лопата есть, чтоб могилу вырыть…
– Я так понимаю, ты Толье? – вдруг спросил, словно сделал выпад рапирой, Стилл.
Приятель нервно дернулся, как от удара, а затем уязвленно спросил:
– Как догадался?
– Ники назвала тебя Мором…
– Мало ли Моров в академии?
– К тому же меня усиленно пытались убедить, что она – любовница Толье, но я сына канцлера рядом с ней ни разу не видел, зато подле всегда ошивался ты…
– Ники, может, мы его все-таки закопаем? – с надеждой протянул Мор.
– А может, ты еще раз ему все расскажешь? Стилл ведь уже давал тебе клятву о неразглашении.
– А потом благополучно все забыл. У него никакой памяти! Мне что, его каждый раз по новой в гостайны посвящать?
– Либо посвящаешь, либо ваши тайны уже завтра не тайны. Я позабочусь о том, чтобы они стали достоянием общественности.
– Не успеешь, – зловеще протянул Толье, явно готовя какую-то пакость.
– Зато она успеет. – И Дэн кивнул на окно. В нем мы увидели знакомое лицо, к которому был прижат гравират…
Замешательство длилось не больше секунды. А затем произошло сразу несколько событий. Мор запустил в репортера заклинанием (хотя явно не по душу рыжей готовилось это плетение). Вита вскинула руку, которой цеплялась за карниз, и полетела вниз, так и не выпустив камеру. Дэн ринулся к журналистке, хотя было понятно: не успеет, а я… Я была потрясена, возмущена, обескуражена, но вслух кричала немного другое.
В свое оправдание могу только сказать, что весь спектр эмоций озвучила лишь после того, как заклинание приятеля, врезавшись в стекло, напрочь выбило его, так и не встретившись с основной целью. А сама рыженькая, разминувшись с атакующими чарами, каким-то чудом уцепилась за барельеф под окном, что располагался ниже.
Я, ломанувшаяся вслед за Стиллом, и смогла лицезреть Виту, которая цеплялась за горгулью.
– Руку давай! – приказал Стилл, протягивая свою пятерню.
Расстояние было таким, что Вита Хвост имела все шансы на спасение: только протяни ладонь в ответ и схватись. Но была одна маленькая проблема: обе руки журналистки были заняты. В одной она держала собственную жизнь, в другой – сенсацию. И, похоже, не могла выбрать, что ей важнее. Если она отпустит гравират, то потеряет второе. А первого вот-вот лишится, ведь пальцы, что вцепились в горгулью, начали соскальзывать.
– Хватайся! – заорала я, не выдержав, и, обратившись уже к Мору, проорала: – Какого ты творишь, демоны тебя дери! Ты ее чуть не убил!
– Это был рефлекс! – в ответ не менее экспрессивно огрызнулся приятель.
Зубы его слегка постукивали. То ли от испуга, то ли оттого, что ворвавшийся в аудиторию из выбитого окна ночной осенний ветер враз выстудил все.
А я уже тем временем накинулась на Стилла:
– А ты чего не предупредил о слежке?!
– Я думал, она вторая напарница!
– Сплюнь! Я такую напарницу в гробу видала!
– Она там скоро и окажется, если не поторопимся… – прошипел сквозь стиснутые зубы Толье и, оттеснив Дэна, перевесился через подоконник со словами: – Держите меня за ноги!
И едва мы схватили приятеля за лодыжки, он перевесился на улицу.
Уже оттуда донесся голос Мора:
– Выкинь ты гравират! Давай руку! Убьешься же! Третий этаж!
– И это мне говорит тот, кто только что не прикончил? – раздалось в ответ! – Ну уж нет, господин Толье, я сдохну, но мир узнает правду!
– Если ты умрешь, то никто ничего точно не узнает! – попытался воззвать к разуму журналистки приятель. – Так что, если ты так дорожишь этой проклятой камерой, давай ее мне, а потом свою руку.
– Ага! Я так и знала, что тебе от меня нужно одно – избавиться от улик! – торжественно возопила Хвост.
– Мне, вообще-то, от девушек нужно немного другое, – начиная терять терпение, огрызнулся Мор.
– Я не какие-то там девушки! Я классный профессионал, – возразила Хвост.
– Скоро ты станешь классным трупом, – заметил приятель и, понимая, что просто так девица не сдастся, покаянно произнес: – И да, извини, что чуть тебя не убил… Это вышло случайно…
– Случайно не убил, хотя старательно целился? – ехидно отозвалась Хвост. – Не суй мне ромашки за уши! Боевое плетение высшего порядка случайно не создается. Над ним думать надо!
– Я не в тебя хотел попасть! – в сердцах признался Мор.
– А в кого? – деловым тоном, каким обычно берут интервью, а не ведут предсмертные перепалки, поинтересовалась Хвост.
Я восхитилась ее преданностью профессии. Это надо же, даже на волосок от смерти – и проводит опрос!
– На кого надо! – не выдержал Мор, который явно вот-вот был готов передумать спасать и начать тихонько спихивать рыжую с барельефа горгульи.
– Это все из-за девушки?! И что это за голограммы на артефакте? Хотя не надо, не отвечай, и так вижу, что из-за Николь Роук…
– Ну все, она меня достала! – рыкнул Мор и…
– Пока, неудачники! – раздалось веселое.
Мы со Стиллом сначала резко дёрнули Толье на себя, чтобы он не выпал, а потом выглянули в окно. Точнее, в то, что от него осталось, чтобы увидеть, как рыжая планирует и мягко приземляется на газон. Ха! Да эта пройдоха явно тянула время, чтобы активировать какой-то амулет, не иначе. Теперь Хвост осталась при камере, сенсации и жизни. А вот нашу могла весьма подпортить. Да и расследование… никто посторонний не должен о нем знать.
– За ней! – скомандовал Толье.
Но Стилл и с места не тронулся.
– Только если ты все объяснишь.
– Потом! Не сейчас! Уходит! – взбеленился Мор.
– Поклянись, – потребовал Дэн.
Я даже не знала, придушить его или восхититься. Нашел время торговаться. И какое! Самое для этого дела выгодное.
– Клянусь, расскажу, что ты знал! – нехотя бросил Толье. – Но только если поймаешь эту заразу.
– Договорились, приятель, – хмыкнул Дэн, и Мора перекосило от такого к нему обращения.
Но Стиллу было плевать на гримасы сына канцлера. Он пулей уже вылетел из аудитории.
Мы с Мором за ним.
Короткий забег по лестницам, за которыми был коридор и боковой выход.
Когда мы очутились на улице, рыжая как раз нырнула за угол оранжереи. Мы помчались за ней, и тут нас обнаружили ночные стражи академии. Погоня перестала быть томной, плавно превратившись в удирание.
Наша троица дружно мчалась в ту сторону, где скрылась журналистка. Картина вышла занятная.
Осенняя ночь уже успела окутать мир мерзлотной пеленой, погрузив его в холодное безмолвие. На территории академии, кроме нашей троицы и блазней, уже никого не было.
Небо было темно-синее, почти черное, только вдалеке над зданиями мерцал золотистый свет от фонарей.
Холодный ветер гнал опавшие листья, их шуршание напоминало о том, что осень уже на исходе,
