до конца жизни.
Смахнув слезы, я окинула взглядом кабинет. Бенедикт, судя по всему, полностью погрузился в изучение письма. Между бровей пролегла глубокая морщинка, а глаза бегали по строчкам.
Я вспомнила его обещание безопасности. Это немного успокоило меня, но все-таки недостаточно. Мне хотелось, чтобы Бенедикт видел во мне личность, а не просто кровавую невесту. Разумеется, я понимала его реакцию: он явно не желал искать мне замену. Но если честно, я и сама не верила, что такое возможно. До сих пор все невесты могли продержаться год.
Интересно, кого-то из них тоже пытались отравить? Или только меня? В голове проносились воспоминания о Бонни, о прошлой ночи.
Я бросила взгляд на арфу. Мне стоило огромного самообладания, чтобы не броситься к ней, усесться на табурет и заиграть. Музыка всегда успокаивала меня – безопасность, воплощенная в звук. Немного домашнего тепла, по которому я так скучала.
– Бенедикт?
Его имя слетело у меня с языка прежде, чем я успела подумать. Проклятье. Я не хотела его беспокоить, чтобы он не отправил меня обратно в комнату.
Смутившись, я обернулась к нему. Он оторвался от изучения газеты и теперь пристально смотрел на меня. Его вид выдавал не злость, а шок.
Ничего страшного ведь не произошло. Я всего лишь…
О Боже милостивый!
Я похолодела. Бенедикт.
Я осознала, что сделала. Обратилась к королю Англии по имени.
– Ваше Величество… я хотела сказать, – запинаясь, пролепетала я. Мои щеки запылали. Проклятье. Почему я все время совершаю ошибки? Будто в присутствии короля лишаюсь рассудка. – Прошу прощения, у меня… – я прикусила губу, размышляя, как закончить оправдание. Что у меня? Не все дома?
На его губах мелькнула улыбка, а на щеке появилась ямочка.
– Ты что-то хотела? – невозмутимо осведомился Бенедикт.
Мое сердце едва не выпрыгивало из груди. Почему он ничего не сказал? Вспоминая вчерашнюю ссору, я скорее ожидала выговор. Его не очень беспокоило, что я порой нарушаю этикет, но обращение по имени…
Это слишком.
– Могу я… поиграть на арфе? – удалось произнести мне. – Постараюсь потише. Если вы не возражаете, разумеется.
– Конечно, играй. Меня это не потревожит.
Он вновь обратился к бумагам, словно для него это было в порядке вещей. Реши я поиграть на арфе, когда Валю требовалась тишина, он вышвырнул бы меня из комнаты.
Встав с кресла, я села за арфу. Бенедикт не удостоил меня и взглядом. Должен же он знать, насколько она громкая? Или арфа простояла здесь много лет и никто на ней не играл? В таком случае Бенедикт остановит меня после первых же нот, как бы тихо я ни играла.
Я крепко сжала кулаки, потом размяла пальцы, стараясь прочувствовать каждое движение. За время пребывания в замке я наверняка растеряла навык, зато сошли мозоли, полученные из-за работы в мастерской и регулярной игры на арфе. Хорошо, что все равно не получится играть во всю силу.
Я осторожно наклонила арфу к себе и наиграла старую колыбельную. В раннем детстве мама всегда играла ее, а потом, когда мне было восемь, я и сама научилась. И до сих пор, играя эту мелодию, я ощущаю мамин запах, слышу ее голос, тихо подпевающий мне.
Я заметила, что Бенедикт оторвался от бумаг и наблюдает за мной. Похоже, шум его все-таки потревожил. Но было бы неловко останавливаться теперь, поэтому я продолжила, чуть ускорив темп, наслаждаясь ощущением натянутых струн под кончиками пальцев и вибрацией в груди. Понадобится, наверное, несколько дней практики – и буду играть так же хорошо, как до отъезда из дома. А может, Бенедикт разрешит перенести арфу в мою спальню?
– Ты умеешь играть?
Вопрос сбил меня, и я дернула не ту струну. Фальшь была едва слышна, но я, тем не менее, расстроилась.
С неохотой опустив руки, я обернулась к королю. Судя по всему, мне снова удалось поразить его. А чего он ждал? Что я буду неловко дергать струны, мешая ему сосредоточиться на работе?
– Да, – тихо ответила я.
– Откуда?
Открыв рот, чтобы ответить, я помедлила. Стоит рассказывать ему о нашей арфе? Вдруг он посчитает, что ее надо забрать после того скандала?
– Это секрет? – допытывался Бенедикт. Заинтересовавшись, он заметно оживился.
– Не знаю.
Он удивленно выгнул брови.
– Мама научила меня.
Такого ответа ему явно было недостаточно, хотя и допытываться дальше он не стал.
– Что ж, – сказал он, возвращаясь к бумагам. – Не волнуйся насчет шума. Я привык.
Кто-то играет для него? У меня разыгралось воображение, или Бенедикт действительно смягчился? Морщины разгладились, голос стал мягче. Словно музыка его успокоила.
Передо мной предстал другой человек. С первыми же звуками арфы образ грозного короля распался. Я продолжила осторожно играть, оплетая нас мелодией. Я старалась, чтобы звук был как можно тише, поэтому слышала шелест бумаги, когда Бенедикт переворачивал страницу, и скрежет стула по полу, когда он двигался.
Так мне казалось, словно я нахожусь наедине не с арфой, а с ним.
Играла я довольно долго, но Бенедикт ни разу не пожаловался на шум, очевидно, не возражая против музыкального фона, который я создала для нас.
Я все же старалась не слишком шуметь и сосредоточилась на том, чтобы правильно держать руки. И уже скоро движения вновь стали казаться естественными. Лишь почувствовав боль в пальцах, я отпустила инструмент.
Обедали мы с Бенедиктом тоже вместе, после чего он отправил меня обратно в комнату. Во второй половине дня у него были назначены встречи с советниками: стоило ли говорить, что меня не оставили бы в его кабинете одну.
Слуги успели перенести мои вещи в новую спальню, и некоторое время я потратила на то, чтобы все разложить по местам. Но ничто не спасало от воспоминаний о вчерашнем дне. Примерно через полчаса в дверь постучали, и я ощутила такое облегчение, что была готова броситься гостю на шею, кем бы он ни оказался.
– Входите! – крикнула я и обернулась к двери. Мгновение я ожидала появления Бонни – настолько я привыкла к ней за прошедший месяц. Но вместо нее в дверях замерла Лира. За ее спиной возвышались двое стражников – очевидно, ее телохранители.
– Можно? – тихо спросила она.
Я кивнула, бросив на кровать свитер. Вчера я не пустила ее. Глупая ошибка. Не следует пренебрегать ею, если я хочу втереться в доверие к королю.
Переступив порог, Лира закрыла дверь, но стояла в нерешительности, не зная, как себя вести. Я натянула
