Сарказм. Знаешь, что это такое?
– Знаешь, как у меня уже встал?
Я шлепнула его по груди, игриво и без задней мысли.
Он поймал мою руку на лету, поднес к губам и принялся целовать костяшки, не сводя с меня глаз, вслушиваясь в гулкое биение моего сердца.
– Смотри, – шепнул он, не отрываясь от моей руки, и указал взглядом мне за спину.
Он скользнул по кожаному сиденью ближе ко мне, а я выглянула в окно. Возглас изумления вырвался из моей груди и улетел в ночное небо. Впереди высился большой мост, на котором спокойно могли разъехаться две кареты, а в реке отражались окаймляющие ее валуны и растительность, а также ночное небо.
– Вот и они, – сказал король, его голос прозвучал у самой моей шеи, теплый воздух пошевелил тонкие волоски и согрел кожу. Мягко качнувшись, наша карета съехала с моста и принялась петлять между гигантскими дубами. Звездный свет заливал проселочные дороги и тропинки, на прогалинах то и дело мелькали скачущие белки.
То был не только свет звезд, поняла я, когда мы выехали из лесистой местности и оказались в широкой зеленой долине, но и огни города. Яркие и расплывчатые, они расцвечивали сердце Вордана аккуратными линиями, что тянулись дальше, чем было видно из кареты. Впрочем, даже будь я птицей, вряд ли смогла бы разглядеть все то, что ждало нас впереди.
Узкие улочки, вымощенные брусчаткой, состояли из двухэтажных домов – кирпичных, деревянных, каменных. Те перемежались купеческими лавками и строениями поменьше. В окне показался район мануфактур с потертой кровлей, явно старых, однако с виду ухоженных. Их трубы пыхтели дымом, что растворялся в ночном небе.
Винокурня. Кузница. Мастерская по ремонту карет. Лавка кухонных принадлежностей… Всюду над большими металлическими дверьми виднелись однотипные вывески, несколько заведений уже успели закрыться на ночь.
В Синшелле строили похожие сооружения для ремесленников и мастеров иных талантов (по ту сторону кареты мелькали и другие мануфактуры, разглядеть которые я не успела), но здешние были куда более аккуратными, просторными и очевидно востребованными.
Город напоминал свернувшуюся кольцом пеструю змею, домишки и лавки жались друг к другу, сидя в тесноте да не в обиде, а свет рожков, факелов и очагов лился из окон и дверей. Я попала в очередной лабиринт, но этот состоял из прямых линий, которые тянулись так далеко, что я не прошла бы его и за день.
Разглядывая все вокруг, я чувствовала исходившее от короля тепло и ждала. Ждала, наблюдала за горстками местных жителей, мимо которых мы проезжали. Одни стояли на крылечках, сплетничали и смеялись. Другие обслуживали господ, что восседали на верандах людных вместительных заведений.
Многие провожали нас взглядами и чуть заметно кланялись.
Я откинулась на спинку сиденья, в очередной раз забыв, в чьей компании прибыла сюда. Гадая, почему, во имя звезд, не вижу вокруг нетерпимости, драк, воровства и беспорядков.
О правителях вроде того, что сидел рядом со мной, ходили нескончаемые легенды. Легенды о страшном Вордане и его злонравном короле, что держал свой народ в когтистой лапе.
Когда король наконец-то постучал в потолок, возница остановил лошадей. Дейд вышел первым и, без спроса схватив меня за талию, перенес на неровную брусчатку.
Я крепко вцепилась в его руки и, обретя равновесие, отстранилась. И медленно огляделась. Мы были в конце улицы, уходящей в бесконечность, огни вокруг уже не горели, за исключением рожков по обе стороны от массивной деревянной двери с большим металлическим засовом.
Дверь была открыта, смех и гомон выплескивались из трактира на улицу. Я улыбнулась, испытав облегчение при мысли, что хоть какие-то из тех легенд оказались правдой, и приосанилась, готовясь войти внутрь.
Но король прошагал мимо, и я с мрачным видом поспешила за ним, гадая, куда это он направляется.
Дейд остановился у лавки, в которой свет уже был погашен, коротко постучал и что-то пробормотал тому, кто приоткрыл белую дверь с синей каймой.
– Разумеется, мой король. Заходите. Через минуту я к вам спущусь.
Король оглянулся на меня – я все еще стояла у темной хибары, угнездившейся между таверной, куда, как мне казалось, мы должны были зайти, и домом, где, как вскоре выяснилось, жила любимая портниха короля.
Стены в лавке были выкрашены в сиреневый цвет, всюду стояли свечи с лавандовым ароматом, лежали рулоны тканей, при виде которых у меня потекли слюнки, как у мухи на пикнике.
Вернувшись, женщина – брюнетка с острым взглядом медовых глаз и короткими пружинистыми кудрями – сделала реверанс.
– Прошу прощения, мне нужно было дочитать сыну еще две страницы сказок, иначе от его воплей треснули бы стены.
Дейд усмехнулся:
– Да у тебя маленький тиран растет, дорогая Оливиана.
Женщина довольно улыбнулась и, подобрав многослойную легкую юбку, подошла ко мне. Они были знакомы. Знакомы друг с другом настолько хорошо, что она пошла укладывать сына, оставив короля ждать. У меня скрутило живот.
– Принцесса Опал, я рада знакомству.
Я отмахнулась от формальных любезностей. Раздражение мое иссякло, когда Оливиана провела мне экскурсию по ателье и рассказала, что прониклась любовью к шитью после того, как однажды ей пришлось чинить лучшее платье матери.
– Я не просто залила его вином, но и порвала, зацепившись за подоконник, пока пробиралась ночью в родительский дом.
Позже, когда мы сели пить чай, она поведала мне, что сын ее был зачат в тот же вечер и она решила, что это знак, пусть отец его и выбрал себе в жены другую и поступил на службу в один из королевских легионов.
– Не то чтобы я прямо-таки замечательно починила то платье. – Оливиана подалась ко мне, в глазах ее светилась смешинка. – Мне просто понравился сам процесс и стало интересно, что получится, если я немного его переделаю. – Она подлила себе чая из хрустального чайника. – Так я начала перешивать собственные вещи, а вскоре после того одолжила у родителей денег, чтобы открыть собственное ателье.
– Как они ко всему этому отнеслись? – не удержавшись, спросила я. – К тому, что у вас будет сын, и к мужчине, который оставил вас растить его в одиночку.
Оливиана уставилась на чай, затем подняла на меня смеющиеся глаза – похоже, таким было их привычное выражение.
– Родители узнали об этом, когда до родов осталась всего пара лун, и к тому моменту, – она пожала плечами, – я уже зарабатывала достаточно, чтобы содержать саму себя.
– Стало быть, вы живете здесь же, этажом выше?
Оливиана кивнула:
– Там две комнаты, кухонька и ванная. К тому же лучше всего мне работается, пока Рион спит. – Она подмигнула и подула на чай. – После бокала-другого вина. Я люблю, когда все под рукой.
Вскоре мы ушли – Дейд загрузил гору отрезов в карету, что дожидалась нас на противоположной стороне улицы у обветшалой лавки мясника.
Чувство вины терзало, глодало меня без остановки. Дело было не в том, что король не заплатил Оливиане, и не в том, что он позволил ей поцеловать себя в обе щеки, – ибо мешочек с монетами, оставленный им на столе возле книги, которую он читал, сообщал, что заплатили ей весьма щедро.
Нет, как бы ни мучительно мне было признавать, в тканях я не нуждалась. Разумеется, я их хотела – мое сердце пело при одном лишь взгляде на мотки хлопка, шелка и атласа, но я зря согласилась и приняла их.
Я не только отвлекла короля от кровожадных деяний, но и использовала его, дабы заполучить то, радоваться чему не имела права.
Пора было смириться с таким положением дел. Пора привыкнуть к подобным поступкам.
Ибо мне не отделаться парой кусочков ткани, если я хочу помешать ему мучить людей.
– Не знаю, что и сказать, – пробормотала я, глядя на багажное отделение под сиденьем возницы, набитое разноцветными лоскутами.
– Я бы предложил «спасибо», но поцелуй меня больше устроит.
Щеки моментально вспыхнули – возница был занят, но все же находился в пределах слышимости.
Дейд провел пальцем по моей алой щеке и, кивнув в сторону одного из домов на той же стороне улицы, взял меня за руку.
– Выпей со мной.
– О, я не могу, – сказала я, лишившись настроя воочию понаблюдать за свирепыми нравами этого города.
– Глупости. Я заметил, как ты поглядывала в ту сторону.
Таверна производила впечатление слишком грязного, слишком унылого заведения, чтобы потчевать такую королевскую особу, как Дейд, но в то же время казалась идеальным местечком для зверя, что скрывался
