пальцами скользкую прохладную ткань, и меня вдруг схватили в охапку. Кто?..
– Не беги к нему, – шепнули мне на ухо. Хэйвуд? – Я рядом.
Он прижал меня к себе так крепко, что я едва могла вдохнуть. Мое лицо оказалось у него на груди, и, будучи притиснутой к нему, я могла слышать судорожные и частые удары его сердца.
Дернувшись от нового удара грома и вспышки молнии за окном, я попыталась вырваться: он не понимает… Мне нужно убраться отсюда! Но тут Хэйвуд, на миг оторвав одну ладонь от моей спины, сделал какой-то жест – я чувствовала движение его руки, – и в комнате тут же стало тише и темнее. Он что, поставил барьер?
– А теперь вот так, – успокаивающе произнес сосед.
Изогнувшись, он стянул со своей кровати одеяло, которое набросил на меня, укрыв чуть ли не с головой. Второе одеяло – мое – тоже полетело на пол. Следом Хэйвуд утянул меня вниз, дернув за руку, и снова прижал к себе. Мы с ним оказались в импровизированной палатке, почти полностью отсекающей и отдаленные удары грома, и вспышки молний.
– Я знаю, ты боишься грома.
– И молний тоже, – глухо призналась я гербу на его пижаме, потому что Хэйвуд все еще прижимал меня к своей груди.
До меня донесся легкий запах его парфюма, и я подумала, что только такой пижон, как Хэйвуд, станет пользоваться одеколоном на ночь. Тут, вздрогнув от очередного глухого раската за окном, я снова попыталась вырваться, но безрезультатно – Хэйвуд вцепился в меня стальной хваткой.
Дернувшись еще пару раз, я сдалась и, прижавшись к нему, зажала уши ладонями. Вот так-то лучше… Теперь совсем ничего не слышно. А если закрыть глаза и думать о… например, о Хэйвуде, который почему-то не захотел выпускать меня из комнаты, то можно совсем забыть о сверкающих снаружи молниях. Которые к тому же могут залетать в комнату и самовольно по ней носиться. Эх, зачем я прочитала тот журнал …
Но несмотря на то что я зажала уши, я все равно услышала глухой голос соседа.
– Не беги к нему, – повторил он и, притянув меня к себе поудобнее, еле слышно добавил: – Останься со мной.
Я замерла, не веря своим ушам. Он действительно сказал это? Может, у меня галлюцинации? Или… или, может, мой надменный сосед тоже боится молний, но стесняется признаться?
Найдя какое-то подобие объяснения странному поведению Хэйвуда, я немного расслабилась и закрыла глаза. Вероятно, сосед прижимает меня к себе так крепко, чтобы самому не было страшно. А его сердце под тонкой тканью пижамной рубашки бьется так быстро от испуга. Меня даже кольнула жалость: я не понаслышке знала, как тяжело жить с боязнью гроз, особенно в нашем климате, щедром на летние и осенние бури. Бедняга Хэйвуд, в прошлый раз во время непогоды он остался тут совсем один!
Удары сердца под моим ухом постепенно замедлились, и, слушая этот размеренный стук, я начала медленно проваливаться в дрему. «Я, конечно же, не усну в такой неудобной позе… Хотя спокойное дыхание Хэйвуда и тепло обнимающих меня рук очень успокаивает, – подумала я. – Я просто посижу вот так, с закрытыми глазами…»
А в следующий миг, когда я открыла глаза, было уже утро – по крайней мере, я успела выспаться. Я удобнейшим образом устроилась на плече у Хэйвуда, и мы с ним не сидели на полу, а лежали на его кровати. «Так… – я моргнула, удивившись, – он что, перенес меня, когда я уснула?»
Осторожно поднявшись на локте, я бросила на лицо Хэйвуда подозрительный взгляд. Он спал, и ресницы отбрасывали длинные тени на его аристократически бледное лицо. Наверное, соседу стало неудобно на полу, и он перебрался на кровать, заодно перетащив и меня. Но почему я не проснулась? И почему Хэйвуд не оставил меня там, где я уснула? Не то чтобы я мечтала спать на полу, конечно… Но ночевать в кровати парня – это настоящий скандал! Тем более теперь он знает, что я девушка.
А знает ли? Я уже вовсю выбиралась из чужой постели, для чего мне пришлось аккуратно, по миллиметру сдвигать руки Хэйвуда – он обхватил меня, словно я была его любимым плюшевым мишкой. От этой мысли я застыла на месте и снова бросила на соседа осторожный взгляд. Если бы он знал, то не стал бы относить меня в свою кровать… Наверное. Все же я уже абсолютно отчаялась понять, что творится у него в голове.
Наконец высвободившись, я на цыпочках понеслась к своей кровати, на ходу подбирая с пола одеяло. Так, нужно быстро одеться, застелить постель и поговорить с Генри. Не по поводу того, почему Хэйвуд унес меня в свою кровать: лишь представив, что я произношу это вслух при Генри, я залилась удушливым жаром. А про вчерашние слова Хэйвуда – о том, что он знает мой «мерзкий секрет». Нужно понять, что мне теперь делать.
Одевшись, я бросила взгляд на карманные часы Хэйвуда, лежащие на столе, и удивилась тому, что в комнате так темно, хотя уже почти семь часов. Однако, едва я бесшумно сдвинула штору, все стало понятно. Оконный проем был полностью залеплен снегом, не таявшим в теплой комнате. Мне сразу вспомнилось, как Хэйвуд шевельнул рукой, и раскаты грома стихли, а блеск молний перестал проникать сквозь мои плотно сомкнутые веки. Теперь понятно, что за барьер он создал.
Схватив свои сапоги в руки, я бесшумно прокралась к двери. Распахнула ее, вышла в коридор и лишь там осмелилась обуться. Фух… Так, теперь нужно найти Генри и попросить его совета. Или лучше разбудить Хэйвуда и напрямую спросить, выдаст он меня или нет?
Помедлив, я все же зашагала в сторону столовой. Скоро завтрак. Наверное, лучше мне дождаться Генри и узнать его мнение, а потом уже спрашивать Хэйвуда.
Друг был уже там. Он тут же поднял на меня встревоженный взгляд.
– Как прошла ночь? – спросил Генри, стоило мне приблизиться. Вздрогнув, я уставилась на него с суеверным испугом. Он что, догадался, что мы с Хэйвудом спали вместе? – Вчера была гроза, – пояснил он, и я выдохнула.
– Нормально, – как можно беспечнее отозвалась я, усаживаясь на стул. – Я вчера так устала, что всю ночь проспала и ничего не слышала.
– А, ну хорошо, – успокоился Генри. – А я было пошел тебя встречать, дошел до твоей комнаты, постоял и вернулся обратно. Еще думал заглянуть внутрь – спишь ты или нет, но не стал.
Я растянула губы в
