Поэтому я встаю и направляюсь к маме.
Она всё ещё слаба, но уже не отдыхает весь день в постели, а проводит время… на диване.
— Мама? — тихо окликаю я.
— Иси. Что-то случилось?
Я присаживаюсь рядом:
— Я не могу зайти без причины?
— И когда же ты в последний раз навещала меня без причины? — хмыкает мама.
Когда у меня не болела голова за семью.
— Ты завершила “Обретение магии”?
— Н-нет.
Плохо… Я рассчитывала на другое. На самом деле, завершённая композиция могла бы меня выручить. Но чего нет, того нет.
— Тогда не буду больше отвлекать, — я поднимаюсь, но мама меня останавливает.
— Иси, у меня есть несколько завершённых статуэток Белой богини. Работы показались мне неудачными, и я оставила их, не стала передавать в храм. Если тебе пригодится…
— Пригодится! Мама, как насчёт того, чтобы поехать прямо сейчас?
Я понимаю, что маме будет тяжело… Но мне сегодня очень нужна её помощь. И мама кивает, врёт, что небольшая прогулка по городу пойдёт ей на пользу. Я притворяюсь, что верю и прошу поторопиться. Нам нужно уехать до того, как из дворца придёт приглашение. Времени в запасе не так уж и много, а ещё ведь упаковывать статуэтки… Мама быстро сжимает мои пальцы в своей прохладной ладони и поднимается. Я слежу, как горничные поддерживают её с двух сторон, и только когда мама скрывается в спальне, я возвращаюсь к себе.
Моораца уже подготовила строгое песочно-коричное платье без излишеств, идеально подходящее для визита в храм. На плечи ложится кружевная накидка, талию стягивает широкий пояс с золотой пряжкой, повторяющей пряжки на закрытых уличных туфельках.
Я спускаюсь вниз, опередив маму на каких-то пять минут. Пудра скрыла её бледность, но дрожь в пальцах ничем не скрыть. Я подхватываю маму под руку, и мы садимся в экипаж. Её горничные заносят коробки с упакованными статуэтками.
— Трогай, — приказываю я кучеру. Нельзя нам сталкиваться с посланником из дворца, нельзя, чтобы наш экипаж остановили и вынудили меня повернуть во дворец сейчас, когда у меня нет сил вернуться на шаг назад.
Мне стоило пытаться вернуться во вчерашний день… Тогда бы, выспавшись, я бы, возможно, восстановилась. Я всё ещё недостаточно понимаю, по каким именно правилам работает мой дар.
— Расскажешь? — осторожно спрашивает мама.
— Я хочу случайно получить благословение Белой богини и взять пару-тройку фигурок.
— Иси, я всё ещё жрица.
— Прежде всего ты моя мама, и я беспокоюсь о твоём здоровье. Божественный свет тебе его не добавит, а вот сожжёт — запросто.
Мама понуро вздыхает, но не спорит, молчаливо признаёт мою правоту.
— Прости, Иси.
— Мам, о чём ты? Зачем тебе делать то, что другие могут сделать не хуже? Но никто, кроме тебя не позаботится о нашей семье, как княгиня.
Экипаж тормозит, и я осторожно выглядываю за занавеску. Честное слово, я готова спрятаться под сиденье, если нас остановил дворец. К счастью за стеклом храм Белой богини.
Я дожидаюсь, когда кучер распахнёт дверцу и помогаю маме выйти. Мамина горничная забирает коробки.
Храм Белой богини одноэтажный. Слева блестит зеркальная гладь небольшого озерка, окружённого гранитным парапетом с деревянными поручнями — простолюдинки верят, что в если ночью в полнолуние окунуть лицо в отражение луны, то богиня дарует красоту. Влюбившись в Рея, я однажды тоже попробовала. И вроде бы красивее не стала. За озером открытый павильон, сад.
Мы проходим под аркой. Двустворчатые двери закрываются за нашими спинами слишком громко, и горничная сбивчиво извиняется за то, что не придержала створки. Я на её лепет не обращаю внимания, оглядываюсь. Что-то в интерьере меня смущает, но сходу никак не поймать, что именно.
На грохот створок выходит жрец. И меня, и маму он узнаёт, ни слова не говоря, он склоняется в поклоне и жестом приглашает нас в боковой коридор.
В большинстве городских храмов обычно несколько алтарных залов, и здесь их два или три. Большой — для торжественных празднований, открытых церемоний и встреч простых горожан, малый же используется для деликатных бесед с визитёрами особого статуса и, возможно, есть некий закрытый зал, куда даже маму без причины не пригласят.
Пока мы идём за жрецом, я замечаю усик шёлковой нити, выглянувший из-под рукава его мантии, словно манжет был искусно подшит, но шов снова начал расходиться. С каких пор жрецы продолжают носить порвавшиеся одеяния? Раньше ткань резали на полосы, красили и раздавали нуждающимся. Я, наконец, понимаю, что меня смутило в интерьере — нет привычного блеска свежести, словно за камнем перестали ухаживать, и лишь пыль стирают, да и то не каждый день, сладкий аромат благовоний настолько слаб, что кажется выветрившимся, и в подсвечниках оплывшие свечи, вместо того, чтобы заменить их и отдать беднякам, свечи оставили.
— Что привело княгиню и её дочь к нам? — в малом зале нас встречает одна из старших жриц. На загорелом лице выделяются яркие злые глаза.
Мама вежливо передаёт коробки с фигурками, и их, не открывая, забирает жрец, а я, дождавшись, когда он выйдет, обращаюсь к жрице:
— Мне нужен сосуд лунного благословения.
— Иси?!
Скажи я, что мне нужно всё золото и серебро, что есть в храме, я бы шокировала окружающих меньше.
— Какое нахальство! Лунное благословение предназначено лишь для посвящённых.
Пфф.
Я не только княжна, но и дочь жрицы. Я разбираюсь.
— Чушь, — усмехаюсь я с откровенным вызовом. — Прямые потомки легендарных рыцарей могут получить драгоценный сосуд трижды в своей жизни.
Жрица поджимает губы. Ха, почему у неё такой вид, будто я обкрадываю её лично? Но возразить ей нечего, и она кивает:
— Я вас провожу, княжна Кокберг. Не к добру…
— Что именно? — мама делает шаг к жрице.
— Сегодня я видела сон, как озеро лунного света выходит из берегов и обрушивается на бескрайние барханы, тянущиеся до самого горизонта. Сможет ли луна победить песок?
— У Луны нет причин в одиночку сиять на небосклоне, — вмешиваюсь я. По крайней мере мне стала понятна причина враждебного настроя.
Жрица взмахивает ладонью:
— Избавьте меня от политических бесед, княжна Кокберг, и следуйте за мной.
Мама остаётся в зале. Горничная подхватывает её под локоть и отводит к тянущейся у боковой стены уступке, на которую можно присесть или даже прилечь. Мама устало закрывает глаза. Думаю, на неё не столько поездка подействовала, сколько наши с жрицей откровения.
Впервые я оказываюсь в храмовых подсобных помещениях. Мы минуем две или три запертых комнаты. Жрица открывает замок на следующей и пропускает меня первой. Вместо сокровищницы, которую я успела нафантазировать, меня встречает квадратная кладовка. Вдоль стен тянутся широкие полки, заставленные статуэтками богини и скульптурными композициями, иллюстрирующими события из легенд. Меньшая из статуэток размером с мой мизинец, самая большая — ростовая фигура, стоящая в левом углу на круглом беломраморном постаменте.
Я уверена, что все без исключения статуэтки благословлены. Но я ни за что не поверю, что в каждой из них скрыт свет подлинного лунного благословения.
— Хм?
— Княжна Кокберг, вы торопитесь?
— Да. Но к чему вопрос?
— Вы верно сказали, что прямые потомки могут получить лунное благословение, но вы не стали упоминать, что получить сосуд можно после ритуала очищения в полнолуние. Вы можете либо шесть дней подождать полнолуния, либо выбрать наугад. В пяти из этих статуэток скрыта луна.
Она издевается?
— Разве Белая богиня не хочет затопить пустыню? — поворачиваюсь я к жрице.
Она же сама сказала, за язык никто не тянул!
Но жрица отрицательно качает головой:
— Кто знает, княжна? Мой сон был ночным кошмаром, и я не смею судить, хочет богиня, чтобы я вам помогла или предостерегает от помощи. Я отдамся воле судьбы.
Тьфу.
К счастью, переписывать судьбу как раз по моей части.
— Я должна выбрать при том, что угадать почти нереально, можно только сердцем почувствовать истину… Что же, я принимаю ваши условия, но поклянитесь не допускать в мой выбор вмешательства, пока я не выйду в коридор, — прошу я.
