— Чем обязан? — наконец, спросил он, и разлегся на кровати, даже не потрудившись прикрыться. Гад. Но красииивый…
— Да вот, зашла на огонек.
— В такое время?
— А что? Мне скучно стало.
— Не знаю, радоваться или насторожиться.
— Ой, да делай что хочешь.
— И что, тебя совсем не задело то, что ты увидела?
— Ни капельки, — ответила я, — А это случаем, не Аделька, вторая дочь Корнуэла?
— Она самая, — усмехнулся он, — Вы знакомы?
— Да нет, когда в Адеоне была, не довелось, но мне рассказывали, что по красоте и, скажем так, любвеобильности она уже переплюнула свою старшую сестру. Видимо, не врали. Кстати, а если ты от нее заразишься, мне передастся?
— Аура, — то ли простонал, то ли прошипел он. Ух ты, задела. Ну, так нечего всякую гадость в постель таскать.
— А я что? Я ничего.
— Думаешь, в его постели сейчас такая же не лежит?
Нет, ну не гад? И ведь знает, как побольней ударить.
— Ну и что? Он свободен.
— Рад, что ты это поняла наконец.
— Я не за тем пришла, чтобы выяснять, кто и где спит. Спросить хочу, но не уверена, что ответишь.
— Я слушаю, — заинтересовался он, и даже прикрылся одеялом. Ну, слава Всевидящей, а то я уже скоро косоглазие заработаю.
— Что ты знаешь о моем колечке?
— Интересный вопрос. А главное, уместный.
— Это простой вопрос.
— Ответ не простой.
— И почему же?
— Я знаю, что кольцо принадлежало Гвинерве. А до нее моей бабушке, прабабке, а до нее — ее бабке.
— Значит, как реликвия передавалось из поколение в поколение?
— Что-то вроде того.
— Но почему оно досталось мне, а не твоей невесте, кем бы она ни была?
— А почему тебя отдали ему, а не мне, ведь я старше?
Неудачное начало разговора. Для обоих.
— И что бы было тогда? Думаешь, я бы влюбилась в тебя?
— Думаю, тогда бы все правильно было. На своих местах, Аура. Ты изначально часть меня. И это не я встал между вами, а он между нами.
— Пусть каждый из нас останется при своем мнении.
— Нет, я хочу продолжить, — проговорил он и серьезно посмотрел на меня, — Ответь, что было бы, если бы не было того дня?
— Но он был. И я не хочу об этом говорить. И давай, ты не будешь все время скатываться на тему наших отношений. Мне и так не просто.
— Можно подумать, просто мне, — хмыкнул он.
— И кто в этом виноват?
Он промолчал, я тоже. Просто не знала, что сказать. Все это глупо и неправильно как-то.
— Скажи, ты помнишь ее? Какой она была?
Он пожал плечами. Обернул покрывало вокруг талии и заходил по комнате. Уж лучше б штаны надел, извращенец.
— Что конкретно ты хочешь знать? И почему тебе так это интересно?
— А что, тебе трудно ответить без тысячи вопросов взамен? — простонала я и решила — хватит. Он как уж, скользкий, изворотливый и постоянно меняющий тему. Не добьюсь я от него ничего. Хорошо, что ошиблась.
— Ей было шестнадцать, когда она вышла за отца. Мне два. Отец еще какое-то время навещал мою мать, но потом отослал на запад. Я остался во дворце.
— Она не любила тебя?
— Она была равнодушной. Такой же холодной и бесчувственной, как камень. Через год родился Рейвен. С ним она менялась. Становилась более… живой что ли. Не знаю, любила ли она вообще моего отца. Но он любил так, как только могут любить Адеру. Мы все этим грешим. Влюбляемся раз и навсегда.
Я промолчала. Ненавижу, когда он начинает так говорить. В душу тогда проползают ростки сожаления и цветут там буйным цветом, задевая меня, нервируя, заставляя делать глупости, вот как сейчас. Я перестала подпирать собой шкаф, подошла к кровати и забралась на нее с ногами. Он усмехнулся на мои действия и здорово напоминал кота в этот момент, объевшегося сметаны. И глаза так же блестели.
— Чему ты лыбишься? — не выдержала я и притушила своими словами эту искушающую улыбку.
— Умеешь же ты…
— Что?
— Момент испортить, — ответил он и сел с противоположной стороны кровати. И опять аж засиял от самодовольства.
Я изогнула бровь, а он еще нахальнее улыбнулся.
— Никогда не думал увидеть тебя в своей постели.
— Хорошо, что я призрак, а то даже не рискнула бы из опасения подцепить какую-нибудь гадость. Представить трудно, сколько здесь девок перебывало.
Он несколько секунд смотрел на меня уже без улыбки, а потом наклонился и соблазнительно промурлыкал:
— Увижу здесь тебя настоящую, и не останется ни одной.
— Помечтай, — хмыкнула я и отодвинулась, — Ты рассказывать будешь? А то, знаешь ли, разные намеки мне слушать некогда. Дел по горло.
— Иногда я жалею, что не добил.
— А уж как я жалею, — расплылась в улыбке я. Надо же. Достала. А то уж подумала, что он непробиваем.
— Скажи, а что за браслет она всегда на руке носила?
— Браслет? — не понял он.
— Да, маленький такой, со змейками.
— Я помню, а вот откуда ты знаешь? — подозрительно проговорил он.
— В галерее видела, на одном из портретов.
— Ах ты, врушка. Нет в галерее никаких портретов этой женщины. Арон приказал сжечь все, когда она сбежала.
Да уж, к такому ответу не была готова. Если честно, я не помнила, был там ее портрет или нет, но сдаваться не собиралась.
— А я говорю, есть.
— Да нет же.
— Я сама видела.
— Да не могла.
— А вот давай проверим. Пойдем в галерею, и я с удовольствием посмотрю на твое лицо, когда ты поймешь, что не прав. Или слабо?
— И сдался тебе этот портрет, — проворчал он, и снова откинул одеяло. Я зажмурилась, а потом прошипела:
— Мог бы и предупредить.
— А что? Не нравится вид? Или тебя что-то смущает?
— Оденься уже, — воскликнула я.
— Какая ты неженка. Но мне нравится даже это. Хорошо, что вы не дошли с ним до той стадии…
Я выскочила за дверь, точнее просочилась сквозь стену, и то не с первого раза. От смущения, я снова умудрилась материализоваться и чуть не познакомила дверь со своим лбом. А вот ручку схватить не получилось. Азраэль вышел через пару минут, как всегда идеально одетый и безгранично уверенный в себе. Пошел по пустому коридору, а я потрусила за ним. Странно было вот так идти, рискуя натолкнуться на знакомых. Он молчал, но и мне почему-то говорить не хотелось.
Дворец изменился. Я не могла понять, чем именно, атмосфера, что ли, другой стала, более мрачной, более бездушной. На пути к галерее нам встретились анвары — постовые. И все они кланялись Азраэлю с почтением и уважением. А ведь когда-то все было иначе.
— Ты никак за ум взялся. Козни не строишь, брата со свету сжить не пытаешься, и людей своей ухмылкой не распугиваешь.
