амулет тоже станет виден для Рэгвальда.
Лишь бы только успеть до праздника…
Вернувшись в комнату, стягиваю с себя браслет и кладу его на туалетный столик. Распахиваю настежь балкон, впуская в комнату степной воздух и вдыхая его полной грудью. Расчесываю свои волосы, отливающие золотом при свете магических свечей.
Да, когда стало общеизвестно, что я Говорящая, что бы это ни означало, на меня перестали смотреть с пренебрежением. Некоторые даже стали откровенно заискивать передо мной. Но где-то там, в глубине их глаз, все равно читается подозрение в том, что именно я испортила портал. Тем более что его до сих пор не смогли окончательно восстановить.
Поэтому завтрашний день для меня имеет очень важное значение. Если зелье подействует так, как должно, тот, кто сейчас остается под проклятием богов, сможет рассказать о том, что это он разрушил портал. И о том, кто его уговорил на это.
А до того момента мне остается лишь ждать и надеяться, что я права.
Кладу гребень на столик и заплетаю волосы в свободную косу. При очередном взгляде в зеркало я замираю. Пальцы деревенеют и, кажется, становятся холодными как лед. Мой амулет светится. Слабо, еле заметно и то только потому, что в комнате почти нет освещения. Но… Я точно различаю его свет под золотой сеточкой Ника и темными узорами метки бога.
За дверью гулко раздаются твердые приближающиеся шаги. Они становятся все громче, так же, как свечение моего амулета ярче. Я резко дергаюсь, чтобы схватить браслет, но от моего неловкого движения он отлетает, с грохотом падает на пол и откатывается под кровать.
Хватаю халат и накидываю его, стараясь посильнее завязать ворот. Как будто это поможет — он выдает ведь не только светом. Рэгвальд же его чувствует!
Прислоняюсь спиной к двери, надеясь, что так будет сложнее открыть ее. Вряд ли, конечно. Но это лучшее, что я могу сейчас придумать, и та единственная возможность, за которую цепляюсь.
Сердце грохочет в ушах, но не может перекрыть звук шагов. Они все ближе. Я зажмуриваюсь и даже перестаю дышать, когда они замирают у моей двери. Прямо за моей спиной.
Мне кажется, я слышу дыхание. Не свое — Рэгвальда. Прислоняюсь затылком к двери, жду стука, требования открыть, но… ничего такого не происходит.
Кажется, что время застыло, превратилось в нечто вязкое, тягучее. Что-то, что обволакивает нас со всех сторон, отделяя от внешнего мира, от прошлого и будущего. Есть только сейчас. Только я и только Рэгвальд.
Я его чувствую, будто он стоит прямо за моей спиной, касается меня. Нестерпимо хочется, чтобы он обнял меня, прижал к себе. С этими мыслями амулет разгорается все ярче.
Хватаюсь за него, накрывая рукой, будто это может как-то остановить его. Нет, пожалуйста, не надо! Мне осталась всего пара дней до того, как я смогу войти в пещеру. А потом… Я стараюсь не думать, что потом, потому что не верю, что в один миг смогу выкинуть из своего сердца Рэгвальда.
Но любит ли он меня, настоящую Айлин? А если любит, что означала та сцена с Делирией? И почему он так настойчиво преследует меня-Селену? А что если на секунду допустить, что он узнал меня?
От этой мысли сердце радостно заходится в груди, я судорожно вдыхаю, понимая, что до этого не дышала. Но к чему? К чему эти напрасные надежды?
Если бы он меня узнал, ни за что на свете не дал бы мне права выбора. Муж же четко мне дал понять, что я не решаю: сказал, что я принадлежу ему, значит, это так, и никак иначе.
Когда я вспоминаю фразу, приговором прозвучавшую из его уст: «И что бы ни случилось, ты моя. Ты всегда будешь моей», — кокон времени, обволакивающий нас, будто лопается.
Снова звучат шаги, которые удаляются от моей комнаты, а по щеке бежит слеза. Двигаюсь будто в полусне. Достаю из шкатулки кулон, который мне дарил Рэгвальд, и который я на днях снимала перед тем, как готовить зелье. Надеваю его себе на шею и прижимаю к груди, как будто вместе с ним рядом остаются только самые хорошие воспоминания.
Достаю из-под кровати браслет и кладу его на туалетный столик. Забираюсь в постель и натягиваю одеяло до самого подбородка, а потом еще долго не могу уснуть, прислушиваясь к тому, не послышатся ли шаги за дверью, не придет ли ко мне незваный гость.
Весь завтрак я сижу как на иголках. Еще немного, и станет ясно, подействовало ли зелье, вернулась ли человеческая ипостась к Дикому, или все наши усилия были бессмысленны.
Чтобы хоть немного отвлечься и перестать подгонять время, я выхожу в парк. В этот раз я решаю не идти вглубь, а пройти по самой окраинной аллее, вдоль поздноцветущих кустов, изгороди из каменного забора, увитого плющом. Здесь нет такого громкого переливчатого пения птиц, как в глубине парка, но и разговоров людей, точнее, оборотней, так же, как я, ожидающих результата, не слышно.
Чуть поодаль слышится звук ручья. Не выдерживаю и отказываюсь от первоначальной идеи не заходить вглубь. С радостью иду на звук льющейся воды. Это оказывается искусственная полянка с каменистым замшелым берегом в тени высоких деревьев с густой кроной.
Присаживаюсь на один из камней и опускаю пальцы в ледяную, невероятно бодрящую воду. Она то и дело сверкает в редких хулиганистых лучах солнца, которые умудряются пробиться сквозь ветви деревьев.
Пахнет влажной почвой и свежестью. Набираю в ладонь воды и подношу к губам, утоляя жажду.
— Ну как, готова ощутить на себе справедливое наказание? — раздается рядом знакомый женский голос.
Из тени деревьев на другой стороны ручья выходил леди Стрейт. Осунувшаяся и немного бледная. Дрожащей рукой она отводит растрепавшуюся прядь волос за ухо и немного безумно улыбается.
— И вам доброе утро, леди Стрейт, — Я замираю, внимательно глядя за ее движениями.
Убежать я точно успею. Но есть ли смысл в этом? Она явно хочет не физической расправы, она хочет уничтожить мою репутацию в глазах Керни.
— Доброе? — женщина будто бы даже скалится, и я уже сомневаюсь, что успею убежать. — У меня уже несколько дней добрым оно не бывает. А все из-за тебя.
— Леди Стрейт, вы заблуждаетесь, — как можно спокойнее пытаюсь говорить я. — Я вообще ничего не делала такого, чтобы испортить вам жизнь.
— Ты появилась тут! Вот что ты сделала! Если бы не ты, то мы бы с Керни
