Эмма узнала звонок.
– Черт, – это, по-видимому, произнес Эрик.
– Ты собираешься ответить? – спросила его Эллисон.
Эмма почти рассмеялась.
– Нет.
– В это время ночи? Это может быть важно.
– Если я отвечу, то так и будет. Давайте пошевелимся и найдем что-
нибудь перекусить.
Чейз пожал плечами, поскольку телефон прекратил звонить. Они дошли до двери прежде, чем он снова начал звонить.
– Ты знаешь, что он еще не раз позвонит.
– Пусть. Внутри так шумно, что я не услышу его.
– Эрик, ответь.
– Нет.
– Если ты не ответишь, он позвонит мне.
– У тебя нет рабочего телефона.
Чейз рассмеялся.
– Ты продумываешь все.
– Кто-то, – сказал Эрик, открывая раздвижные двери в одну сторону, – должен.
Первого они забросили Майкла, завернули к дому Эллисон и затем высадили Эмму перед ее парадной дверью. Время было немного больше часа тридцати, что в доме Холлов было в пределах "вовремя".
Эмма остановилась возле водительского окна, и Эрик открыл его.
– У тебя есть мой номер? – спросила она его.
– Нет.
– Он тебе нужен, или ты просто заедешь за мной утром?
Чейз сказал что-то по поводу утра, но Эмма сделала вид, что не услышала, что именно.
– Если вы приедете, я могу тебя накормить. Я могу даже Чейза накормить. Я не знаю, во сколько Эми позвонит, так что, возможно, вам придется какое-то время ждать.
– Есть шанс, что она не позвонит?
– Нет.
– Мы зайдем. Во сколько будет нормально?
– В любое время после восьми тридцати. – Она повернулась к дому, остановилась и вернулась. – Спасибо.
– За что?
– За сегодня. Поблагодари Чейза тоже.
– Ты можешь поблагодарить меня сама.
– Слишком много хлопот, – сказала она, но улыбнулась. Она устала, и даже жаркий и душный дом не согрел ее ледяные ладони. – Нам нужно найти Марию Копис, и привезти ее на Роуэн-авеню. Я думаю, что все лестницы мира не помогут нам вывести ребенка, если ее там не будет.
– Давай мы выясним, где она живет после того, как ее дом сгорел. Ты поспи немного.
Она кивнула и направилась к входной двери. Черная сигнализация уже приготовилась отреагировать на ее шаги за дверью.
Когда дверь закрылась, скрывая отчаянно лающего ротвейлера, Чейз повернулся к Эрику.
– Ты хоть понимаешь, что делаешь?
Эрик пожал плечами. Через мгновенье он ответил.
– Ты, в самом деле, хочешь ее убить?
– Я думаю, что мы должны. Ты не сказал ей, что она теперь может трансформировать больше энергии, чем мог любой некромант.
– Нет, – Эрик был сильно обеспокоен и открыл дверь; зажегся свет. – Они не источник силы для нее. Она не собирается использовать их никоим образом.
– Она не должна даже пытаться делать мертвых видимыми. А она сделала это очень просто.
– Я знаю, Чейз. Я был там, помнишь?
– Ты также не предупредил ее о Лонгленде.
– Если бы я предупредил ее о Лонгленде, она бы уже все поняла. Она сумасшедшая, но не дура. И предупреждения не дали бы ей никакой полезной информации. – Посмотрев на Чейза, он вышел из автомобиля.
Чейз вздохнул – громко – и тоже открыл дверь.
– Ты хочешь ее убить? – Снова спросил Эрик.
– Это имеет значение? Я не собираюсь пробовать.
– Да, имеет.
– Я думаю, мы должны.
– Это не ответ, Чейз.
– Придурок, – Чейз хлопнул дверцей автомобиля, закрывая, через минуту он обошел машину сзади и хлопнул второй дверцей, тоже закрыв ее. Он прислонился к водительской двери, стоя спиной к Эрику.
– Я понимаю, почему ты не сделал этого. Я имею в виду, не убил ее.
Она кажется совершенно нормальной.
– Да. Нормальная. Счастливая. У нее есть друзья, она заботится о тех, кто еще жив. Так.
Чейз оттолкнулся от автомобиля.
– Ты хочешь, чтобы я дежурил первым или ты будешь?
– Ты.
Чейз отошел от автомобиля.
– Мне нужно новое пальто. – Он посмотрел на дом и добавил. – Есть шанс, что собака не сойдет с ума, если я устроюсь внутри?
– Это ротвейлер.
– Понятно.
– Ты уверен, что хочешь дежурить первым?
– Да. Я не хочу по возвращении нажимать радиоактивную кнопку на автоответчике.
Эрик поморщился.
– Прекрасно. Через четыре часа я вернусь.
– Много времени займет прослушивание сообщения.
– Спасибо. Не делай, – добавил он, – никаких глупостей. Если Лонгленд появится здесь, он не будет ее убивать. Но тебя он убьет, не моргнув.
– Он попытается, – улыбнулся Чейз. Даже при плохом освещении это было неприятно. Но Эрик должен был признать, что в этом был весь Чейз.
Мама эммы не дождалась, что, наверное, было к лучшему. Свет в доме был погашен; единственным светом в холле был свет, падающий через маленькие декоративные окошки в парадной двери. Он погас, когда Эмма выключила свет перед входной дверью. Она постояла в холле, рассеяно гладя Лепестка по голове, пока ее глаза привыкали к темноте; подвал – единственное место, где было по-настоящему темно.
Когда все стало темно-серым, она выскользнула из туфель, взяла их за ремешки и направилась вверх по лестнице. Ступеньки были застелены, но дом был старым; они скрипели, когда она шла. Они скрипели, когда шел Лепесток, но он всегда шумел. Никто в доме Холлов не просыпался от шума, никогда, если, в самом деле, хотелось спать.
Она проскользнула в свою комнату, поставила обувь возле туалета и начала расстегивать ремни платья. Ее руки были холодными; она потерла их, но это не помогло. Кровать – и большое пуховое одеяло – помогли бы. Лепесток запрыгнул на кровать, где-то в районе ног, и ждал, опираясь на передние лапы.
– Извини, Лепесток. Я знаю, что поздно. – Она сбросила платье, взяла пижаму, одела ее и села на край кровати, почесывая его за ухом.
Что-то привлекло ее внимание. Это был не звук, точно, и не свет, но показалось, что это был и звук и свет.
Ее отец стоял в центре комнаты.
– Росток.
Она хотела вскочить и броситься в его объятия. Но не сделала этого.
Ей было слишком холодно, а она знала, что от него тепла ждать не следовало. Любовь – да, и привязанность – и холод тоже. Она натянула пуховое одеяло до плеч, опираясь руками о колени.
– Папа. – Лепесток тоже попытался залезть под одеяло, но поскольку он сидел на одном краю, ему это не удалось.
– Спи, Эм.
– Почему ты здесь?
Он покачал головой и посмотрел сквозь окно с занавесками. Что он увидел, учитывая, что занавески были плотно закрыты, она не могла сказать.
– Увидеть тебя, Эмма. Убедиться, что с тобой все в порядке.
Она улыбнулась, дрожа.
