я защищу вас любым способом, – пообещал Нагиль – вырвал слова из глотки, будто боролся за них с самим собой. Ещё одно обещание. Йонг никогда не удостаивалась подобных почестей, ей было бы гораздо привычнее, если бы Нагиль вёл себя как хмурый и злой Чунсок.
В её мире к словам относились проще: сказал одно – сделал другое, потому что имел в виду вообще третье. Слова Нагиля были не такими. Они были простыми и понятными, без второго дна, и несли ровно тот смысл, который он в них закладывал, – защитить, обезопасить, вернуть домой. Но можно ли им верить, не зная, как относятся к обещаниям в этом мире?
– Сонб… Рэвон сказал, ты не можешь соврать, – прошептала Йонг, обходя выступ каменной глыбы. Нагиль придержал её за руку, помог перебраться через обрыв тропы.
– Драконы не лгут, – нехотя произнёс он. Йонг поморщилась.
– В отличие от людей, – согласилась она. Люди врут даже себе. Взять хотя бы сонбэ, который боролся за чужие идеалы и следовал чужой воле, а свои желания скрывал от самого себя и гордился этим, похоже.
– Люди тоже не лгут, – возразил ей Нагиль. Йонг остановилась перед спуском с холма и дождалась, когда он пройдёт вперёд и подаст ей руку – ладонь легла в ладонь быстро и легко.
– В моём мире люди лгут постоянно, – сказала Йонг.
– А в моём они обманывают себя.
– Это одно и то же, Мун Нагиль.
Они остановились, чтобы дождаться отставших Ильсу, Чунсока и матушку Кёнху, и пошли дальше по более широкой тропе все вместе.
– Я не был бы столь категоричен, госпожа Сон Йонг.
Йонг замолчала; спокойный и ровный голос Нагиля влился ей в уши и впитался в кровь вместе с кислородом. Возражать ему больше не хотелось, и часть пути она гадала, является ли это своеобразной драконьей магией или его собственным влиянием.
Считал ли Нагиль, что тот же Рэвон обманывал себя?
– Откуда ты знаешь сонб… Ким Рэвона? – наконец спросила Йонг, когда сил ломать голову уже не осталось. Нагиль бросил куда-то в сторону шипящее слово, ругательство, и качнул головой – заметались по плечам пыльные пряди волос.
– Мы учились у одного мастера.
Йонг удивилась бы, если бы не усталость, сковавшая все мышцы её тела.
– И что случилось?
Нагиль не отвечал – некоторое время она слушала размеренный такт его шагов, не сбиваемый, точный. Потом он посмотрел на Чунсока, бросил на него короткий взгляд поверх головы Йонг, и тот отошёл назад, придержав матушку и Ильсу, и зашагал на расстоянии пары метров от своего капитана и любопытной юджон-ёнг. Вряд ли это решение далось грубому воину так просто.
– Ким Рэвон должен был стать Драконом, – сказал Нагиль. Йонг сбилась с шага и чуть не запнулась. – Должен был служить королю и оберегать страну.
– Почему же теперь он служит японскому генералу?…
Нагиль вздохнул.
– Потому что не прошёл ритуал посвящения, дракон не выбрал его сосудом. Мастер Вонгсун… Мастер возлагал на него большие надежды, предрекали, что Ким Рэвон станет защитником Чосона, его щитом. Но что-то пошло не так. Ритуал оборвался, мастер Вонгсун отозвал своё решение и лишил Рэвона поддержки. Если бы он…
Небо за горным хребтом быстро темнело, будто в дневной свет вливали чернила, разбавляли его синим и серым, мешали оттенки – будто кто-то невидимой рукой разводил на небе ночь.
Йонг не заметила, как прошёл день, но и теперь её занимали вопросы важнее времени суток.
– Нагиль?
Нагиль молчал, стискивал рукоять меча в ладони и почти плавил металл горячими пальцами.
– Имей Рэвон достаточно терпения и смирения, мастер простил бы ему и его гордыню, и жадное тщеславие. Но ему было мало Чосона и мало служения королю.
– И он выбрал Тоётоми, чтобы завоевать две страны сразу… – догадалась Сон Йонг. Нагиль кивнул. Йонг вспоминала сонбэ из пусанского института, понимая, что совсем не знала его. И с чего она решила, что может как-то повлиять на Рэвона, когда он с первой же минуты в этом мире твердил ей как заведённый: «Ты моя надежда, Сон Йонг, ты должна помочь мне».
Нет, в который раз подумала Йонг. Не должна.
Не её война. Не её мир. Не её драконий защитник. И вмешиваться ни во что она не будет – только найдёт способ вернуться домой.
Йонг покосилась на Нагиля, опустила взгляд к руке, стискивающей меч. Должно быть, он тоже считал себя преданным Ким Рэвоном. Ох, Сон Йонг, зачем тебе думать об этом?…
Но слабый тоненький голосок уже зародился в отдалённой части её сознания, той, куда Йонг не заглядывала с тех пор, как повзрослела; этот голосок шептал ей с первой встречи с Нагилем – «Давай поверим ему, давай поможем ему, давай поддержим его!», – потому что мало в жизни Йонг было людей, которые говорили то, что имели в виду. Ещё меньше в её жизни было драконов.
И если бы сонбэ Ким Рэвон стал драконом вместо Нагиля, оказалась бы она здесь? Привёл бы Нагиль Сон Йонг в свой мир, чтобы доказать, что он не хуже своего друга? Вряд ли.
Они спустились в ущелье, когда солнце уже скрылось за зубастым горным хребтом, и, несмотря на тёплую турумаги, Йонг ёжилась и растирала руки, лишь бы не дать холоду сковать тело. Она часто и слабо дышала – переход выпил из неё все оставшиеся силы и бросил бесконечно длинной каменной тропе на забаву, и к концу дня Йонг чувствовала, что теряет себя. Хотелось есть и спать, но ещё больше – просто сидеть и не двигаться.
Днём Йонг не замечала Дочерей, только слышала их редкие шаги и свист, на который Нагиль и Чунсок отвечали с мудрёной витиеватостью, точно выводили песню. Но едва под ногами Йонг оказалась ровная поверхность земли, широкая дорога в сочленении двух гор, она заметила разгорающийся огонь у зева пещеры и знакомые фигуры перед ней. Дочери поймали кроликов и двух белок, Юна разводила костёр, Дарым несла в ковшике воду.
– Ораёнъ [42], – поприветствовали они подошедшего к огню Чунсока. Тот ответил кивком и сел, вытягивая к костру ноги. Нагилю девушки поклонились, перекинулись с ним парой слов на том же непонятном Йонг языке, затем Юна пригласила поближе к огню матушку Кёнху.
На Йонг она и её напарница почти не смотрели. Та гадала, все ли лица, которые она видит здесь, имеют своих двойников в её собственном мире. Юна была поразительно похожа на её коллегу, но Дарым Йонг видела впервые.