class="p1">– Сейчас? Здесь? – он развел руками, вспоминая, что они без перчаток и пряча их за спину, чтобы не задеть Вильду случайно.
Он смутилась, но повторила твердо:
– Да.
Потом словно засомневалась:
– А… вы не хотите?
– Хочу, – пришлось признаться Рессару. – Но не могу.
– Почему?
Ему понравилось глубокое разочарование Вильды. Он сам с трудом понимал свои благородные порывы. Не правильнее ли было получить сейчас желаемое? Последнюю ночь провести с той девушкой, от которой сходишь с ума уже не первый месяц? А потом спокойно умереть и унести свое проклятие навсегда.
Но нет… Рессар не мог так поступить с Вильдой. Только не с ней.
– Потому что мне захочется большего, но я не смогу пообещать тебе будущего… У меня его нет. А у тебя оно должно быть. И только самое лучшее.
Тут Рессар кое-что вспомнил. Он думал сделать это завтра, но видел, как обеспокоена Вильда. Может как раз из-за этого. Он хотел, чтобы его колдунья… последний день его… спала эту ночь спокойно.
– Пойдем за мной.
Рессар вышел из ванной, обошел большую кровать и достал из секретера плотный лист бумаги с вензелями и личной печатью Видьера.
– Я обещал, что дам тебе свободу, если ты выполнишь условия. Как видишь, я держу слово. Теперь ты свободна, Вильда.
Вопреки его ожиданиям, она не обрадовалась, не запрыгала от счастья, не бросилась ему на шею, а просто приняла Освободительную, скользнула по ней взглядом и отложила на секретер.
– Поцелуй меня, – повторила она, но теперь с требовательными нотками в голосе.
– Вильда…
– Целуй! Никто не даст идти тебе до конца, – нахально добавила она, – но я просто хочу знать, как бы это могло быть… Если бы могло.
Он ее понял. В груди сжалось собственное сердце от безысходности и от желания почувствовать, как бы это могло быть у них…
Рессар достал из ящика новые перчатки, поспешно натягивая их на уставшие за день руки. Вильда молчала, ждала.
Он нежно взял ее за талию, притянул к себе, заглядывая в глубину ее голубых глаз. Склонился к ее лицу, только тогда колдунья прикрыла глаза и приоткрыла губы, подставляя их для поцелуя.
– Нет, – остановил себя Рессар. – Нет. Я уже целовал тебя, а сейчас не время. Ты найдешь себе мужчину, полюбишь его всем своим огромным сердцем, и не будешь вспоминать меня. Забирай Освободительную и уходи.
Рессар отвернулся, но успел заметить расстроенный взгляд Вильды и глаза, моментально наполнившиеся слезами.
– Уходи. Я больше не держу тебя. Не обязательно присутствовать завтра на трауре.
– Завтра будет бал, – поправила она.
– Да, для других это будет бал, но не для меня.
Вильда еще чего-то ждала, сжимая в дрожащих пальцах свидетельство о своей свободе.
– Но…
– Уходи.
Вильда опустила голову, развернулась и пошла к двери. Еще секунда и она исчезнет из его жизни. Навсегда.
Рессар в два широких шага догнал Вильду, резко развернул ее за плечо, подхватив за талию, и впился жадным поцелуем в ее губы.
Мягкие, сладкие, такие податливые его напору!
Она пахла ягодами, теплым солнечным летом. Она пахла жизнью! Цветами, бабочками и уютными вечерами с трелями соловьев. Она пахла той жизнью, которую Рессар хотел бы прожить. С ней.
Но…
Он отступил.
– Вот так бы это было. Не когда просишь ты, а когда хочу я. И так, как хочу я. Потому что я был бы твоим господином.
С этими словами Рессар распахнул дверь и вытолкнул Вильду в коридор.
Вот и все. Будет лучше, если она обидится, соберет свои вещи и немедленно уедет обратно, в его… то есть теперь в ее дом.
Ночью Рессар не мог заснуть, снова и снова проживая свою жизнь и выискивая ошибки. Их было много. Слишком много. Смог бы он прожить по другому? Нет. И не хотел, потому что именно такая жизнь привела его к встрече с Вильдой. А это единственное, о чем он не жалел.
Обидно, что произошла она так поздно. Вот бы дядя Лукас потребовал на три года раньше взять себе фаворитку!
Но и тогда они бы не встретились. Вильда еще была слишком юна…
Днем он выбрал самый роскошный наряд – белый мундир с нашивками. К нему подобрал белоснежные перчатки. Пусть это его последний день, но он уйдет достойно, как принц.
Отец не отходил от него ни минуту… А вот Вильда не появлялась.
– Она приготовила почти тысячу флаконов с зельем. Какая хорошая девушка, – вздохнул отец.
– Она падчерица Матильды, – сказал Рессар.
– Что?! – вскричал Король. – Тогда немедленно велю выбросить зелье в овраг!
– Нет. Я верю Вильде, отец. Если она хотела помочь, то от доброго сердца, а не для того, чтобы навредить. У нее свои счеты с мачехой.
Король снова сел, но теперь недоверчиво расспрашивал, откуда Вильда появилась у сына, что делала при нем, как относилась.
Рессар поймал себя на том, что с удовольствием рассказывает отцу про свою полуфею, вспоминая все стычки со своей дерзкой помощницей.
– Ты влюблен в нее, мальчик мой? – тихий вопрос отца заставил Рессара замолчать.
– Какая теперь разница? Я отпустил ее. Она не должна страдать из-за моего проклятия.
– А если мы его снимем?
Рессар на секунду задумался, но снова покачал головой.
– Тогда я должен буду жениться на своей спасительнице. Так ведь?
– Но Вильда могла бы стать твоей любовницей…
– Нет! Нет. Вильда достойна большего! Несмотря на недостойную мачеху, у нее высокое положение. Я никогда не посмел бы сделать ей недостойное предложение.
– Ну как скажешь, – вздохнул Король и встал. – Прибывают гости. Я должен идти, встретить их. Жду тебя на дворцовой площади в назначенный час.
Отец обнял Рессара и оставил его одного.
* * *
Вильда стояла на дворцовой площади вместе с другими девушками, откликнувшимися на призыв Короля Гоблинов.
Каждая из ста девушек пришла сюда в надежде избавить принца от проклятия. Кто-то ради обещанного богатства. Кто-то надеясь стать его женой. А Вильда была здесь, потому что любила.
Рессар отдал ей Освободительную, практически выгнал из своих покоев, но она осталась. Ей стала понятна одна простая мысль: без любимого все равно жизни нет. Так что она постарается, ради него, ради отца… И ради себя тоже постарается.
Вильда наклонилась и поставила под пышный куст корзинку с жабой.
– Папочка, жди меня здесь. Если все получится, то я избавлю вас от проклятия Матильды!
Она погладила толстую жабу и тут же вспомнила о кулоне. Она сняла с шеи цепочку с маминым подарком и надела на жабу.
– Это моя последняя ночь, папа. Я хочу, чтобы память
