давай поднажми, — закричал он и уставший измотанный олень из последних сил выдернул наполовину свисающую тележку со старичком из обрыва.
Олень сильно нервничал и готов был сбросить повозку, но уставшая измотанная лошадь, немощный старик и самое ужасное — туго скрепленная сбруя не давали ему шансов на свободу.
Как только он вытащил их на крепкую почву, тут же что было силы зафырчал. Августин сразу понял, и побежал освобождать Роберта.
Рики не ждал никого и как только раздался свисток, словно пуля маленький храбрец бросился к хозяйке. Но как оказалось не он один услышал его и в тот момент, когда он уже почти увидел Каролин, откуда-то с неба на него упал огромный коршун и вцепился ему в спину мёртвой хваткой. Быстрым взмахом он поднимал Рики всё выше и выше, но не учёл одного нюанса. Рики действительно был похож на медоеда и так же как он умел изворачиваться в собственной шкуре.
Вывернувшись мордой к коршуну, легкая ухмылка появилась на морде крошечного зверька. Он вцепился зубами в лапу птицы, а та от неожиданности и боли выронила его. Маленькие крылышки не могли обеспечить шикарного полёта спасителю, но смогли спасти от неминуемой гибели. Как только его лапы коснулись земли, он бросился к Каролин.
— Стой! Стой! — кричала девушка и из глаз её текли слёзы, а от криков розы лишь сильнее опутывали её.
— Я умаляю, стой! Позови на помощь Августина.
Но он не слушал никого, он бежал её спасти. Рики понимал, что счёт её жизни идёт на секунды и Августин вполне может не успеть. Он бросился прямиком в только что разросшиеся кусты роз и, разрывая их зубами, пробивал к ней дорогу. Его шубка от ран и крови стала бордово алой. Из его пасти текла кровь, но Рики словно не чувствовал боли, лишь слегка морщился и оскаливал зубы в то время, когда отрывал новую ветку.
— Нет! Рики, нет! — плакала Каролин и ненавидела себя за то, что позвала его, но в ответ она слышала лишь «уф, уф, уф».
Когда девушка поняла, что он не отступится, она пошла к нему на встречу, разрывая руки в кровь, она отрывала ветви одну за другой. И наконец-то они встретились. Каролин схватила его на руки и одним рывком бросилась вперед по пробитой дорожке. Они почти вырвались и лишь на ноге Каролин осталась небольшая лоза, которая пыталась затянуть её обратно. Но Августин прискакал на олене и успел отрубить эту ветвь.
— Я же сказал, не подходи к ним! — закричал он на Каролин, — Ты как ребёнок! Разве можно так себя вести, ты вообще понимаешь, где ты находишься?!
— Не кричи, — буркнула Каролин и дрожащими пальцами перебирала раны Рика. Девушка пыталась зажать одну рану, но кровь хлыстала из второй, третий, четвертой.
— Прости, прости, я не хотела, чтобы ты туда лез… Я лишь хотела, чтобы ты на помощь позвал, — плакала Каролин, пытаясь остановить кровь.
Августин, услышав эти слова, опустился к ней.
— Чем помочь? Вот возьми, — оторвав от рубашки кусок ткани, протянул он ей.
Каролин поблагодарила парня, взяла ткань и перевязав одну рану, поняла, что нужно как можно больше ткани. Она достала из рюкзака своё любимое платье и, разрывая его на части, перевязывала Рика. Слёзы текли ручьём, как она не пыталась взять себя в руки, ей это не удавалось. Она сидела на холодной земле в огромной луже крови. Из её ран кровь тоже стекала на землю, но Рики был весь изорван. Из его ран, кровь не просто текла, она фонтанировала в разные стороны. Его пасть истекала кровью, от чего Каролин впадала в ещё большее отчаяние, вытаскивая один шип за другим. Зверёк, лежащий на её руках издавал тяжёлые хрипы. Открыв глаза, он медленно переложил морду ей на ладони, пытаясь остановить её отчаянные попытки.
— Нет, не останавливай меня, я спасу тебя любой ценой, — плакала Каролин.
Медленно подъезжающая телега поскрипывала и сидящий в ней старичок, причмокивая беззубой челюстью, охая спустился к Каролин.
— Дитя, ты вся изранена…. Ох, как же тебе удалось выжить. Сейчас милая, сейчас, — прихрамывая, он убежал к телеге и достал старую потрёпанную сумку.
Старческими морщинистыми руками он достал прозрачный бутыль, на дне которого светилась салатовая жидкость.
— Сейчас, сейчас дорогая, — протянул он ей бутылку, — выпей доченька и все раны сразу заживут на глазах.
— Кто вы? — растерянно спросила Каролин.
— Я лекарь, — немного помолчав, — правильнее сказать был когда-то лекарем при дворце. Но после всего что случилось, наверное, будет правильнее сказать, что я лишь путник. Твои друзья спасли меня, если бы не они лежать бы мне сейчас на дне пропасти с моей старушкой, — похлопав измотанную лошадь, сказал старик. Да ты пей дорогая, не бойся.
— А вам? Вдруг вам понадобится?
— Нет, дорогая, позволь отблагодарить.
Каролин украдкой бросив взгляд на старичка, в один миг вылила содержимое бутылки Рику в пасть.
— Ой, дитя, что же ты наделала. Зачем же ты последнее спасение собаки отдала.
— Он не собака. Он герой.
— Да, да есть и такие собаки. Но разве ты не знала, что розы эти ядовитые и ты сейчас начнешь, как те медведи в спячку впадать.
Каролин напугалась, но виду не показала и ни на грамм не пожалела, что отдала последнее спасение Рику.
— Всё обойдётся, дедушка, — сказала она и осторожно продолжила гладить Рики.
Старик не обманул, и действительно на её глазах раны мелкого храбреца стали затягиваться, хрип прекратился, а сам он провалился в глубокий сон.
Каролин почувствовала, что и сама не прочь бы поспать рядом, несмотря на то, что рядом было много людей и олень постоянно подталкивал её мордой, не давая заснуть.
— Ох, доченька…. Не местная ты, видать. Невеста твоя? — спросил он растерянного Августина.
— Нет, отец…. Она королева наша!
— Что-то я не пойму…. Погибла же наша королева?
— Это дочь их. Король спас её и вырастил в другом мире.
— Ох, ты…, так вот оно что. Тогда сынок оставь её.
— Ты что такое говоришь?
— Пусть поспит! Теперь понятно, откуда у вас олень-то этот. А я ещё думаю, бедное животное без покровителей стало по лесам скитаться.
— Ты же сам сказал, что спать нельзя, — возмутился Августин и, переложив на пол Рики, взял Каролин на руки.
— О боги, какая ты лёгкая, как ребёнок, — шёпотом сказал парень и почувствовал, как от волнения у него дух захватывает.
«Мне нельзя в тебя влюбиться. Ты тартарианка и ваш род ни с кем не переплетается, кроме своих», — мысленно убеждал он себя, но его чувства
