Не получилось.
В итоге Бенедикт покинул родной Гдананск и перебрался в Краковар. Начинал со служащего, а сейчас уже добился поста советника. И Шлях-Успенский очень ценил своего белого ведьмака, по иронии судьбы ставший членом Совета Претёмных.
— Думаешь, смоль затаилась в девчонке? — поинтересовался Змеевский.
Шлях-Успенский синхронно поднял ладони вверх, тут же над ними заклубилась сверкающая тьма.
— Алина Альжбета Каторжинская — не обычная ведьма. Стоило ей только войти сюда, сразу появился странный горьковатый привкус её колдовских сил. Совсем не такой, как у большинства наших. И не похож ни на Малгожату, ни на Виславу.
— Именно для этого ты вызвал их в замок? — понимающе хмыкнул Змеевский.
— И для этого тоже, — кивнул Шлях-Успенский, наблюдая, как тьма превращается в идеально гладкое зеркало, в котором показывается весь Вайвельский замок.
Даже показался посапывающий Живоглот. Паразитина. От так он несет почетную службу, когда никто не видит.
Князь чуть прищурился, щелкнул пальцами — серебристая молния прицельно ткнула дракона в пышный зад. Живоглот взревел, вскочил, выпустил сумасшедшую струю пламени, а потом огляделся. Озадаченно так огляделся.
Спустя секунду до него дошло, что дело не чисто. Прищурившись, он посмотрел прямо на Шлях-Успенского. Хочешь-не хочешь, а дракон способен разглядеть тусклое сияние наблюдалки.
Тот ни капли не смутился и послал Живоглоту воздушный поцелуй. Дракон фыркнул и отвернулся.
— Стервец, — тихо рассмеялся Змеевский, заглядывая в наблюдалку.
Он незаметно оказался рядом и теперь смотрел через плечо Шлях-Успенского. Воздух тут же наполнился запахом мороза и подснежников. Колдовство Змеевских почему-то всегда так и пахло. Просто у кого-то насыщеннее, у кого-то легко и ненавязчиво, прямо как у Бенедикта.
Шлях-Успенский запрокинул голову, упираясь затылком в спинку кресла. Теперь бирюзовые глаза Змеевского стали ближе.
«Интересно, заберется ли смоль в белого ведьмака?» — мелькнула мысль.
Но тут же пришлось её отогнать. Потому что эксперимента и научные наблюдения — это прекрасно, но превращаться в чудовище неразумно. Чудовище живет своими жаждами и инстинктами. А ни то, ни другое не подходят для того, кто правит целой Речью Шветной.
— Так что там с Алиной? — мягко уточнил Змеевский.
— Вот что именно — будем разбираться. Но надо сделать так, чтобы она смогла расслабиться. И не успеть утянуть за собой Скорбуту.
— Скорбуту? — приподнял бровь Змеевский. — А с ним что? Он прекрасно работает на защиту.
— От нежити — да, но не от собственной невесты. Точнее, жены.
Крыть было нечем. И правда. Ситуация крайне неоднозначная. И чем дальше идет дело, тем всё становится непонятнее. Во всяком случае, вон как задумался советник.
Шлях-Успенский улыбнулся уголками губ. Ему-то всё было ясно. Но для этого потребуется провернуть одно дельце. В конце концов, он заслужил немного отдыха. Заодно возможно будет понаблюдать со стороны.
— Мой князь, ты улыбаешься, — с лёгким укором произнес Змеевский. — Уже составлен весь план?
— Да, — улыбка Шлях-Успенского стала шире. — И ты играешь там не последнюю роль.
— И какую же?
— О, это я могу озвучить только шёпотом. Поэтому… склонись ниже, советник.
***
— А он оказался настоящим козлом, — вздохнула Вислава, подперев щеку кулаком. — Промотал всё моё наследство, назвал влюбчивой дурой и уехал в Францаю с новой любовницей.
За окном была глубокая ночь, а за столом — три девицы пили настойку «Пьяная вишня» и вели беседу на тему: «Все мужики — козлы».
Лешек долго не хотел уходить, однако слово из-под земли появился Томаш Драгош и увел моего благоверного. Куда? Зачем? В подробности вдаваться не стал. Но только дал понять, что дело срочное — раз, и по приказу князя — два. Лешек не горел желанием повиноваться всяким приказам, когда рядом молодая невеста-жена, большая кровать и отсутствие родни, но… С князем не спорят.
А мне было о чем подумать. Поэтому, сев на кровать, собралась уже раскладывать всё по полочкам. И через некоторое время сообразила, что сижу и тупо смотрю в одну точку. Точка именовалась Бецик. Он подозрительно косился на меня, но не рисковал задавать лишние вопросы.
— Бецик, а знаешь… — начала я, но в дверь постучали.
«И кого кузяк принес?» — промелькнула философская мысль.
Можно было, конечно, сделать вид, что я сплю, а свет в комнате забыла выключить, потому что так устала, так устала, что вот прям как была, так и устала. Но нельзя. Тут весьма однозначно показали, что меня дурой не считают, поэтому и их считать таковыми тоже не стоит.
— Войдите! — крикнула я так, что Бецик невольно вздрогнул.
Каково же было мою удивление, когда на пороге появились Вислава и Малгожата. Первая держала бутылки с вишневой настойкой, а вторая поднос со всякими вкусностями. Обе тётушки являли пример удивительного единодушия и полнейшего взаимопонимания. Нет, они не были навеселе, но явно желали оказаться в этом состоянии.
Поначалу я даже озадаченно заморгала, пытаясь понять, не мерещится ли мне что-то от усталости, но нет.
Малгожата закрыла дверь на замок, выключила свет, зажгла заклинанием свечи на столе и сгрузила под нос.
— Шановные пани, объявляю девичник.
Оказалось, что без девичника никак нельзя. Ибо тогда судьба свежезамужней ведьмы может сложиться совсем не так, как хотелось бы.
И вот уже два часа мы говорили о женской доле.
Я даже прониклась подобием симпатии к Виславе. Оказалось, что она не такая уж и плохая баба. Вредная безмерно, заносчивая, но при этом такой стать… имелись причины.
— Отец всё мечтал о сыне. Правильно сыне, как он любил говорить, — устало произнесла она, крутя в пальцах хрустальный бокал, в котором ещё недавно находилась сладкая настойка. — Сразу он возлагал надежды на Тадеуша. Анджей был так, есть — хорошо, нет — ну и ладно. На меня вообще не обращал внимания. Девочка и девочка, кузяк с ней. Главное, чтобы замуж выпхать побыстрее, дабы на один рот за столом стало меньше. Я, собственно, и росла так. С мечтой поскорее вырваться из отчего дома, выскочив замуж за любого мужчину. Не скрою, мозгов было маловато, могла бы задуматься, что ничем хорошим это кончится.
— А дедуля-то шовинист у нас, — задумчиво сказала я, выуживая вишенку со дна бокала.
— Ещё какой, — мрачно заметила Малгожата.
Мы с Виславой одновременно посмотрели на неё.
- Да-да, — хмыкнула та, — он однажды посетил Бударпештскую академию, где учатся мои близнецы Матияш и Эрик. Пришёл, старый хрыч, познакомиться с внуками и оценить, как он выразился, их потенциал.
— После смерти Тадеуша уже? — чуть нахмурилась Вислава.
— После. — Короткий кивок и стук длинных ногтей по крышке стола. — Сказал, что… ну, неплохо. Хотя он, конечно, ожидал намного большего. Но разве может воспитать нормально детей баба? Да ещё и та, которая вечно торчит в Палланке, уделяя замку больше времени, чем детям.
— Если не ошибаюсь, обучение в Бударпеште дорогое, — осторожно сказала Вислава, — парочкой сребришей там не отделаешься.
Малгожата кивнула и сделала глоток настойки.
— Только кому это интересно? Старик Каторжинский был свято уверен, что женщина может заработать только одним местом. И не тем, что между стенок черепа, а тем, что между ног.
Внутри начала подниматься буря негодования. Вот сволочь!
Знаете, честно, не люблю зелёные помидоры, давящую обувь и мужиков, которые считают себя выше всего! Жалко, что дедуля носа не кажет в наш дом. Я бы с ним поговорила.
— Сволочь, — с чувством припечатала. — И как только с ним жила бабушка?
Вислава вздохнула, в первый раз за всё время я увидела, как на её лицо появилась скорбь.
— Наша мама умерла, когда мне было три года. Потом нашим воспитанием занимались няньки.
Повисло молчание. Я не знала, что сказать, а Малгожата не видела смысла в утешительных словах. Вероятно, так же, как и я, думала, что жизнь с таким мужчиной вряд ли была бы радостной.
