— Я был не прав в отношении тебя. Когда ты дала мне список из гримуара, я небезосновательно решил, что ты таким образом отводишь от себя подозрение, да и до этого очень многое из того, что происходило указывало на тебя.
— Таааак… — ну, собственно, извинений я не услышала, только оправдания, поэтому пока никак не могла отреагировать.
— Даже приглашая тебя на бал я решил, что это будет прекрасной возможностью проследить за тобой, — вот это поворот, подумалось мне. Я с трудом удерживала покер фэйс*, хотя внутри меня извергался Везувий ярости и гнева, лава возмущения бурлила и поднималась на поверхность, стремясь вырваться наружу. Как мантру, я повторяла фразу Карлсона из советского мультика и до боли в ладонях сжимала кулаки, оставляя полумесяцы вмятин на коже. — Во время бала я еще больше уверился в своих подозрениях, ты не была напугана произошедшим, к тому же вокруг тебя клубилась осязаемая сила. Это сейчас я понимаю, что сумрак защищает своё дитя, но пойми, в других кланах подобного нет.
— Так, — снова повторила я, подталкивая продолжить утро откровений.
— Я ревновал тебя, злился неуместным чувствам, коим не должно вспыхнуть так скоро, винил блудливую ведьминскую натуру и силу, что окружает новорожденную ворожею и думал о тебе хуже, чем есть на самом деле. Я знаю, что ты злишься на меня и надеюсь моё откровенное признание смягчит приговор, ты простишь меня, дашь шанс мне и нашим отношениям?
Спо-кой-стви-е. Только спокойствие. Выдох. Вдох.
— Я не злюсь. Я в растерянности, — ответила я. После всех откровений тёмного желание оправдываться отсутствовало как данность. Интересно, а любовью он со мной занимался тоже во благо отчизне и ускорению расследования для? — Я благодарна тебе за откровенность, позволь и мне поделиться некоторыми наблюдениями? Возможно, не со мной и не сейчас, но тебе пора начать вновь доверять людям, то, что произошло с тобой настоящая мерзость, но и ты повел себя со мной немногим лучше. Мне нужно всё обдумать, — и когда инквизитор собрался было что-то сказать я прервала его, рубанув ладонью воздух, — не торопи.
Слава небу ехать осталось всего ничего, это стало ясно сразу как Витторо свернул на подъездную аллею к небольшому особнячку, что виднелся в конце дороги, и продолжать неприятную беседу нам не пришлось. В голове был сумбур, и, по правде говоря, чувствовала я себя так, будто гуляя босяком по прогретой ласковым летним солнышком изумрудной травке наступила в коровью лепеху. Брезгливость пополам с сожалением, что свернула именно вот сюда.
Мужчины на всякий случай проверили дом, хотя охранки не были повреждены, а контур нарушен, проводив и удостоверившись, что мы в безопасности отправились обратно в управление.
— Ты будешь чай или кофе? — спросила меня гостеприимная девушка. Не дожидаясь ответа, она щелкнула выключателем на чайнике и поставила турку на плиту.
Её кухня была небольшой и очень уютной, было явно, что здесь Франи с удовольствием проводит много времени, и у меня сложилось чёткое ощущение, что вот оно горячее сердце этого дома.
— Спасибо, чай. Кофе мне сейчас противопоказан, я и без дополнительных стимулов бодра и весела, — не удержавшись съязвила я. Брюнетка понимающе хмыкнула, пробормотав по-итальянски что-то вроде «все мужчины идиоты» и поставила предо мной вазочку с сахарным печеньем и засахаренными сухофруктами. Я выбрала оранжевый язычок манго и надкусила сладость.
— Поговорим, — не спрашивала, а утверждала Франческа, подавая мне большую чашку ароматного чая, — думаю вопросов у тебя накопилось не мало.
— Спасибо, — вновь поблагодарила я. — И есть такие, о которых говорить с мужчиной как-то не комильфо.
— Спасибо, — вновь поблагодарила я. — И есть такие, о которых говорить с мужчиной как-то не комильфо. Вот для начала, не могла бы ты мне объяснить суть становления ведьминской силы, почему с ней все носятся как с писанной торбой и откуда эта постоянная тяга к… — я замялась, — плотским утехам и полигамии.
— О чем вообще думала эта дрянь, твоя бабка… Уж прости, Гильда была той еще занозой в заднице, и у совета ковенов и просто в магическом мире.
— Мать скрывала меня от родни почти всю жизнь.
— Даша, тебе знакомо правовое выражение «Factum tacendo crimen facias acrius»**?
— Нет, но дай угадаю, ты юрист? — Франческа рассмеялась.
— Виновна, Ваше честь, но вернемся к нашим баранам. Бабки твои могли найти тебя в любой момент, достаточно было провести пусть сложный и довольно затратный ритуал из премиленького раздела запрещенной кровавой магии, которой они оказывается баловались и на завтрак, и на ужин.
— Так они и находили, до семнадцати мы каждый год переезжали, перед ноябрем.
— А в семнадцать осели в Москве миграция прекратилась? — ванговала Франи.
— Да, я воспротивилась переезду. Я не могла не понимать, что мы от чего-то бежим, но мама категорически отказывалась отвечать на вопросы и впервые она прислушалась ко мне. А может она согласилась остаться в Москве, потому что считала, что в столице нас будет найти труднее.
— Ну где-то она и была права. К тому же фактическое совершеннолетие у ведьм наступает в семнадцать. Увести тебя против твоей воли старухи уже не могли, хрена лысого, они не могли рассказать тебе о том, что тебя ждет, тем более, снимая блок на силу.
Вкратце Франческа рассказала мне в десятки раз больше, чем я прочла в гримуаре. По-орошему доберись я до библиотеки или до хроник Апакаре, могла бы узнать всё это значительно раньше и принять свою силу и судьбу быстрее.
Итак, мужчинам наделенным даром повезло намного больше, нежели женщинам. Сила была дарована им практически с рождения и к пубертатному возрасту, когда гормоны бесновались не на шутку они уже могли контролировать дар в полной мере.
У женщин это дело напрямую зависело от превратностей судьбы и выпавшего на их долю жребия. Кому-то могло прилететь сие счастье и в детстве, но чаще всего, обретение дара приурочивалось к переходу девушки в статус женщины. И вот тут-то включалось пресловутое обаяние ведьмы, которая на непродолжительный срок становилась крайне привлекательна для противоположного пола. Такая вот гендерная несправедливость, в виде небольшой побочки, как диарея от аспирина.
Большинство «достойнейших» магических, аристократических семей не желали чтобы их благородная дочь превращалась в блудливую девку, хотя общество магов относилось к этой небольшой проблемке совершенно спокойно, поэтому ранние договорные браки (как в «тёмные века средневековья», прости Господи) были обязательной нормой. Добрые родители калечили судьбу своих дочерей выдавая тех замуж до первой менструации за взрослых магов, усиляя тем самым тех из них, кто заплатит больше.
Конечно, это была своего рода магическая лотерея, женщины в это время щедро делились силой, увеличивая резерв магов-супругов. К чести, тех, кто составлял законы, жениться на «несозревшей» ведьме больше двух раз было строжайше запрещено. Это правило соблюдалось неукоснительно, а за нарушение карали серьезными штрафами, а порой и смертью.
Кстати длилось это состояние всего пару-тройку недель, так что осталось мне сдерживать своё внезапно проснувшееся лебидо всего ничего.
— И это прекрасно, а то обладающие деньгами и властью маги, собирали бы урожай силы женясь каждый год на новой девственнице, — хмуро подытожила я.
— И не говори. До тысячи семьсот девяносто второго так и было, потом грянула революция, Vive la France*** и все изменилось. За твоим становлением должны были наблюдать любящие родственники, ну или просто родственники, как было у меня, — хохотнула Франи, — они обязаны были рассказать о том, что тебе придется пережить, и главное, донести, что всё происходящее с тобой, твоим телом и эмоциями — нормально.
Если честно, то просто гора с плеч, хотя ощущение, что я пытаюсь наверстать упущенное за четверть века не желало покидать мои мысли, я немного успокоилась.
— А почему твои родственники не были любящими? — вдруг спросила нетактичная я, увидев, как помрачнела брюнетка при воспоминании о семье. Может надо было промолчать, но любопытство уже сунуло свой нос в приоткрытую щёлку чужой тайны.
