Впрочем, чиновнику это играло на руку. Боевой маг за плечом — это хороший аргумент.
Ему не хотелось открывать всех карт, потому он просто смотрел и ждал, когда Нея продолжит говорить.
— Я не могу сказать, что все обдумала и просчитала, но действия скератнцев были наглыми. Уверена, у них есть какая-то поддержка внутри заставы, и, судя по всему, это не Эрхен, а кто-то высокопоставленный.
Олмер удивленно усмехнулся. Ее честность и открытость, поразила. Но в то же время он понимал, что Харт действует из соображений безопасности заставы, да и собственной. Никому бы не хотелось оставаться единственным магом, которого прибьют, лишь потому, что с ним не договориться. А королевский чиновник в этой ситуации самый вероятный защитник.
— Знаете, вы очень похожи на мою покойную жену, — почти с нежностью сказал он. — Она тоже любила говорить открыто.
— И поэтому умерла?
— Нет, она умерла при родах очень давно.
Он поднял руку и осторожно коснулся гладкой щеки Неи. То ли от выпитого, то ли от близости Харт он вспомнил о своем одиночестве и о том, насколько здесь бывает холодно.
— У вас такие же зеленоватые глаза, как у нее. — Он склонился ближе.
— Они у меня серые, — сказала Нея и отклонилась в сторону.
— Они меняют цвет.
Олмер встал и рывком опустошил стакан.
И что только она о себе думает? Рассуждает о предательстве коменданта, притом что поддержки у нее никакой. Заняла бы место в его постели и могла болтать о чем угодно!
В нем говорило раздражение. Он всегда мог донести свою мысль почти без слов, только штрафами и взглядами. Другие сразу понимала, как действовать, что говорить и куда ложиться. Но только не Харт.
— Надеюсь, вы понимаете, что предателем может быть любой на заставе. А тот, о ком вы говорите, осторожен. Неуверен, что можно найти доказательства его вины.
— Не любой. Я над этим поразмыслила, — с упорством барана продолжала гнуть свое она. — Бандиты должны были как-то поддерживать связь. На заставе ключи от почтовой башни обычно у меня, в некоторые дни у коменданта, и только дважды я их давала Милкоту.
Чиновник поставил стакан на свой стол и повернулся к Нее. Ему очень хотелось прочесть лекцию о том, как обвинить человека не называя имен и не подставляясь. Но Харт могла либо молчать, либо говорить, что думает.
Он вздохнул. Сейчас ему лучше было сразу заручиться ее поддержкой, пока комендант не додумался посадить в подвал самого? чиновника. На большее Четон вряд ли решится, слишком осторожен.
Только чиновник не успел ничего сказать. В кабинет вошли хмурые солдаты с ружьями и комендант собственной персоной.
— Лейтенант Нея Харт, — почти торжественно сказал он. — Пусть эти люди будут свидетелями.
Старик откашлялся, а Олмер сложил руки на груди. Неприятный холодок пробежал по позвоночнику, когда двое солдат подступили к Нее.
Похоже, он просчитался.
— Вы обвиняетесь в сговоре с бандитами и предательстве. Надеть наручники!
Харт лишь успела подняться, а ей на руки уже нацепили кандалы, блокирующие магию. Чиновник замер, удивляясь своему спокойствию и почти обыденной мысли, что для бедной заставы, такие наручники шик.
— Я могу услышать целиком все обвинения? — старательно выговаривая слова, спросила Нея.
— Кража камней и помощь бандитам. Свен и его люди оказались теми, кто у нас воровал, — с неприязнью сказал комендант. — Проверенные сведения. Насколько известно вы со Свеном были любовниками и, вероятно, поддерживали связь вне заставы. Это было сделать легко, учитывая, что почтовая башня в вашем распоряжении. Вы передавали им сведения об обозах, а они уводили камни.
Харт бросила всего один взгляд на чиновника. Но он старался не реагировать на происходящее. Ему важнее было сохранить нейтралитет, чем поддержать женщину.
— Это неправда. Кто вам такое сказал?
— Эрхен, он тоже в сговоре. Но он очень болтливый, когда голодный, — просто сказал комендант.
— Как маг она имеет право на королевский суд, — заметил Олмер и даже не упомянул, что сам может его вершить.
— Я знаю, и поэтому пока она посидит в подвале. А вы отвезете ее в столицу, когда сочтете нужным.
Комендант отдал приказ уводить заключенного и чуть улыбнувшись, кивнул Олмеру. Кабинет моментально опустел. Уверенные шаги солдат быстро удалились, как и неприятное позвякивание цепи. Где-то вдалеке послышался скрип входной двери, и наступила тишина.
Его обставили.
Чиновник несколько минут смотрел в пустоту, а потом опять взял бутылку вина.
Он предполагал, что комендант замешан, но считал его посредником. Тем, кто просто что-то рассказал не тем людям и, не вдаваясь в детали, покинул заставу по просьбе тех же скертанцев. Хотя их участие пока было не таким уж очевидным. С той же уверенностью можно сказать, что в кражах замешаны сами солдаты.
Люди Олмера искали человека, который мог узнать о камнях еще в столице, до того как обоз был сформирован. Таких оказалось всего пятеро и они были несдержанны на язык, а значит, о камнях знали многие. К тому же чиновник подозревал Фаруна и Четона. Только оба оказались чисты.
Комендант был слишком пуглив и осторожен, по мнению его же сослуживцев. Но также ходили слухи, что Четон не гнушается подарков от тех, кто тайно проезжал через заставу. Да, он не ввязывался в бандитские дела, но мог в нужный момент уйти в сторону или исчезнуть из крепости за хорошую сумму. Так Олмер и думал: коменданту заплатили, чтобы он уехал и сделал вид, что не получал рапортов о бандитах.
До этой минуты чиновник считал Четона только пешкой, которая ничего не решает и ждет распоряжений свыше. Но старик без веских обвинений сам надел кандалы на боевого мага Его Величества, чего не позволяет себе даже родной брат монарха. К тому же особенность этих браслетов такова, что через трое суток конечности Харт потеряют чувствительность. Подобное варварство можно сравнить только с отсечением рук.
После такой демонстрации власти Олмер осознал, что на этой заставе должность может его не спасти.
Он просчитался, когда сделал ставку на неизвестного, крадущего камни чужими руками. Что же, старина Четон со всей осторожностью и якобы пугливостью подходил на роль главаря больше.
«И как удачно все для него сложилось. Свен и Харт. Ни один человек не обвинит теперь коменданта. Возможно, даже я», — подумал чиновник.
Он налил себе еще вина и сел за стол. А когда вошел комендант, сделал вид, что ничего не изменилось.
Оставалось только ждать своих людей или следующего хода преступников.
11
Как только началась метель, они потеряли скертанцев. Эзра был почти уверен, что молчаливый Бон поставил на северян магическую метку. Но видимо, даже она развеялась под бьющим, не хуже ливня, ветром.
Исчезновение скертанцев не казалось наглым. Они ехали и ничем не привлекли к себе внимания. Нормально отнеслись к своему сопровождению, но потом просто затерялись в метели. То ли чуть уехали вперед, то ли чуть отстали, ведьмак не заметил даже этого. Он плелся за Боном и страдал от боли.
Вчера действовало зелье, сегодня же принимать его нельзя. Нужна лишь передышка и заговоры.
Нос Эзры почти не дышал и закаменел от нудной пульсации.
Сломан, утром понял ведьмак. И почти уверился, что сросся нос неправильно, но вправлять даже под страхом смерти не рискнул бы.
Ему не удавалось отвлечься, любое незначительное движение порождало новую ломоту, покалывание и даже онемение. Стоило боли появиться в одном месте, как она отзывалась и в другом. Она бежала словно по пороховой дорожке, забираясь дальше и «подрывая» на своем пути ребра, плечи, локти, пальцы.
От скачки давно болело все тело, и скверное настроение только укреплялось с каждым пройденным метром. Да и снег, валивший хлопьями, подогревал злость. Ветер, конечно, стих, но от белого порхания в глазах рябило.
— Бон, давай-ка пустим лошадей шагом, — не выдержал Эзра.
