Алай кивнула, снимая тёплый халат. Айтелл улыбнулся ей, жестами показывая, что наверху спит Рикад, и она наклонилась над спящим Уканом, слушая его хрипловатое дыхание. Лучше, чем накануне. Мать Даыл, милостива будь, пусть поправится скорее! Ведь мается Утар без него.
- Здравствуй, хасум.
Тур, заплывший сине-зелёными кровоподтёками, насмешливо смотрел на неё из угла. Алай попятилась, потом глянула на Айтелла, который носил наверх дрова, стараясь не скрипеть лесенкой, слегка успокоилась и села на один из матрасов.
От жаровни поднималось марево горячего воздуха. После зябкой улицы тепло тоже дарило ощущение покоя и уюта, несмотря на то, что уютным помещение назвать было трудно. Неказистые шершавые стены, небольшие окошки, грубый стол, войлоки на голом полу, хоть и толстые, соломой набитые... Зато тепло.
Тур продолжал сверлить её взглядом. Алай сморщилась.
- Что?
- Да вот, любуюсь на будущую вдову Хайар, - негромко сказал он с усмешкой. - Время-то истекает… Казнят скоро муженька твоего. Пойдёшь ко мне младшей женой.
Алай замерла. Жаровня будто погасла. Холодно стало внутри, очень холодно.
- Что… Что ты говоришь такое? - ужаснулась она. - Харан не убивал… Я не верю!
- А я вот видел, как он убивал. - Тур подвинулся на край войлока и сел, оберегая левую руку. - Он бы и меня убил, если бы не Накар. Жаль, тот поздно пришёл… Мог бы и Улкета спасти. Убийца твой муж. Каторжник. Ничем меня не лучше, смотри-ка. - Он тихо и хрипло рассмеялся.
- Ты лжёшь. - Алай сжала кулаки, ногти вонзились в ладони. - Скажи, что это ложь!
- Я не лгу. А если бы и лгал, как ты проверишь? - Тур ухмылялся. - Ни роста тебе Мать Даыл не дала, ни ума. Была бы умнее - спросила меня, как мужа твоего спасти.
- Как? - хрипло прошептала Алай. - Как спасти?!
- Иди к Накару и скажи, чтобы помог. Скажи - прислали, чтобы всепрощение заслужила. Делай всё, что скажет. Так и передай. Скажи слово в слово: «Вызволять надо. Он раскаивается. О всепрощении молит. Меня прислал в уплату». Он придумает, как помочь. Отмоет от обвинений. Он у руки Ул-хаса сидел, помочь может. Запомнила, что говорить надо? Только это скажешь.
- Всё, что скажет? - прошептала Алай. - О чём ты говоришь?!
- Ты хочешь, чтобы убийцу твоего за твои красивые глаза от греха отмыли? - скривился Тур. - Его сам Великий Ул-хас под замок бросил, казнить хочет, а ты думаешь, его просто так выпустят? Иди к Накару, пока не поздно, и скажи то, что я сказал. Ни слова не меняй и не добавляй, а то слушать не будет. Выведут твоего мужа во двор, со связанными руками, без рубашки, положат головой на колоду. Вынет су-туус свой меч и замахнётся. Помнишь, как Самат кричал, когда я ему деревяшкой в ребро тюкнул? Сталь - не дерево. Она режет, да, бывает, не сразу. Это великая милость, когда палач с одного удара срубает. Бывает, говорят, если палач неумел или зол, он нарочно плохо казнит… Рубит, рубит… Ух, как мучительно уходить в Эн-Лаг с таким позором! А у твоего мужа шея - как бревно. Как думаешь, осилит палач такую с одного взмаха?
Алай сидела, закрыв лицо руками. Сердце билось так часто, что, казалось, сейчас из груди вылетит, а перед глазами была колода на снегу и Харан на коленях перед ней, связанный, в одних штанах под холодным дыханием зимнего злого Выы.
- Нет… - шёпот льдом катался на языке и обжигал внутри. - Нет… Харан…
- Иди к Накару и скажи, как я велел. Пусть придумает, как вытащить… его. Не отказывай, что бы ни приказывал, иначе будет так, как я сказал.
- Ты куда? - спросил Айтелл, который вернулся с ведром воды. - Алай, что с твоим лицом?
Алай выскочила наружу, судорожно вцепившись в полы халата. Воздух обжигал горло и нос, от частых вдохов кружилась голова. Она сделала шаг, другой, и ноги сами понесли её, а в голове билась мысль - спасти от казни. Спасти от казни!
30. Кам.Подарок Улхасум
В окнах слева мелькал один из внутренних дворов. Камайя медленно шла, и стылая зыбь холодной солёной воды стояла в глазах. Вирсат кинулась к ней из закутка, где яростно перешёптывалась с другими служанками.
- Госпожа… Прости, я ушла подремать - думала, ты только с утра…
- Успокойся, Вирсат. Всё в порядке.
В очаге лежали остывшие угли и зола. Камайя положила в него растопку, вынула чудесное устройство с колёсиком, которое вызвало такой восторг у Алай, и чиркала им, высекая искру, пока не запылали комки мха, завитушки коры и тонкие ветки. Сыкваан, дух огня… Она подложила дров, переоделась в свою одежду, села у огня, вытянула к нему ладони и сидела, не позволяя алому встать перед ней, пытаясь отсрочить, отодвинуть горе.
- Госпожа… Подарок от Улхасум. - Пуулар, бледная, открыла дверь и вошла с резным ларцом в руках. - Прими, пожалуйста.
Крышка стукнула о поверхность столика. Камайя кончиками пальцев погладила изящный венец, свитый из тонких золотых и серебряных трав, и приподняла височные кольца, что тихо лежали на красной бархатной подушечке, от которой пахло айго и травами.
Пуулар стояла, опустив взгляд. Камайя вынула убор, подняла его к лицу и разглядывала искусную работу. Тонкие гранёные проволочки сплетались, искрясь, как лучи солнца и лун, и отражали свет из окна.
Она бросила быстрый взгляд на Пуулар. Та молча плакала, и слёзы падали на ковёр.
- Ты знала. - Слова тоже упали тяжёлыми горькими каплями. - Ты знала заранее.
- Нет, госпожа. - Пуулар всхлипнула. - Только когда она закрывала перед нами дверь и сказала, чтобы мы следовали зову сердца, а не зову золота, я подумала, что это похоже на прощание.
- Иди сюда. - Камайя осторожно положила венец на стол, и тонкие метёлки золотых и серебряных трав тихо колыхнулись. - Иди сюда, милая.
Она протянула руки. Пуулар шагнула к ней. Камайя обняла девушку и гладила её по голове, а та всхлипывала.
- Госпожа… Она сказала, что доверяет нас тебе.
Камайя нахмурилась и отвернулась. За дверью слышались голоса, это отвлекало от размышлений.
- Кто ещё знает?
- Мы не болтаем. - Пуулар распахнула глаза и помотала головой. - Госпожа Гатэ распорядилась молчать. Ох, если бы я заранее поняла… Глупая, глупая!!!
Она с размаху ударила себя ладонями по щекам. Камайя развернулась и схватила её запястья.
- Я тоже не понимала. Она говорила мне почти прямо, и теперь я понимаю каждое её слово. Но я была глуха и не слышала тогда. Пуулар, не вини себя. Она не вчера приняла это решение.
- Сначала Нуун, теперь и госпожа… - Пуулар снова плакала. - И Ул-хас… Столько потерь! Почему?
Камайя успокоила её, с тяжёлым сердцем отпустила и вернулась к столику. Она осторожно подняла венец, сплетённый из немыслимо похожих на настоящие золотых трав, и осторожно положила его в ларец, но в последний момент руки замерли: в уголке лежал туго свёрнутый алый рулончик. Лента… Лента, которую Улхасум просила завязать на камнях пути, их с Бутрымом свадебная лента.
Алое развернулось, будто высвобождая прикосновения красивых пальцев Гатэ, которыми она скатала слегка вытертую временем ткань. Красную ленту вешали над колыбелью после рождения ребёнка, неудивительно, что краска слегка поблекла по краям. Камайя провела пальцами по гладкой ткани, торопливо свернула её обратно и убрала в уголок рядом с бархатной подушкой.
- Госпожа, к тебе… - Вирсат сунула голову в дверь и тут же скрылась.
- Прочь. - Надменный голос Йерин приближался. - Исчезни. Смотрю, ты не уймёшься. - Она зашла в комнату и встала у порога. - Я думала, ты умнее.
Камайя вздохнула и вежливо поклонилась ей. Йерин была последней, кого хотелось сейчас видеть, и мысли были совсем о другом.
- Что госпожа имеет в виду?
- Мне доложили, что ты с Аслэгом сегодня ходила к Ул-хасу. - Йерин почти дрожала от злости. - Объяснись.
- О. Да. - Камайя ходила по комнате, сдерживая желание пинками выгнать эту невыносимую мерзавку вон. - Да. Я подзуживала его, можно сказать, поссориться с Ул-хасом, и у меня получилось. Меня выгнали, а он до сих пор страдает там.
