— Убитая жила там, это необходимая процедура.
— Там живет мой сын, и если Вы забыли, я напомню, он — огненный лорд. Это неприемлемо!
Сандар чудом не скривился от такого восхваления собственного отпрыска. Неприкосновенный Маркель! А вот, судя по докладу Рокаэля, к нему стоило присмотреться внимательнее. И пустынных он учуял, и Бриджит — его жена и пустынная драконица. Многое, слишком многое могло быть неправдой. Слишком многое могло быть сфабриковано. При всем его уважении к огненным, контакты с которыми только начали налаживаться, Сандар не собирался закрывать глаза на что либо.
— Это заткнет все злые языки. Вопросов к мужу убитой у общественности будет и без того много, ты знаешь это и без меня. У нас есть основания полагать, что Бриджит была причастна к временному лишению магии у моей дочери и обыск расставит все на свои места.
Огненный дракон вынужден был согласиться с доводами Сандара. Лишение магии, пусть даже временное — серьезное преступление.
* * *
Смерть может иметь множество цветов и оттенков. Кроваво — красный — для потерявшего свою половинку. Ядовито — зеленый — для того, кто узнал о смерти врага. Пепельно — серый от своей безжизненности — для родителей, потерявших своего ребенка.
Для Маркеля смерть Бриджит окрасилась в черный цвет. Словно темная беззвездная ночь накрыла его со всех сторон, сжимая невидимые руки вокруг горла. Нет, не подумайте, не из‑за любви! Из‑за неба в мелкую клетку.
Орешки, химера их раздери! И на пакете, в котором они находились, остались именно его следы. И больше никаких, ни единого! Бриджит оказалась сообразительнее его.
— Самоуверенный болван! — железная чаша полетела в купритовую стену, стукнулась об каменную поверхность, блокирующую магию, и, противно звякнув, упала на пол. Маркель проклинал то мгновение, когда так самонадеянно сунул злополучные орешка в ящик стола, а не спрятал в свой магический тайник. До него бы не один дознаватель не добрался бы. А теперь он, словно зверь в клетке, метался по тюремной камере и сыпал проклятия.
— Меня оправдают, — говорил он сам себе, стараясь загнать злость внутрь. Он уже недавно спустил её сцепи, и теперь расплачивался за это пребыванием в сырых тюремных 'апартаментах', вместо комфортного домашнего ареста. Но он был так зол, что ему не только приплели орешки, но и показали записку, в которой якобы он, Маркель, угрожал своей жене убийством, если она не будет держать язык за зубами, что у мужчины просто снесло крышу…
— Сорвался, сам виноват, — окошко для наблюдения было открыто, и в нем мелькнуло обеспокоенное лицо его отца. Маркель усмехнулся, подумав, что тот впервые в жизни так рьяно отстаивал права сына и его невиновность перед другими. Смешно! Когда он — взрослый и состоявшийся мужчина, отец стал вмешиваться в его дела! Где он был раньше?
— Сын… — словно не сказал, а каркнул его отец, закашлявшись. Передать поддержку через слово ему не удалось, и он попробовал исправить это: — Я все улажу.
Как же! — хотелось сказать Маркелю. А как же: 'Ты мужик, ты должен все делать сам!' 'Твои проблемы — это только твои проблемы'. 'Совет? А голова тебе на что?!'
Теперь ему не нужны были никакая помощь и советы. В его голову вдолбили, вколотили, воткнули, словно лезвия 'истины'. И поздно было что‑то менять. Он сам о себе позаботится.
Видимо, его отец все же что‑то уловил в его мимике.
— Марк, я… — но ему не суждено было договорить. В коридоре появились охранники и сообщили, что привилегированное свидание огненного лорда закончено.
— На допрос, — сурово сказал один из них, когда посетитель скрылся из вида. — Выходи…те медленно в коридор! Потом лицом к стене и без резких движений. Помните — магия здесь блокируется, и одного удара пиком хватит для того, чтобы… обездвижить Вас надолго.
Маркель скривился от официального тона, и как будто нехотя встал. Наручники сковали его руки, и он сдержал рык. Эти ребята явно не привыкли уважительно говорить с задержанными. В их речи чувствовалось, что они буквально одергивали себя, заменяя привычные грубые фразы на более приемлемые в отношении огненного лорда. Что ж, это только младшие прислужки, много ли стоило от них ждать? А вот настоящие звери допроса уже ждали его в другом месте.
Коридоры, безликие и безрадостные, пахли потом и отчаянием. Многие за этими бесчисленными дверями уже не увидят небо, не изрешеченное окном тюремной камеры. Это место давило, мяло психику, словно тесто в руках умелого кондитера. Маркель как‑то слышал, что снежные драконы здесь дотошны, но почти всегда докапываются до правды.
'Надеюсь, я не стану тем самым исключением', — подумал он, заходя в открытую мужчиной в форме дверь. Кипенно — белая комната, неуютная, пустая, бездушная — то, что надо для проведения допросов. Его взгляд спокойно прошелся по трем суровым лицам дознавателей, сидящих за столом, и задержался на четвертом, которое совершенно не думал здесь увидеть.
— Садись, Маркель, — Рокаэль указал рукой на одинокий стул по другую сторону стола от мужчин, и снова скрестил руки на груди. Сам снежный дракон стоял в паре метров от стола с небольшой стопкой бумаг и внимательно наблюдал за каждым движением Маркеля. Этот гад бы точно засадил бы его надолго, если бы мог!
А сможет? Маркель не стал лгать самому себе. Не время раздумать собственное самолюбие — он в жопе!
Начался стандартный допрос, не отличимый ничем от тех, на которых присутствовал огненный лорд на своей земле. Один дознаватель задавал вопросы, второй записывал, тщательно анализируя и составляя только ему понятные схему, третий — считывал эмоции, благодаря своему дару. Маркель уверен — эти три мужчины прошли огонь и воду, чтобы попасть на эту должность.
Профессионализм и твердость сквозили в каждом движении, к каждой черточке лица. Один лишь Рокаэль выбивался из этой братии своей развитой комплекцией и живым взглядом. Эту же троицу, казалось, невозможно было пронять ничем, даже если бы он сейчас признался в организации всех нападений на Снежную долину — на их лицах не дрогнул бы не один мускул.
Одно и то же, одно и то же, и так до бесконечности. Миллион преобразований одних и тех же вопросов, призванных сбить с толку и совсем невинные, чтобы ослабить внимание и снизить бдительность. Но Маркелю нечего было скрывать. Даже когда вопросы стали касаться его интимной жизни с женой, он отвечал откровенно, понимая, что все его ответы считывает и анализирует тот третий дознаватель, и чем больше у него будет данных, тем лучше же для Маркеля.
Шел седьмой час допроса. Часы на стене только отвлекали своим тиканием и внутри мужчины зрело раздражение. Голод стал подтачивать зубы, и живот неприятно сводило. Так уж получилось, что он не ел почти сутки. Его стал бесить четвертый, замерший каменным изваянием и не сводивший с него взгляда. Рокаэль его раздражал куда больше, чем часы и чувство голода.
