сладите.
Йонг бросила ему хмурый взгляд и ушла, еле перебирая усталыми ногами. Вообще-то помощь Чунсока была бы очень кстати, и Йонг не шутила на этот счёт, даже если первое желание после своих слов испытывала только одно: забрать их назад. Горы ночью – совсем неподходящее приключение для девицы вроде неё.
В слабом теле – слабый дух, а в Йонг её душа еле теплилась и трепыхалась, точно огонёк свечи, готовый потухнуть от любого неверного движения или порыва ветра.
– Ладно, Сон Йонг, – бурчала она сквозь стиснутые зубы, поднимаясь по склону к ручью, указанному Чунсоком. – Вот увидишь, тебе станет легче после ледяной ванны.
То, что вода в горном ручье будет обжигающе холодной, она не сомневалась ни на мгновение и заранее готовила себя к шоку. Но лучше смыть с себя трёхдневный слой грязи, пота и слёз, а потом отогреться у костра, пусть Чунсок будет ворчать сто лет, что она стучит зубами.
Ручей – неширокий поток, собирающийся выше по склону и стекающий в небольшую запруду на изгибе горы, – приветливо журчал, в его воде отражались звёзды, дрожа на слабой ряби. Йонг стянула с себя турумаги, положила поверх неё нож Чунсока и присела на камни. Вода была невозможно ледяной, пальцы тут же свело до боли. Йонг невольно охнула, вздох унёсся вверх по склону и затерялся среди стволов сосен и в пучках тёмной травы, торчащих из камней прямо в отвесной скале.
– Ладно, – повторила она, – это не должно быть так ужасно. Всё лучше, чем ходить грязной…
Она опустила в воду обе руки, зажмурилась от охватившего тело шока – казалось, сердце застыло, так стало холодно. Йонг опустила голову ещё ниже и плеснула в лицо водой. Если её и клонило в сон от усталости всё это время, вода выдернула и голову, и тело, и само сознание из дремоты и заставила судорожно глотать ртом воздух – тот оседал в горле изморосью, сразу же думалось о простуде, лихорадке, об отсутствии медицины в здешних местах…
Йонг приходила в себя и не услышала шороха и тихих шагов за спиной. Чунсок был прав: она не справилась бы с ножом – едва заслышав посторонний шум, Йонг с трудом повернулась и попыталась ухватить нож окоченевшими пальцами, но тот выскользнул обратно в складки турумаги, а Йонг накрыла тонкая тень.
Пора звать на помощь.
– Юджон-ёнг? – раздался над ней женский голос, и Йонг скатилась коленями в ручей и почти закричала – холод сковал горло.
Охнула и засуетилась позади Юна, помогла ей выкарабкаться из воды.
– Зря вы пошли одна, юджон-ёнг, – запричитала Юна. Йонг дрожала всем телом, отвечать не могла. – Я помогу вам, давайте помогу.
Обратно они вернулись вдвоём: Юна вела Йонг под руку, та спотыкалась и почти падала от холода. Зато помылась, думала Йонг. Всё же лучше, чем блуждать по горам потной и вонючей, как сто больных свиней.
– Я просил поторопиться, – заворчал Чунсок, едва они приблизились.
Юна усадила Йонг ближе к костру, подала разогретую в глиняной кружке воду.
– Говорил же, ни с чем не справитесь, – продолжал Чунсок. Йонг бросила на него равнодушный взгляд и спряталась в идущих от кружки клубах пара.
– А ты и сам хорош, – бросила вдруг Юна. – Капитан сказал присматривать за юджон-ёнг, а ты отправил её одну в горы.
– Я в няньки не нанимался, – возразил Чунсок. – Не обязан таскаться за ней, как пёс на привязи.
– Чунсок!..
Йонг отставила кружку резким движением, Юна захлебнулась словами и прикрыла рот. Чунсок смотрел на Йонг злым, по-настоящему злым взглядом, и это вконец её добило.
– Я не просилась, – начала она и тут же закашлялась. Становилось жарче – плохой знак, совсем плохой. В волнах накаляющейся лихорадки Йонг совсем сбилась и продолжила хриплым, низким голосом: – Я не просилась в твой мир и не просила страданий. Не знаю, в каких бедах ты меня обвиняешь, все они явно не превышают тех, что уже свалились на мою голову. Будь у меня выбор, я бы точно не согласилась на подобное, но я здесь, и мне некого винить, кроме Ким Рэвона, а ты не можешь винить меня, хочется тебе того или нет.
Чунсок сощурился, отложил в сторону меч. Окинул Йонг внимательным взглядом, прежде чем ответить, и его лицо не дрогнуло, когда он заговорил:
– Вы представляете угрозу всему нашему лагерю. Не мы привели вас сюда, но мы возвращаем обратно, рискуя жизнью.
– Чунсок, – жалобно позвала Юна. Йонг сглотнула густую вязкую слюну – солёная, это тоже плохо.
– Ни явно, ни косвенно я никому не желаю зла, – сказала она, чувствуя, как сознание отслаивается от реальности, как её бросает в дремотный морок. – Твой капитан обещал мне защиту, и я поверила ему, хотя, видят духи моего мира и этого, здесь я никому не могу доверять.
– Так покиньте нас и ищите путь домой в одиночестве, – сказал Чунсок. Без злобы, но с читаемым в каждом звуке высокомерием. Это Йонг разозлило, хотя повысить голос или сделать его твёрже она уже не могла.
– Не очерняй своего капитана, – бросила Йонг. Только теперь Чунсок изменился в лице, взгляд потемнел.
– Капитан сделал для вас больше, чем должен был, не вам судить его, – выплюнул он.
– Это ты меня вынуждаешь, – отрезала Йонг. Чунсок подавился воздухом, зашуршали мелкие камни у него под дрожащими ногами. Йонг продолжила, прерываясь на каждый болезненный рваный вдох: – Ты его Первый Коготь, должен поддерживать его слова действиями, но твои собственные желания вредят общему делу. Ты не нанимался мне в няньки? Я и не просила. Но твой капитан дал мне слово.
Юна прижала руки к лицу и качала головой, Чунсок смотрел на Йонг так, словно в любую секунду мог броситься на неё с мечом и перерезать горло. О возможной гибели Йонг сейчас не думала. Сознание утекало сквозь выстроенную внутри защиту, рушило её стены, и она могла бы заплакать, но не было сил.
– Вы не имеете ни малейшего понятия, – засипел Чунсок, – как важен наш капитан для этой страны. И как неважны для неё вы.
– Я в курсе, – отозвалась Йонг. Силуэты Чунсока и Юны растекались перед глазами мутными оранжевыми пятнами на фоне тёмно-синего неба. – Я здесь никто, капля в чужом океане. Так почему бы не избавиться от меня прямо сейчас, а? Убей меня, пуримгарра, Первый Коготь Дракона.
Она не заметила, как удивление заморозило лицо Чунсока, как ахнула Юна.
– Убей меня, – повторила Йонг, – и прекрати свои страдания. Раз видеть меня тебе так не нравится.
– Вы не боитесь, что я
