Заряна, тем временем, подойдя ко мне, взяла за руку. Её касание было тёплым и успокаивающим.
– Ты не одна в этом мире, – прошептала она. – Мы все здесь, чтобы поддержать тебя. И научить.
Глава 31
– А ведь он изменился… Очень, – задумчиво протянула Мать сыра земля. Откуда-то из кустов к ней на руки юркнула ласка. Зверек ткнулся в ладонь, жалобно запищал и свернулся на зеленом сарафане, тоскливо сложив острую морду на хвост. — Что, дружок. И ты осиротел разом? — богиня погладила ласку пальцем вдоль переносицы и подняла задумчивый взгляд на Рожану.
— Ты прекрасно знаешь, что вернуть его обратно, не привязав к жизненной силе Василисы, я не могла, — с раздражением ответила богиня, совсем как обычная женщина закатив глаза к небу. — Это тело старо. Лишенное возможности обращаться в ласку, оно вернет себе реальный возраст. К вечеру Емельян был бы дряхлым стариком, годным Василисе разве что в отцы.
Ласка подняла голову и, будто дрессированная, вздохнула так горестно, как если бы потеряла самое дорогое в жизни.
— Сроднились вы, да? — сочувственно улыбнулась Мать сыра земля, любившая всех животных без исключения. Все они в какой-то мере были ее детьми. За всех болело сердце. За непутевого Федора, за обездоленного Яна и за бедную ничейную теперь зверюшку.
— Он сделал свой выбор! — строго бросила Рожана.
— Благородный! Собой пожертвовал. Дважды, — не менее упрямо возразила богиня и отвернулась, ища успокоения в мерном течении Смородинки.
Та, что еще недавно плавала в воде щукой, подошла к берегу ближе, едва пальцы ее скрылись за водной гладью, как река потемнела, пошла кругами, забурлила кипящей кастрюлей…
— Разряд! — женский голос перекрикивал жужжание аппаратов, вой сирен и тяжелое дыхание кого-то рядом. — Еще!
— Марин, нужно записать время смерти, — спокойно ответил ей хрипловатый мужской голос. Тяжелая ладонь в медицинской перчатке легла на остренькое плечо, обтянутое скоропомощной робой.
— Но как же так? — молоденькая еще совсем девчонка с большими, синими, как ее костюм глазами, задрала голову кверху, будто это могло помочь слезам затечь обратно за веко. — Такой молодой еще… Мальчишка же совсем…
— Это просто твой первый, Мариш. Ты привыкнешь. Очень скоро привыкнешь, – вздохнув ответил мужчина и как-то неловко, по-медвежьи сжал женское плечико. — Геннадий, вырубай сирену. Не торопимся никуда уж, — крикнул он водителю.
Та, кого звали Марина всхлипнула.
– Время смерти… — девушка осеклась, круглыми, как плафоны пролетавших мимо фонарей автострады глазами глянула на старшего товарища. — Дышит, – не веря сама себе ошарашенно прошептала она едва слышно и тут же засуетилась. – Дядь Миш, дышит. Богом клянусь! Чудо какое. Я ж сама видела… Он же… — а потом все стало неважно.
Дядя Миша, давно уж не веривший в бога, басовито заорал: – Генка, гони, мать твою! Как от черта убегаем, гони!
Машина снова завизжала, будто и правда завидела черта в преследователях. В салоне все пришло в движение…
— Довольна? — оторвав взгляд от водной глади, снова ставшей прозрачной, Рожана повернулась к своей собеседнице. Та улыбалась, почесывая ласку за ухом. — Будет теперь жить как у Рода за пазухой, в богатой семье, обласканный матерью, отцом и двумя сестрами. Как бы за старое не взялся от хорошей жизни…
— А я в него верю, — довольная случившимся, Мать сыра земля спустила ласку на землю: – Беги, малыш. Найдешь его по запаху. Не зря ж столько времени в одной шкуре прожили, да?
Зверек поднял мордочку, замер, встав на задние лапки, покрутил головой и, пискнув, затерялся в траве.
— А Василиса что? — спросила Мать сыра земля у Рожаны, уже ступившей босыми ногами в Смородинку.
— А что Василиса? — обернувшись, бросила та через плечо. Вода не намочила даже края ее сарафана. — Коли правда прикипела душой и сердцем, так в любом теле почует. Не дурней ласки поди, девка твоя.
Усмехнувшись, богиня покачала головой и исчезла в реке, ударив щучьим хвостом. Брызги упали на зеленый сарафан Матери Земли и тут же проросли на нем молодыми побегами. Она аккуратно сняла их и пересадила тут же, у своих ног в землю. Травинки заколосились и набухли головками цветочных бутонов. Женщина погладила их, как гладят по голове малых детишек.
— И в нее я тоже верю… — сама себе улыбнувшись она встала, и пошагала куда-то к лесу. Под ногами ее трава не приминалась, а только колосилась сильнее и рассыпалась ковром мелких цветов клевера.
Глава 32
Три месяца спустя
– Ну, как прошло? – не успела примостить зад на тёплое кожаное сиденье, как Тим взволнованно побарабанил по рулю, аккурат под мерное движение дворников, что неспешно счищали бьющие в стекло снежинки.
– Да, нормально, стянув варежки зубами, я стряхнула уже начавшие таять снежинки с папки. В ней аккуратно лежали документы, что были важны для Василисы Богдановны Белецкой, но никак не Берегени из Навьего леса: свидетельство о рождении, всяческие аттестаты и дипломы, паспорт, технические и инвентаризационные документы на квартиру, завещание на долю матери и дарственная от отца, о которой сегодня узнала мачеха. Собственно именно поэтому я и приехала, забрать всё это, а также поставить женщину, что так и не стала мне матерью, на место. Давно было пора, но только сейчас, в разразившемся скандале, я смогла расставить все точки над "і", до этого также с боем выбивая своё право жить в навьем (для отца и мачехи с подругой на даче), перевестись на заочку и вообще нести ответственность за себя самостоятельно. В её глазах это было “пошла по наклонной!", но я смогла твёрдо сказать своё “нет” тётке, что держала меня с момента смерти мамы в ежовых рукавицах. А всё благодаря им – моим друзьям, что стали мне ближе, чем кровные родственники! Кирилл и Яда, Светка и Тим, Волковы своим большим и шумным семейством, мои наставницы – Заряна и Елена, Ульрих, даже Хухлик, заговоривший Васька (хотя иногда мне и хочется, чтобы он вновь помалкивал), и Яким – все они мой надёжный тыл, опора, плечо, на которое я смогла опереться в самый сложный период жизни. После смерти Яна, после высвобождения сил, после принятия себя и своей новой реальности...
– Куда теперь? – щёлкнув по носу, Тим потёр руки, согревая ладони.
– В универ, – скомандовала я, сверяя расписание работы кафедры. – Нужно обходной забрать, и темы для курсача.
– Ну поехали, – Тимофей вырулил на оживлённую трехполоску. – Ты себе б мужика что ль нашла, – завёл он уже опостылевшую песню. – На вечеринку вход с парами, не забывай.
– Ой, ну слушай, чья бы корова мычала!
– Мне найти пару, как два пальца…
– Пару или бабу на ночь? – фыркнула я. – Когда ты уже остепенишься?
– Вот как каждую попаданку в навье нянчить перестану, так и сразу. Некогда мне за вами. То одна, то вторая, то третья! Как Мамаева Орда, честное слово, повалили.
– На все воля Богов, – хмурясь и копируя спокойный голос Севы, ответила я.
– А вот, бедняга, ещё одна нянька, да-да, – воодушевился Тим.
– Ничего-о, недолго вам осталось, – захихикала я. – Ещё будете вспоминать нас с ностальгией и милотой.
– Эй-эй! Я попросил бы без пророчеств! – он дал мне щёлкан по лбу, – хочу нашу, навью, скромную, тихую, милую девушку…
– Скучну-ю-ю, и чтобы рога ей на второй месяц брака наставлять?
– Чего это сразу, рога?! Рогатых не надо!
– А пушистых? – я округлила глаза. – Или хвостатых?
– Ещё лучше, не люблю волосатых баб.
– А скользких?
– О! – он рассмеялся, – Даже звучит волнующе и пикантно.
– О да-а, у русалок ещё те хвосты, пикантные и гнать волну могут! Я, вот, наблюдала, как Рада плавает, улёт! Жаль, что я не русалка.
– Не, я подумал, что мы о горизонтальной плоскости и цензе “восемнадцать плюс” в контексте скользкости и влажности, а ты - усы, лапы, хвост… Хотя, куда ж тебе, неуч. – Припарковав машину на универовской стоянке, Тим, по самые глаза нахлобучив на меня шапку, сокрушённо добавил, – я ж говорю, мужика тебе надо, тогда со взрослыми дяденьками про основы скольжения сможешь на одном языке говорить, или даже практиковать, -- он подмигнул.
