Шел седьмой час допроса. Часы на стене только отвлекали своим тиканием и внутри мужчины зрело раздражение. Голод стал подтачивать зубы, и живот неприятно сводило. Так уж получилось, что он не ел почти сутки. Его стал бесить четвертый, замерший каменным изваянием и не сводивший с него взгляда. Рокаэль его раздражал куда больше, чем часы и чувство голода.
'Отлично, на нем и сосредоточимся, это уже привычно' — подумал про себя Маркель, приободрившись. И стал поглядывать на Рокаэля, заряжаясь от чувства ненависти к нему. А снежный дракон как будто только этого и ждал. Ждал, когда Маркель дойдет до своего предела терпения.
— Сколько ты заплатил Мари? — спросил Рокаэль, и ненависть океанической волной отхлынула от огненного лорда от чувства замешательства.
Какой Мари? Кто это еще такая?
— Я не знаю никакой Мари, — озвучил Маркель вслух, и третий дознаватель еле заметно кивнул Рокаэлю.
— Ты тоже её убил? Может, закопал? — Рокаэль давил намного сильнее, и из‑за того, что Маркель был уже прилично выжат, он не мог реагировать на него так же спокойно, как и на дознавателей. Этот снежный жутко бесил его! Разодрал бы, если бы не наручники, собственными руками! Просто так, без магии!
— Заключить сделку со служанкой Оливии же так просто! Ты подкупил Мари и лишил дочку снежного лорда магии! Ты подверг её жизнь смертельной опасности! — Рокаэль говорил это, словно хлестал кнутом, вызывая гневный отклик в душе Маркеля.
— Да пламя тебя раздери, я бы никогда не сделал Лив плохого! — нервы, наконец, не выдержали, и Маркель вскочил со стула.
— Сядьте, — тут же раздался холодный как металл голос одного из дознавателей. — И успокойтесь.
Проще сказать, чем сделать! У Маркеля поддергивалась щека, а глаза расчленяли Рокаэля на куски. Но он все же сел, медленно, с напряжением в каждой мышце тела.
А Рокаэль снова переглянулся с третьим дознавателем, немного расслабился и продолжил:
— Так выгодно все свалить на пустынных, да? — спросил снежный дракон и Маркель топнул от злости. Сколько еще хотят на него повесить?
— Карту ты зачем подбросил? — продолжал издеваться над ним Рокаэль. — Хотел, чтобы мы прониклись масштабами?
Маркель стал успокаиваться, когда вопросы не задевают его Лив, он может совладать с собой. Он должен. Он — огненный лорд, пример для своих людей, и не будет вестись на провокации.
— Достаточно, он открылся, — вдруг сказал третий дознаватель, и встал из‑за стола. За ним поднялись двое его коллег, — Он не виновен.
Четверо охранников вошли и замерли в дверях, вытянувшись по струнке.
— Да что происходит? — Маркель чувствовал, что ничего не понимает.
— Тебя оправдали — вот что происходит, — Рокаэль скинул давящую ауру, с которой задавал вопросы, словно плащ с плеча. Нет, он не проникся к Маркелю теплыми чувствами, не был на его стороне. Но смотрел с заметным облегчением.
— И давно ты дознаватель? — сквозь зубы прошипел Маркель.
— Я не дознаватель. Но я потребовался, чтобы вывести тебя на настоящие эмоции, — пожал плечами Рокаэль, и пошел по направлению к двери. Остановился на мгновение, и сказал: — Тебе повезло, так быстро эти стены не покидал еще ни один дракон.
Снежный дракон выскользнул из поля зрения и на место него пришли четыре силу. та охранников. Руки лишились оков и, словно каменная глыба упала с плеч Маркеля. Он и не думал, что эти два связанных металлических кольца настолько угнетали его.
* * *
Мари, где же Мари?
Оливии так не хотелось верить, что её служанка была причастна к потере магии, что до последнего надеялась, что девушка в шоколадном платье откроет дверь и еле уловимо улыбнется, смахнет пыль, расправит шторы и заправит постель. Но Мари не появилась не в день приезда, ни на следующий день.
На все вопросы к окружающим был один ответ — в вечер перед возвращением Оливии служанку видели в своей комнате. Куда она вдруг исчезла — не знал никто. А сын кухарки Паврус сказал ей по секрету, что Мари ругалась, как сапожник, идя по коридору к себе в каморку.
Теперь Оливия боялась, что с Мари произошло то же, что и с Бриджит. И лишь одно удерживало девушку от того, чтобы не перевернуть весь замок и не опросить каждого — Милара. С тех пор, как Оливия забрала её с того переулка, девушка ходила в странном оцепенении и беспрестанно наматывала волосы на палец. Нервы…
— Что же это за зверь сделал? — это был её первый вопрос за полдня, который услышала девушка. Не считая пары отстраненных слов, когда она уводила Милару с места преступления. И даже этой малости Оливия была рада. И всеми силами утешала бедняжку, отвлекала и настраивала на более позитивный лад насколько могла.
Но и сама Оливия была не всесильна. Её моральный резерв был истощен злоключениями и потерей маги, душа — пронзена тревогой за родную долину, а сердце металось в смятении. В голове постоянно крутились слова отца, приказавшего всем своим доверенным лицам искать предателя в каждом. Без исключения.
За эти два дня прошло бесчисленное количество совещаний. На некоторые Оливию не пускали даже на порог, но она понимала причины таких действий, зная своего отца. Сандар в первую очередь проверял своих людей и их окружение. Давал дозировано информацию о дальнейших планах снежных драконов своим людям, которых по двое — трое приглашал к себе в кабинет. Что‑то он сказал и ей, прекрасно понимая, что предатель может быть и среди тех, кто крутится около дочери.
Не только его люди расставляли ловушки, чтобы найти крысу, но и он сам умело разделил информацию между своими доверенными лицами, и с замиранием сердца надеялся, что никто из его преданных драконов в этом не замешан.
Арест Маркеля был последней каплей, переполнившей чашу внутреннего контроля девушки. Как бы сейчас она не относилась к огненному, но она не хотела видеть в нем убийцу и предателя. Так же, как и в Мари. Но улики, улики…
И это томящее ожидание правды! Не от Мари, от Марка. Как давно она не называла его так…
Нет, в ней не проснулись чувства, не воспылал вновь костер любви. Она его жалела и была уверена — смерть Бриджит не на его совести. Чтобы он не говорил Оливии, драконица не могла забыть той огненной страсти на ковре перед 'выбором', свидетельницей которой она стала. От таких женщин мужчины не уходят, ведь так?
Ей было невдомек, что вся эта страсть, сгорая, обнажала гнилую сущность женщины, отвращая мужчину. Не думала, что поддавшись соблазну, он теперь каждый день клял небеса за помутнение рассудка и потерю невесты. Оливия лишь сожалела, что не разглядела его кобелиную натуру раньше, и все вышло вот так.
