какого-либо другого животного. Никто не узнал бы, что этот тайник находится здесь, кроме другого охотника. Я оглядываюсь, оборачиваюсь, но никого не видно. Я снова провожу пальцами по коре, и последняя зарубка — та, что я сделала вчера, липкая и свежая. Если здесь был охотник, он не брал еду из тайника.
Значит, просто бродячее животное. Тем не менее, я выкапываю замороженного двисти и делаю зарубку. Это самая крупная добыча в тайнике, и ее гораздо больше, чем мы со Стей-си сможем съесть сами, но мысль о том, что придется оставить мясо, вызывает у меня беспокойство. Я решаю, что мы высушим лишнее и сохраним его.
Когда я возвращаюсь в пещеру, Стей-си выглядит удивленной количеством мяса, которое я принес, но не жалуется. Мы переносим костер в переднюю часть пещеры, убираем экран и продолжаем коптить окорок за окороком. Мы работаем в команде, и Стей-си рассказывает мне истории о том, как Пей-си был еще в животе. Время проходит приятно, и Стей-си даже успевает испечь мне несколько мясных пирожков, прежде чем Пей-си просыпается и требует внимания.
К заходу солнца мясо прокопчено, но недостаточно сухое, чтобы его можно было использовать в качестве основного рациона. Утром я снова буду коптить его, чтобы высушить, чтобы его можно было легко хранить. Мы переносим костер обратно в яму, возвращаем ширму на прежнее место и устраиваемся на ночь.
Стей-си нюхает свою косу и морщит нос.
— От меня пахнет дымом и потом.
Она пахнет. Я тоже. Впрочем, я не возражаю против ее запаха. Я мог бы с удовольствием зарыться носом в ее влагалище и вдыхать ее мускусный аромат целыми днями.
— Ты хочешь искупаться? Я могу немного растопить снега.
Ее глаза загораются.
— Я бы с удовольствием приняла ванну. Пейси тоже нужна ванна.
— Тогда мы все будем мыться, — говорю я ей. — Здесь достаточно снега для всех нас. — Я роюсь в одном из мешков и достаю маленький мешочек с мыльными ягодами. — Запасы моей матери. Нам придется принести ей еще, когда вернемся.
— И мыло есть? Я на небесах, — восклицает Стей-си, забирая у меня мешочек. — Это замечательно.
Я рад, что такая мелочь делает ее такой счастливой. Я устанавливаю треногу над костром, вешаю сумку и выхожу зачерпнуть снега. Я повторяю это до тех пор, пока мешочек не наполнится свежей водой. Пока вода нагревается, она раздевает Пей-си, и мой сын голышом ползает по пещере, его маленький хвостик подрагивает, когда он пытается схватить все, что только возможно — мое копье, тарелки, мясо, развешанное на решетках для копчения, все. Его маленькое личико искажается от гнева, когда Стей-си вырывает что-то у него из рук, и каждый раз он смотрит на меня так, словно просит вернуть это. Когда он смотрит на меня, я чувствую, как мое сердце тает, как лед, слишком долго пролежавший на солнце. Я протягиваю к нему руки, и когда он смеется и ползет ко мне, мое сердце чувствуется целым. Я крепко обнимаю своего сына, его маленькое обнаженное тело прижимается к моей груди, и я испытываю истинное счастье.
То есть до тех пор, пока он не помочился мне на грудь. Я отстраняю его от себя, бросая на него укоризненный взгляд.
— Он обмочился.
— Я заметила, — говорит она, забавляясь моим шокированным выражением лица. — Хотя это больше похоже на то, что он мочит тебя. — Она выхватывает комплект из моих рук и прижимает его к себе, целуя в щеку, как будто он сделал что-то, чем можно гордиться.
Забавляясь, я вытираю грудь кусочком кожи, наблюдая, как маленькие ножки моего сына покачиваются и танцуют в воздухе.
— Ему нравится быть голым.
— Он похож на своего отца, — говорит она, и ее щеки краснеют.
Ее реакция интересна.
— Значит, я разгуливал голым? Перед тобой?
— Да, раньше. — Ее губы подергиваются. — Ты очень гордишься своим, гм, достоинством.
— Мой член? — спрашиваю я, неуверенный, что она имеет в виду под «достоинством». — Да, он большой. И у меня большой мешочек.
— Я не собираюсь это обсуждать. — Ее голос чопорный, но на лице застыло смущенное веселье, и я знаю, что она не обиделась. Интересно, смогу ли я снова заставить ее щеки покраснеть? Она ополаскивает руку в воде и выдавливает несколько мыльных ягод в мешочек. — Хорошо. Пора мыться моему маленькому мужчине.
— А потом ты покупаешь своего большого мужчину? — с надеждой спрашиваю я.
Ее щеки становятся ярко-красными, и я чувствую себя довольным.
— Ты можешь помыться сам.
— Могу, но думаю, будет веселее, если это сделаешь ты. — Я лениво потираю грудь, думая о ее маленьких ручках на моей коже. Мне очень нравится эта идея.
— Ты сегодня очень кокетливый, — комментирует она, опуская кусочек кожи в мешочек и начиная мыть извивающееся тело Пей-си.
Я наблюдаю за ними обоими, очарованный грациозными движениями моей пары и радостными движениями моего сына.
— Да? — Возможно, так оно и есть. Быть здесь с ней, проводить время вдвоем наедине, это наполняет меня огромным чувством удовольствия. Вот так, вместе, без особой страсти между нами, мы действительно чувствуем себя семьей.
Из-за этого я чувствую себя… счастливым.
Она заканчивает мыть Пей-си, протирает пучки его гривы тряпочкой, чтобы очистить их, затем пеленает его в свежий теплый мех, чтобы он обсох, и передает его мне. Мой сын визжит от восторга, когда я беру его на руки, и это заставляет меня улыбнуться.
— Если бы только моя пара издала такой же звук, когда увидела меня, — говорю я ему.
Стей-си только посмеется.
— Я издаю этот звук внутри. Обещаю.
Какое-то время я играю со своим сыном, а когда он засыпает, я обнимаю его и укачиваю у себя на груди, пока Стей-си прибирается в пещере. Пухлое личико Пей-си такое маленькое и доверчивое, и я чувствую себя одновременно сильным и уязвимым, глядя на него сверху вниз, когда он погружается в сон.
Это мой сын. Комплект, сделанный из моего тела и Стей-си. На это невероятно смотреть. Он того же цвета, что и я, и его лицо похоже на лицо моего брата Зэннека и Фарли, а это значит, что Пей-си также должен быть похож на меня. Я мог бы смотреть на него часами, запоминая его мелкие черты, и никогда не уставать.
Стей-си возвращается ко мне, и в ее глазах появляется нежность, когда она опускается на колени рядом со мной.
— Ты хочешь подержать его еще немного, или мне уложить его в постель?
Я действительно хочу продолжать держать его на руках, пока он сонный и тихий, а не
