Я засмеялась:
— О, детектив, есть определенные виды злых сил, которые специализируются на вынюхивании того, что человек хочет больше всего на свете и прикидываются, что предлагают им это за определенную цену.
— В смысле «прикидываются»? — не понял, Эл.
— Демоны могут дать тебе только то, что создал Бог, или то, что есть у кого-то еще. Они не могут создать что-то новое и свежее, потому что это за пределами их возможностей. Они часть проекта создателя, а не сами создатели. Они притворяются, торгуются, могут знать твои самые грязные секреты или худшие страхи, но они не могут создать тебе страх, а только использовать уже имеющийся в тебе. И они могут заставить делать тебя всякую хрень, потому что знают, что ты делал такое раньше и теперь используют это против тебя.
— Откуда такие познания? — поинтересовался Рикман.
— Во-первых, меня воспитывали как хорошую маленькую католичку. Во-вторых, я пару раз встречалась с демонами.
— Тебе приходилось бороться с демонами? — спросил Эл.
— Не так, как ты, наверное, имеешь это в виду, но да.
— И ты победила? — спросил Рикман, хотя голос его звучал скептически.
— Я же здесь, и их жертвы выжили. Так что да, победила.
— Вы проводили сеанс экзорцизма? — спросил Берк.
— Нет, но как-то раз я ассистировала священнику, и что-то мне больше не хочется проводить традиционный сеанс экзорцизма.
— Почему нет?
Я просто посмотрела на него:
— Если вам приходится спрашивать, то вы точно не хотите об этом знать.
— Значит, ты помогала священникам в борьбе с демонами? — Рикман постарался, чтобы его голос звучал еще надменнее.
— Нет, я работала с одним священником на одном сеансе экзорцизма, но католическая церковь отлучила всех аниматоров, так что теперь я помочь ничем не могу.
— Что, после отлучения от церкви стало сложнее бороться с демонами? — хмыкнул Рикман.
— Если твоя вера чиста, ты в достаточной безопасности — сказала я.
— Чиста? Твоя вера чиста? — рассмеялся Рикман.
— Не будь хреном, Рики, — предупредила его доктор Шелли.
— Она спит со столькими мужиками, что из них можно составить целую футбольную команду, как это может быть чистым?
Гонсалез и Берк прикрикнули на него, но я подняла руки и сказала:
— Все в порядке, мне не впервой слышать такое, но хочу задать вопрос детективу.
Берк выглядел скептичным, Гонсалез обеспокоенным, Эл скорее заинтригованным, Шелли сердитой, а Роджерс — словно желал оказаться где-нибудь в другом месте, но все дали мне это сделать.
— Если бы мужчина спал с таким же количеством женщин, тебя бы это так же коробило?
Он, казалось, обдумал вопрос и покачал головой.
— Нет, думаю, нет. Я бы не хотел, чтобы этот мужик встречался с моей сестрой, но… нет, я был бы не против.
— Почему же?
— Почему, что?
— Почему ты был бы не против, если бы я была мужиком?
Он нахмурился, задумался и, наконец, ответил:
— Ты женщина, и не должна спать со всеми направо налево. Ты красивая женщина, и не должна быть шалавой.
— Господи, Рики, — ахнула Док Шелли.
— Ты не в моей группе, но я доложу об этом своему начальству, — сказал Берк.
Гонсалес покачал головой:
— Все, что я могу сделать, это извиниться за него, Анита.
Я засмеялась, но не тем смехом «я-нахожу-это-забавным», а резким «ушам-своим-не-верю».
— Все это я слышала и раньше, к сожалению, но сегодня я впервые услышала, что направо и налево спать разрешается только стремным женщинам. Это что-то новенькое.
— Красивым женщинам это не нужно, мужчины сами за ними бегают, — сказал Рикман, словно он на самом деле не догонял, что он говорит неправильные вещи. Может и правда не догонял?
— Так стремные женщины спят со всеми подряд потому что мужчины с ними общаются только ради секса? — спросила я.
— Пожалуйста, заткнись, Рики, — предупреждающе сказал Гонсалес. — Не позорь себя и полицейский департамент Боулдера.
Он посмотрел на каждого из нас по очереди и выглядел совершенно запутавшимся.
И тогда вмешался, хранивший до этого молчание, доктор Роджерс:
— Он ведь не понимает, да?
— Боже, Рики, — простонала док Шелли, — я думала, ты просто ненавидишь женщин у власти и поэтому их оскорбляешь, но ты на самом деле не понимаешь, что заблуждаешься.
— Несмотря на это, я сообщу об этом инциденте твоему начальству, — сказал капитан Берк.
— Что? — не понял Рикман.
— Ты назвал маршала Блейк шалавой, — напомнил Эл.
— Я этого не делал, — отпирался он.
Гонсалез тяжело вздохнул и провел ладонью по лицу:
— Теперь понятно почему, когда другие женщины заявляли, что ты их оскорблял, ты был так удивлен. — Он посмотрел на меня: — Именно поэтому не прошла ни одна жалоба; он выглядел таким весь из себя невиновным.
— Потому что он в это верил, — ответила я.
Гонсалес кивнул.
— Это как социальная дислексия[6], — сказала я. — Он этого просто не усваивает.
Гонсалес снова кивнул.
— Как бы там ни было, это неприемлемое поведение для офицера, — сказал Берк. Могу поспорить, он не понимал, что выглядел сейчас скорее как вояка, нежели коп. Потому что если вы когда то служили, от этого очень трудно избавиться.
— Неподобающее поведение, — поправила я.
Берк кивнул:
— Да, именно. Прошу прощения за все неудобства, что вам пришлось вынести по прибытию к нам. Я предполагал, что нашей главной проблемой будут религиозные фанатики, но очевидно ошибся. — Он бросил на Рикмана грозный, ледяной взгляд.
Рикман может и не понимал, почему у него появились проблемы после разговора со мной, но этот взгляд понял. Он пытался вернуть Берку такой же взгляд, то на его лице все еще читалась неуверенность. Думаю потому что он понимал, что все в комнате не могут ошибаться, а значит, ошибается он. Может быть, не факт, но все же, он обдумывал все эти обвинения от женщин и задался вопросом «что если они были правы?» Можно надеяться, что даже такие люди как Рикман могут чему-то научиться.
Доктору Роджерсу пришлось вернуться к своим живым пациентам. Мы все сняли перчатки, маски, остальную защитную экипировку и я спросила его:
— Мика вообще сможет поговорить со своим отцом?
— Сейчас он в состоянии искусственной комы. В обычной ситуации, я мог бы быстро привести его в сознание, но последний пациент скончался оттого, что впал в шок, когда мы прекратили подачу болеутоляющих. Так что я собираюсь постепенно снижать дозу лекарств, чтобы организм шерифа смог лучше адаптироваться.
