— Всё, кнопка, решили, — подытоживает мой мужчина. — Крови не будет.
— Хороша новость, — я дую щёки, пропуская Женьку в прихожую.
Он, пошатываясь, суёт ноги в тапки и покидает нас.
— Спрашивать, о чём вы говорили — бесполезно? — присаживаюсь на табуретку, тянусь за черешней.
— О тебе говорили, — дядя перехватывает мою руку с ягодой, нагло забирает её губами из моих пальцев, прикусывает их.
Выдёргиваю конечность из его лапы и морщусь. Не люблю я пьяных.
— Дядь… — судорожно ищу оправдание.
— Я помню, — Рамиль криво улыбается. — Но ведь сама меня спаивала, зараза, — смеётся.
— Ради мира! — округляю глаза. — Во всем мире, — тоже смеюсь. — Первый и последний раз, дядь. Клянусь!
— Другую я бы наказал. Жёстко, — Рамиль становится серьёзным. — Но ты… Ты особенная, кнопка.
— У тебя замашки, конечно… — мне становится не по себе от тяжёлого хмельного взгляда дяди. — Диктаторские.
— Я и есть диктатор, — признаётся, не раздумывая.
— Мне порой кажется, что ты глава какой-нибудь секты. Типа местный бог для сотен людей.
— Оборотней, — поправляет Рамиль.
— У-у-у, — я качаю головой. — Пора тебе в люлю, дядь.
— Выпьешь? — он пододвигает ко мне свой стакан с портвейном.
— Вообще-то не собиралась, — хмурюсь, глядя на бутылку. — Я такое не пью.
— Выпей, — настаивает Рамиль.
Мне начинает казаться, что у него едет крыша. И я ни фига не знаю, как действовать в такой ситуации. Напротив меня сидит огромный вдатый мужик и смотрит просто нереально бешеными чёрными глазами. В них сейчас сам дьявол. По моему позвоночнику поднимается холод. Ноги деревенеют — даже пальцами на них пошевелить не могу.
Не до конца понимала, с чем мне придётся столкнуться, соглашаясь жить с бывшим наркоманом, который ещё и выпить не дурак. Я как-то не думала об этом. А ведь историй типа нашей — миллионы, и не у всех — далеко не у всех — счастливый финал.
Сглатываю нервно, беру в руку стакан. Подношу его к губам и, зажмурившись, выпиваю. Портвейн мерзкий, просится обратно. Я прижимаю ладошку ко рту и сижу с закрытыми глазами. Открывать страшно.
— Ещё выпей, — слышу, как Рамиль подливает пойла.
— Не буду, — открываю глаза, кухня вертится каруселью.
— Надо.
Чёрт! Что за блажь такая? Я ничего не понимаю, кроме одного — перечить Рамилю сейчас нельзя. Он точно не в себе. Похож на психопата, несёт чушь… про оборотней.
Пью. Закусываю. Карусель ускоряется.
Дядя смотрит на меня внимательно, изучает. А у меня даже сфокусироваться на его лице не получается. Убойная штука этот портвейн! Мысли путаются, изображение нечёткое, и подташнивает меня.
— Всё? — хриплю, потому что горло свело от крепкого и гадкого напитка.
— Пожалуй, да, — у Рамиля язык немного заплетается.
Он и Женька — два толстокожих слона. Они полбутылки этой дряни вылакали и живы остались. Как — загадка для меня.
— Пойдём спать, пожалуйста, — мой пьяный мозг отчаянно пытается выдавать правильные мысли.
— Кнопка, я хочу… — дядя нервно сглатывает, наливает портвейна и выпивает махом. — Нет, не хочу… Но я должен.
Он встаёт, делает несколько шагов назад и оказывается в прихожей. Щёлкает выключателем, в коридоре загорается лампочка.
А потом случается что-то страшное.
Дядя встаёт на четвереньки и увеличивается в размерах.
У меня перед глазами всё плывёт, и то, что происходит, обрабатывается моим нетрезвым мозгом процентов на пятьдесят.
Я вижу, как расползаются спортивки на Рамиле, как его тело покрывается густой шерстью. У меня немеет всё от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я бы сбежала… В окно бы сиганула с девятого, не раздумывая, но не могу пошевелиться.
Передо мной стоит… волк. Волк!
Волк?
— Твою мать… — шепчу, не чувствуя губ и языка.
Чудовище — помесь волка и медведя. Дикая кавказская овчарка или что-то вроде того. Невероятно большой шерстяной зверь стоит в коридоре и смотрит на меня жёлтыми глазами. Он ложится, прижимает морду к полу.
Вспоминаю Гарика, и мне почему-то больше не кажется, что его артистизм в прямом эфире был ради хайпа. Соловьёв именно такое чудище описывал.
Твою мать — повторяю мысленно, а зверюга поджимает уши. Я вижу, что он не собирается на меня нападать, но один фиг страшно. Очень страшно! И не ясно, что думать.
Это оборотень? Рамиль — оборотень?
Быть этого не может!
Головокружение усиливается, в глазах темнеет, и мне вдруг становится легко и хорошо.
Глава 27
За окном утро. Я лежу на диване. Одна. Я — боль.
Несколько минут пялюсь в белый потолок, а потом поворачиваю голову — она болит, и шея тоже.
Я не профи в литроболе, и пара стаканов крепкого не самого качественного портвейна способны меня погубить. Вспоминаю, что вчера было…
Белочка ко мне приходила, похоже.
Поворачиваю голову в другую сторону, и у меня перед лицом возникает мохнатая морда. Из зубастой пасти высовывается розовый язык.
— Чёрт! — рывок, и я падаю с дивана на пол, а чудище остаётся по ту сторону мягкой мебели.
У меня нос в слюнях. Вытираю ладошкой. Пипец! Оно меня лизнуло!
Осторожно высовываюсь, чтобы посмотреть на белую горячку. Смотрю. Становится только хуже. Меня мутит. Нет, зверь отвращения не вызывает, он выглядит милым и даже растерянным. Это похмелье всё… Или белочка?
— Рамиль? — я прижимаю ладонь к гудящему от боли лбу.
Зверюга вздыхает и вполне по-человечески кивает. Он даже что-то вроде «угу» умудряется выдать.
Мать моя женщина, отец мой мужчина! Кто-нибудь вызовите скорую помощь. Психиатрическую бригаду. Оборотней не бывает. Это сказки, фэнтези, легенды… Фольклор, если хотите.
Нет?
Я прячусь под диван. Лучше здесь полежу, потому что сил сбежать нет. Я даже уползти не в состоянии.
— Кнопка, вылезай оттуда, — голос дяди заставляет меня содрогнуться.
— Нет! — воплю, и собственный крик причиняет нереальную боль. — Нет… — повторяю тихо. — Не вылезу.
— Ладно, — басит, и я слышу его шаги.
Сильные руки поднимают меня, словно игрушку. Рамиль несёт меня в кухню, а я отбиваюсь, как могу. Могу слабо. Неэффективно. Причиняя себе — похмельной — движениями и криками боль.
Он усаживает меня на табуретку, и я прижимаю коленки к груди, смотрю на него исподлобья. Голый… Дядя суетится — ищет что-то в холодильнике. Кефир. Наливает его в кружку, ставит на стол, а сам садится напротив меня.
Следы вчерашней попойки убраны. Посуда чистая, кухня проветрена.
— Как-то так, кнопка… — смотрит на меня внимательным тяжёлым взглядом, а я хочу провалиться сквозь землю.
Беру кружку с холодным кефиром, глотаю, и меня снова мутит. Держусь из последних сил, потому что добраться до санузла я чисто физически не смогу.
— Водички бы, — шепчу.
— Сейчас, — Рамиль подрывается, наливает в стакан воду из чайника. — Держи.
— Спасибо, — пью мелкими глотками с перерывами.
Молчу. Дядя смотрит на меня, не моргая. Ждёт.
— Скажи что-нибудь, — просит с виноватым видом.
— Уверен? — выгибаю бровь.
— Да.
— Это пи*дец какой-то!
Бородатый дядька меняется в лице. Он очень хочет высказать мне за мат, но держится. Правильно. Как иначе я — русская девушка — должна выразить эмоцию от пережитого? До сих пор поверить не могу, что реальность не подвела. Я видела своими глазами, как Рамиль превратился в волка!
— Так… — пью воду, соображаю. — Значит, Игоря Соловьёва ты потрепал?
— А что мне было делать? — возмущается дядя. — Ты кричала.
— Опустим это, — я не готова спорить. — Ты оборотень, — у меня из горла вырывается нервный смешок. — Пожалуй, это слишком.
— Тебе не понравился мой волк?
Что? И-и-и… Не понравился? Да я кирпичей чуть не наделала! На трансформаторную будку хватило бы.
— Это надо переварить, — выдаю сдержанно.
— Согласен, — Рамиль вздыхает. — Мне на работу пора.
