалер, ухаживая за мной, наверняка притащил бы бесполезный букет цветов. Или, чего хуже, пошлые нарядные панталоны с лентами и кружевами. И только Синеглазка вспомнил о том, о чем прочие мужчины предпочли бы даже не думать. О моем ребенке. И этот факт он не игнорирует. Мирится с ним».
— О, это так… неожиданно, — пролепетала я. — Но я не могу это принять!
Темные брови Синеглазки взлетели вверх.
— Отчего? — искренне удивился он.
— Это… очень личный подарок, — пробормотала я первое, что пришло мне в голову.
— Это не подарок, — возразил Кристиан. — Это плата за вашу работу. Благодарность от выздоровевшего пациента. Как и повозка с лошадью.
— Ох! — вскричала я.
— Я знал, что вы сам нипочем не купите ее себе, — невозмутимо продолжил Кристиан, мастерски игнорируя мое смущение. — И так и будете ходить пешком в город. А это отнимает время. Да и деньги — если платить за доставку всего необходимого.
— Но это слишком дорого, — бормотала я. — Я не могу этого принять! Это неприлично!
— Не дороже здоровья моего друга, — ответил он серьезно. — Эрика. Сейчас я поддерживаю вас не как девушку, попавшую в затруднительную ситуацию, а как отличного врача, который может принести городу много добра. Так что все приличия формально соблюдены.
Это было очень приятно… и очень обидно одновременно.
Значит, для Кристиана я была ценный врач? И только?
— Благодарю вас, — кротко поблагодарила я его, склонив голову.
А у самой кошки на душе скребли.
Оттого, что он не видит во мне женщины. И оттого, что я не могу это исправить. Да и права такого просто не имею!
Но тут Кристиан удивил меня еще сильнее. Хотя, казалось, больше некуда.
Он склонился над принесенной люлькой, откинул белоснежное одеяльце и достал букет цветов. Немного повядший от жары, но все же очень красивый.
— А это вам, Эрика, — произнес он, протягивая мне цветы. Его взгляд снова пронизывал меня до самой души. Я от волнения не ощутила касания его пальцев, когда машинально приняла от него букет. — Уже не как врачу. Как девушке.
— Молодой женщине, милорд, — поправила я машинально. — Не забывайте, у меня сын. И я…
— Да, знаю, знаю, — беспечно ответил Кристиан, перебив меня. — Еще один удивительный феномен в вашей душе, Эрика. Сын. Плод насилия вы называете сыном и с трепетом о нем заботитесь. Это… удивительно.
Я лишь пожала плечами.
— Но он невинный младенец. И не в ответе за грехи отца. И да, он мой сын. Часть меня.
— Многие, попавшие в ситуацию, сходную с вашей, понимают это умом. Но не душой, как вы.
— А еще я, — влезла Рози, — воспитанница! Это почти то же самое, что дочь! Только намного лучше.
Кристиан глянул на нее и усмехнулся.
— Соглашусь, — поддакнул он. — Ну, так что, Эрика? Можно ли с вами провести этот прелестный денек?
Я смутилась.
— Но у нас бедно, милорд, — ответила я. — К обеду будет простая пища, годная разве что к столу крестьян. Да и дом у нас не самый мебелированный.
— Это не беда, — ответил Кристиан. — Я могу пригласить вас во вполне приличное заведение. Вы же можете уделить мне немного времени?
***
На самом деле, накануне Кристиан имел разговор с госпожой Зина.
И разговор этот был прелюбопытный.
Миранда, дочь Зина, написала не одно письмо, прежде чем Кристиан откликнулся.
Надо отдать должное, она преуспела в эпистолярном жанре.
Но, как и большинство негодных писателей, сначала она честно списывала драмы со страниц чужих книг.
Она описывала ужасы скитаний по чужому краю. И хотя прошло всего пару дней после пожара, по ее словам ее семья дошла «до крайнего уровня нищеты».
Хотя в гостинице они устроились весьма неплохо. И даже клопов там не обнаружилось.
Но первое письмо с описанием ужасов из жизни бездомных Герцог оставил без внимания.
— Пиши еще! — велела мадам Эванс.
Она ожидала ответа уже к вечеру. Не получив его, очень разозлилась и долго злобно ворчала что-то себе под нос.
