Как и Чунсока, Ильсу и остальных. Как и Нагиля.
Йонг села немного дальше от костра, чтобы дать место Ильсу и её матери, прислонилась спиной к покатому своду пещеры. Та была чуть влажной от обрушившегося к ночи холода, покрыта тонким слоем зелени – плющ тут вился от самой земли и прорастал упрямым сорняком сквозь трещины, обнимал стены пещеры, создавая мягкую прослойку между спиной Йонг и камнями. Она откинула голову на плющ, прикрыла глаза.
Несмотря на пробирающий до самого дна желудка голод Йонг провалилась в сон тут же, будто и не спала прошлой ночью.
– …через день, если поторопимся. Лан будет ждать вас, Вонбин сказал, что приведёт её в назначенное место.
– Нет нужды торопиться.
– Капитан.
Йонг очнулась от запаха жареного мяса – рот наполнился слюной ещё до того, как она пришла в сознание, – и потому чуть не захлебнулась, с трудом разлепляя губы. Те покрылись неприятной коркой, щипала царапина в уголке. Йонг потянулась на запах еды, ещё не открыв глаза, но услышала разговор Дочерей, Чунсока и Нагиля, и осталась на месте.
– Мы не можем идти с нашей обычной скоростью из-за женщин, им нужен отдых и частые перерывы, – говорил Нагиль. – Поэтому я просил вас идти со мной короткой тропой. Если бы мы повели всех вдоль реки в таких условиях, путь занял бы у нас всю луну. Остальные прибудут на место через пять дней, мы окажемся там немного раньше, даже если сбавим скорость.
– Это всё ещё опасный путь, – возразил ему Чунсок. – Здесь повсюду разбойничьи деревни.
– Поэтому нас так мало, – сказал Нагиль. – Мы не привлекаем внимания, но должны быть начеку.
Йонг открыла глаза: размытый мир обретал чёткость, силуэты сидящих у костра воинов замкнулись в границы тел. Лицом к ней сидел Нагиль, Чунсок напротив, Дочери по обе стороны от него. Ильсу спала в пещере рядом с матерью. Йонг была накрыта тёплой турумаги, пахнущей пеплом.
– Мне не нравится этот план, капитан, – отрезал Чунсок. Нагиль не стал с ним спорить.
– Мне тоже, – согласился он, но голос стал тише. – Только иного выбора у нас нет. Или предлагаешь оставить женщин в горах, отдать в руки разбойникам или японцам?
Чунсок виновато опустил голову.
– Науйо.
– Небо рухнет, – заявила вдруг Дарым, – а дырка всё равно найдётся. [43]
Нагиль усмехнулся – впервые на памяти Йонг, – смешок вышел глухим и кратким, но всё же выдавал облегчение.
– Точно. А теперь отдохните. Я сменю Чунсока в час тигра [44]. Просыпаемся на рассвете.
– Сэ, ёнгданте! – отозвались Дочери, Чунсок сдержанно кивнул.
Язык, которым пользовалось драконье войско, был странной смесью корейского с чем-то ещё, незнакомым Йонг, будто воины брали чужеродные слова и вплетали в старый корейский диалект, что-то среднее между столичной формой и провинциальным говором. Будто чистую воду мешали с красками. Будто в рисовую кашу добавили авокадо – и перетёрли так, что не разделить.
– А как быть с юджон-ёнг? – спросила вдруг Юна, вставая с места. – Она ничего не ела.
Йонг всмотрелась в лицо девушки – всполохи от огня оставляли на её щеках оранжевые пятна, красноречиво выделяя ненадуманное волнение.
– Поест, если проснётся, – отозвался Чунсок. Нагиль кивнул ему, оставил у костра и ушёл отдохнуть под своды пещеры.
Йонг услышала оттуда тихое: «Юна. Спасибо за беспокойство». И ответное, смущённое: «Дэ надаль [45], ёнгданте».
Йонг не знала, оставаться ли ей на месте, пытаясь уснуть, или всё же присоединиться к сидящему в одиночестве у огня Чунсоку. Тот точил меч о камень, горбил спину, и некоторое время Йонг могла рассматривать его затылок и широкие плечи, обтянутые тёмной турумаги, без боязни быть обнаруженной. Только спустя некоторое время он всё же выпрямился.
– Поешьте, упрямая госпожа, – сказал он без заминки, но не обернулся, чтобы совсем прижать Йонг взглядом к камням. Она могла бы удивиться, но отчего-то поняла, что ожидала подобного от Первого Когтя. Йонг кое-как поднялась на ноги, размяла затёкшие руки.
– Спасибо, – сказала она сипло, когда подошла к костру, и протянула турумаги Чунсоку. Тот кивнул на сухой камень рядом с собой, одежду не взял.
– Отдайте её капитану. Утром – сейчас оставьте себе.
Он говорил коротко и тихо, Йонг не решилась спорить, особенно в тот момент, когда он подал ей зажаренную на вертеле тушку белки. Она никогда не ела белку.
Мясо было жёстким, неуступчивым, отдавало сухим хвойным запахом и палой листвой. Не хватало соли и перца, зато обгоревшая кожица хрустела на зубах, вызывая мысли о стоматологических процедурах всевозможных масштабов. Мечтай, Сон Йонг. Не умрёшь с голоду – уже хорошо.
Йонг не заметила, как обглодала тушку непривычного зверя до самых костей, и теперь, извозившись в саже и жире, утирала рот рукавом турумаги. Желудок свело после целого дня голодовки.
– На том склоне течёт ручей, – сказал Чунсок, всё это время делавший вид, будто не слышит, как громко ест Йонг, и не замечает её присутствия рядом.
Йонг отложила в сторону вертел – тонкую веточку с заострённым концом, которой при желании можно было проткнуть шею. Рядом с Чунсоком, напряжённым и сердитым до самых кончиков пальцев, Йонг чувствовала себя так, словно в любой момент они ожидают нападения с гор и держать при себе хоть какое-то подобие оружия – необходимая данность, а не одолевающая её паранойя.
– У тебя есть кинжал или… – заговорила Йонг, осматривая горы. Было так темно, будто кто-то накрыл ущелье плотной завесой – даже свет множества звёзд, такой яркий для глаз Йонг, не мог дотянуться до земли, где она сидела.
– Кинжал? – переспросил Чунсок. Осмотрелся вслед за Йонг и хмыкнул: – Вы не сумеете с ним сладить, упрямая госпожа.
При иных обстоятельствах Йонг передразнила бы его, выдала бы саркастичное замечание про его тон, но теперь на это не было сил. Она просто кивнула.
– Тогда составь мне компанию.
– Что?
Йонг пояснила:
– Посторожи меня. Я хочу помыться, это займёт от десяти минут до получаса, плюс подъём на склон. Не хочу, чтобы меня нашли какие-нибудь разбойники.
Чунсок вскочил на ноги, будто его ужалили. Йонг решила было, что он согласен пойти с ней и теперь придётся смущаться и отказываться от его помощи, но он вытащил из-за пояса нож средней длины и молча протянул ей.
– У вас полчаса, – проворчал он. – Потом я отправлюсь за вами.
Рукоять ножа была тёплой, нагрелась от тела своего хозяина, а лезвие – блестящим, с отражающимися в нём искрами из костра. Йонг схватилась за него обеими руками, и Чунсок снова хмыкнул:
– Говорил же, вы с ним не
