рожна тащусь за мужем на подгибающихся ногах, точно овца на заклание? Ну и ассоциация, бррр… Я снова тряхнула головой.
– Что случилось?
– Не здесь, – отрезал Винсент. Его пальцы больно сомкнулись на моем локте, увлекая вверх по лестнице. Я хотела было дернуться, но вспомнила, что поденщица все еще стоит внизу. Да, не здесь. Но за что он на меня взъелся?
За спиной закрылась дверь кабинета, я рванулась высвободить локоть, но как раз в этот момент Виснент разжал пальцы и я, не встретив ожидаемого сопротивления, вылетела на середину кабинета.
Он прислонился к двери, скрестив руки на груди.
– Еще одна такая выходка, и я запру тебя в комнате, и буду выпускать из дома только приковав к себе.
Да что он вообще себе позволяет?! Я вскинула подбородок.
– Тогда отойди от двери и пропусти в мою комнату. Потому что я не понимаю, в чем заключалась «выходка», и какого… почему ты так взбеленился.
– Не понимаешь? Не понимаешь, что нельзя шастать по улице одной?!
Да что за ерунда-то такая, здесь что, после замужества женщины заворачиваются в паранджу и высовывают нос из дома только в сопровождении евнуха?
– Не понимаю!
– Не строй из себя дуру! – рыкнул Вннсент.
– А ты не ори на меня! Я всего лишь сходила на рынок, не в кабак и не к любовнику!
Вчера, значит, никто никому ничем не обязан был, но стоило один раз… и уже туда не ходи, то не делай? А потом что? Рот открывать только с позволения супруга и господина? И если что не то сказала, сразу по морде? Плавали, знаем, спасибо, сыта. Да, Винсент не похож на домашнего боксера, но и тот мой бывший не был похож.
Я словно заново услышала, как сквозь звон в голове пробивается нарочито ласковый голос: «Малыш, зачем? Ты же знаешь, как я не люблю, когда мы ссоримся!» – и в черепушке снова взрывается фейерверк искр.
Не знаю, как у меня хватило выдержки не схватиться за кухонный нож, а попросить о помощи знакомых из полиции. Помогли, иначе сидела бы за убийство. Здесь, если что, помочь будет некому.
Наваждение развеял голос Винсента, в котором холод сменился злостью.
– Да хоть в храм Предвечной! И что тебя понесло на рынок? Что тебе там делать без денег!
– У меня есть деньги, вот! – Я разжала кулак, в котором до сих пор стискивала подаренную Кэри монетку. Винсент потянулся к ней, и я стремительно спрятала руку за спину, сжав кулак. – И только посмей их у меня отобрать!
– Баснословное богатство! – фыркнул Винсент.
– Какое уж есть! – Походив с Кэри по рынку, я и сама прекрасно понимала, что на эту медяшку смогу купить разве что кочан капусты. Но это были первые заработанные мной в чужом мире деньги, да и не в них дело. Обида сжала горло. Позаботиться хотела, дура. Сдалась ему моя забота!
– Выпусти меня отсюда, – я постаралась, говорить спокойно. – Я ни в чем перед тобой не виновата и больше разговаривать в таком тоне не буду. Но если ты считаешь, что твоя жена не может выйти на улицу без твоего высочайшего на то разрешения, то купи себе рабыню, а меня оставь в покое!
– Рабство вне закона, да и рабыня мне не нужна.
– Можно подумать, я тебе нужна!
– Ты повторяешь это так часто, что я могу и поверить, – ровным голосом произнес он.
– Я??? Это ты вчера заливался соловьем рассказывая, как никто никому ничего не должен! Что все, что тебя интересует – это мои знания!
Он неловко дернул шеей, точно сдерживался из последних сил, но меня уже несло. Вчера мне в самом деле показалось, что я небезразлична ему, а сегодня… Словно два разных человека. Вот этому ледяному красавцу небезразлична? Дура!
– Ладно, сделка – так сделка, в конце концов, в страстную любовь с первого взгляда я все равно бы не поверила. Но какого рожна ты на ходу меняешь условия? Теперь выясняется, что мне нельзя из дома выйти без высочайшего позволения?
– Без моего сопровождения.
– Еще лучше! Тогда что мелочиться, запирать в комнате! Может, сразу к себе цепью прикуешь!
– И прикую! По крайней мере, тогда я буду знать, где ты, и что убийца до тебя не добрался!
Я охнула, монетка выпала из разжавшейся ладони и покатилась по полу. Я действительно дура! Редкостная, причем.
– Прости, – прошептала я, но Винсент, кажется, не услышал. Или у него тоже не осталось сил – а, может, желания – держать себя в руках.
– Что я должен был подумать, обнаружив, что тебя нет дома и зная, что у тебя нет ни подруг, ни знакомых, которых ты могла захотеть увидеть? Что у тебя нет ни медяшки – так что даже вариант, в котором тебя так расстроила прошедшая ночь, что ты решила сбежать…
Я вспыхнула.
– А что, с твоей стороны это выглядело так, будто мне не понравилось? За кого ты меня держишь?! За шлюху, которая изображает страсть, чтобы клиент стал щедрее? А потом сматывается, прихватив заодно пару ценных безделушек, которые плохо лежат? Кошелек проверить не забыл?
– А ты за кого меня держишь? – он шагнул, нависая, и я едва не попятилась. – За самодура? Или ревнивого идиота? Простая мысль предупредить или попросить проводить тебе в голову не пришла?
– Я не хотела тебя будить! Хотела, чтобы ты нормально отдохнул после всего! – Я обхватила себя руками, прокусила губу, удерживая снова некстати навернувшиеся слезы. Хотела как лучше, получилось как всегда. Вечно я все порчу.
– О, да, я прекрасно отдохнул, гадая, когда меня позовут поднимать твое тело! Не могла оставить записку? Всего-то надо было пару строк черкнуть!
– Записку? – Обида, поутихшая было, снова взбурлила, отключив мозг. Я метнулась к столу, схватив бумажный лист и ручку, наспех нацарапав, протянула Винсенту. – Такую?
Муж приподнял бровь. Посредине белого листа красовались две фигурки: голова – кружок, платье-треугольник, палки-ручки, на одной из которых висела то ли фашистская каска, то ли люлька… то ли все-таки корзина. Вокруг ряды квадратиков, на верхних сторонах которых виднелось нечто, беспристрастному взгляду напоминающее… хм, неважно. Художником я всегда была от слова «худо».
– Эта наскальная… в смысле настольная живопись что-то тебе прояснила бы? – не унималась я. – Сразу бы понял, где меня искать?
Винсент открыл рот, закрыл. Помолчал, не обращая внимания на то, что я продолжала сверлить его возмущенным взглядом.
– Я забыл.
Я вытаращила глаза.
– Ты говоришь, как образованный человек. И… – Он развел руками. –
