Его жизнь имела чётко расписанный сценарий и, по этому сценарию, женщина, встреченная на отсталой Смайе, должна была здесь и остаться. Он не знал, что ещё сказать. Растерялся. Был не готов думать о будущем. И сейчас не уверен, что готов. Он просто хотел жить рядом с ней, засыпать и просыпаться в одной постели, вместе пить кофе по утрам, гулять вечерами в саду, обсуждать сопротивляемость прагмы — или внедрение фантома в закрытую структуру…
Интересная, кстати, идейка. Вроде бы немудрёная, лежащая на поверхности, но вот так её ещё никто не применял. Если подправить пару моментов… На этой мысли Рикард уснул.
Глава 20
Забыться в работе было легко — потому что работы накопилось много. Весь день он не давал себе вздохнуть. Синхронизировал страль-потоки, следил за калибровкой регистраторов, анализировал результаты тестов, выговаривал заму за то, что вовремя не заказал усилители для установки по разгону страль-частиц. Переделал десятки мелких дел — и действительно не думал об Эльге. Почти не думал.
Домой приехал с первыми звёздами и, сидя с бокалом на освещённой веранде, слушал, как тихо тянет в груди.
Эльга-Леля. Льдинка-леденец…
Эти дни он прожил, как в лихорадке, отказываясь мириться с тем, что желанный приз ускользнул прямо из рук. Теперь наступало отрезвление. Есть ошибки, которых не исправить. Есть цели, которых не достичь. Даже если он найдёт Эльгу, что дальше? Всё, что он мог дать ей, она уже взяла сама.
Еслинайдёт…
Рикард опрокинул в горло остатки коньяка. Протянул руку, чтобы налить ещё, но передумал.
В небе вставал тонкий серпик Сторры, печально шелестел ночной сад.
Жить без неё будет больно и пусто. И… зачем?
Или главный вопрос — как?
Утро Рикард посвятил рабочей почте, привычно ворча про себя на министерскую бюрократию. Быть одновременно исследователем, проектировщиком и администратором адски трудно, но он знал, на что шёл. Имея за плечами успех в прорывном проекте, можно вернуться на Мелор не учеником, не рядовым исполнителем, а профессионалом с именем, который сам будет выбирать, чем ему заниматься и с кем сотрудничать.
Клара перепечатала письма и принесла Рикарду на подпись.
Подмахнув последнее, он откинулся на стуле.
— Всё, можешь забирать. И не забудь сделать дополнительную копию для хозяйственного отдела.
Сказал — и кровь в жилах побежала быстрее.
Эльга просила в академии копию диплома. А это имеет смысл, только если нельзя предъявить оригинал. Значит, она собралась куда-то за пределы Смайи.
Но на Сторре с одним сётстадским дипломом её даже пробирки мыть не возьмут, в другом месте и подавно. Самое вероятное: она подаёт документы в университет Гристада. Возможно, она уже там!
Догадку косвенно подтвердил вечерний звонок от Леоноры: Экберты получили посылку из Сётстада. Два тюка одежды и ящик с домашней утварью — всё высшего качества. К посылке прилагалась записка с предложением распоряжаться вещами по своему усмотрению и не беспокоиться об отправительнице. Просто она сменила квартиру, и часть имущества оказались лишней.
А часть от части, доехав с остальным багажом до Биена, могла отправиться дальше — в Гристад.
Два дня Рикарду понадобилось, чтобы устроить командировку на Сторру.
Однако там его ждало разочарование: Эльга Экберт не отправляла запросов и не подавала документы в Объединённый университет страль-технологий. Ни в этом году, ни раньше.
Что ж. В Гристаде у него оставалась ещё пара дел.
В последнее время Рикард редко бывал на родине, и каждый раз его заново ошеломляли высотные дома, широкие улицы, людские толпы и фейерверк рекламных огней.
Но огни не оживляли унылых красок столицы, скорее подчёркивали.
Моросило. Всё было серо — бетон стен, асфальт под ногами, плащи и шляпы прохожих, над которыми вздымались чёрные купола зонтов. Не зря романтики воспевали Смайю как островок первозданной жизни, где природа празднична, а люди открыты и счастливы простыми радостями. В свою очередь, Сторру называли планетой тоскливых дождей и стылых сердец.
Рикард думал об этом иначе: Сторра — мир практицизма и холодного расчёта, Смайя — мир страстей и душевного огня. Две планеты должны дополнять друг друга, как разум и сердце, одинаково нужные человеку.
Особняк ди Роннов на Шаткамер-страда, 19 являл собой образец сторрианского подхода: стены цвета осенних небес и минимум декора снаружи, удобство и сдержанная роскошь внутри. Хозяйка дома встретила Рикарда наверху широкой мраморной лестницы и подставила для поцелуя прохладную щёку. Его ноздрей коснулся аромат знакомых духов.
— Почему не дал знать, что ты в Гристаде? — мягко упрекнула она, беря его под руку.
— Я по делам, мама, — так же мягко отозвался Рикард. — Заглянул на минутку.
— Останешься на обед?
Он отказался, и Беатрикс ди Ронн велела подать чаю с кексами.
— Я слышала, испытания отложили, — тонкие пальцы аккуратно подхватили чашку костяного фарфора, прикосновение губ оставило на краю едва заметный алый след.
— Техническая заминка, ничего серьёзного, — Рикард тоже сделал глоток. Чай был золотистым и горячим, будто солнце Смайи. — Как отец?
— Весь в делах, как и ты.
Беатрикс намеренно подчеркнула их сходство. Аренд ди Ронн долго не мог простить сыну, что тот пошёл в страль-физику, а не в металлургию, как велит семейная традиция. Отношений они не рвали, но общались редко и с холодком, а мать хотела согласия в семье.
Поговорили о родных и знакомых, об однокурсниках и приятелях Рикарда — Беатрикс ревниво следила за их достижениями. Затем перешли к статьям об искусстве, которые она писала для дамских журналов. Современная сторрианская женщина не должна сидеть без дела.
Когда речь зашла о недавней выставке художника с Мелора, Рикард спросил, будто между делом:
— Кстати, ты не помнишь, когда я был на стажировке, мне не приходило писем со Смайи?
— Право, не могу сказать, — брови Беатрикс приподнялись в недоумении, настолько лёгком, что ни единая морщинка не прорезала гладкий лоб. — Зачем бы кто-то стал писать тебе со Смайи в то время? — удивилась она неискренне.
Нет, искренности за ней и раньше не водилось, но то была привычная маска, сросшаяся с её лицом за много лет так плотно, что казалась естественной, а сейчас мать явно фальшивила…
Тима Дингера он нашёл в отцовском кабинете. Убирать здесь было почётной обязанностью старого дворецкого, никого другого Аренд ди Ронн в свою святая святых не допускал. Но когда-то именно Рикард настоял на том, чтобы ди Ронны оплатили операцию жене Дингера.
Тим улыбнулся молодому хозяину — гладко выбритый, сухощавый и, несмотря на годы, прямой, как офицер в отставке.
Рикард спросил его о здоровье эры Дингер, а потом — о письмах со Смайи, не преминув похвалить отменную память дворецкого.
В выцветших старческих глазах мелькнуло виноватое выражение, и Рикард добавил:
— Это дело прошлое и останется между нами. Я просто хочу знать.
Да, письма были.
Когда доставили первое, дворецкий осведомился у хозяйки, следует ли переслать его Рикарду на Мелор.
— То письмо она оставила у себя. А другие, если будут, велела сжигать.
Рука Рикарда дёрнулась ослабить галстук.
В первые четыре года после открытия Врат Эльга писала ему десять раз. Затем письма прекратились. Дингер решил — всё. А когда спустя год с небольшим в почтовом ящике обнаружился конверт, подписанный знакомым именем, набрался смелости его вскрыть, после чего сжёг и конверт, и письмо, как было приказано.
Рикард тогда как раз обустраивался на Смайе.
— Не поручусь, что помню всё слово в слово, — дворецкий неловко кашлянул. — Кажется, она писала так…
Дождь за окном перестал, но небо оставалось серым. Рикард закрыл глаза, и в его воображении зазвучал голос Эльги, тёплый, с грудными нотами, терпкими, как вино: «Это моё последнее письмо. Прошло достаточно времени, чтобы понять: ты не ответишь. Я лишь молюсь, чтобы ты был жив и здоров. Возможно, тебя давно нет на Сторре, но мне важно убедиться. Через пару лет я закончу учёбу и, надеюсь, получу работу на другой планете. Когда буду в Гристаде, зайду по этому адресу. Если ты считаешь мой визит неуместным, дай знать, и я больше никогда тебя не побеспокою. Скажу честно, я могла прийти раньше, но переход стоит так дорого, что мне пришлось бы ещё на год отсрочить поступление в академию...»
