всех физических и энергетических уровнях – во всяком случае, для живого зрения и радаров ЗССР уж точно.
Особо осмотреться не удалось – после недолгого шествия по узкому серому коридору нас завернули в большую каюту, разделенную на несколько внутренних тесных отсеков с перегородками. Очевидно каюта предназначалась непосредственно для перевозки живого товара, поскольку каждый отсек был оборудован крошечным сантехническим уголком с утилитазом и питьевым шлангом, подключенным к общей системе водоснабжения. Из стены торчала откидная койка без постельного белья, но с ремнями безопасности.
Нас развели по отсекам и пристегнули ошейники к тонким прочным цепям, являющим собой ещё один обязательный атрибут рабской каюты, вмонтированный прямо в пол с помощью толстого стального кольца.
А затем наконец-то центавриты ушли, оставив нас одних. Мы с Марой помалкивали, не желая беседовать при Ядхе Цин, а последняя, судя по шороху и скрипу, устроилась на кушетке и начала странно дышать, постукивая зубами. Мелко и поверхностно, как будто у нее был жуткий озноб.
Некоторое время я усердно прислушивалась, а потом сообразила, что космозонка страдает от так называемого наркотического отходняка. Скоро, наверное, и судороги начнутся.
Не испытывая даже тени жалости, я выкинула мысли о проблемах наркоманки из головы и сосредоточилась на ментальном исследовании собственного ошейника. Получится ли его снять – не факт, но нейроконтроллер жизненно необходимо отключить, иначе быть мне марионеткой до конца своих дней.
Памятуя о первой попытке, лезть в электронный нанопроцессор напрямую я не стала. Сначала крепко зажмурилась, чтобы освоиться с наблюдением через внутреннее зрение быстрее, а затем начала прослеживать тонкие энергетические жгутики, неестественно четкими линиями исходящие от нейроконтроллера к отдельным долям головного мозга. Выглядело это жутко – словно какой-то мерзкий ярко-жёлтый паразит обвил мою шею щупальцами, завязал их на затылке в узел, а оттуда сплел целую паутиноподобную шапку. Каждое ответвление жёлтой паутины проникло в отдельный сектор: в лобной доле контролировался речевой центр и спонтанная моторика, в височной доле жгутики зацепили слуховые функции, теменная доля была вынуждена поделиться контролем над ориентацией в пространстве, да и зрительный центр в затылочной части подвергся захвату. Больше всего пострадал мозжечок с его координацией и контролем спонтанных и тонких движений.
Мало-помалу меня охватывал ужас. Как, ну как нейтрализовать всю эту сеть, не включив сигнала тревоги и не травмировав собственные мозги в ментальном акте самосожжения?!
От неминуемой панической атаки меня, можно сказать, спас грубый голос центаврита Каша, раздавшийся из микродинамика ошейника:
– Чудик, живо ко мне на беседу.
– Но... откуда мне знать, куда идти? – растерялась я.
– Ошейничек подскажет. Контроль тела! Топай в капитанскую каюту, – скомандовал он и отключился.
Невидимые путы плотной смирительной рубашкой стиснули мое тело. Цепь отстегнулась сама, повинуясь датчикам, и я почувствовала, что рывком встаю абсолютно без участия собственной воли. Равномерно переставляя ноги и раскачиваясь из стороны в сторону, словно криволапый гусь, дошла деревянной походкой до отъехавшей в сторону двери рабской каюты и продолжила путь по коридору.
Треть дороги я пребывала в полной прострации от ощущения, что стала посторонней в собственном теле, и утешалась только наблюдением за действием нейроконтроллера через внутреннее зрение. Энергетические жгутики, захватившие контроль над лобной долей мозга и мозжечком сменили цвета с жёлтого на красный в тот самый момент, когда центаврит Каш выдал ошейнику команду. Теперь проследить схему их воздействия на отдельном участке стало проще простого, и меня вдруг посетила мысль, вселившая бурный энтузиазм.
Почему бы не попытаться пережечь сами жгутики, не трогая системный блок? Сигнал от ошейника будет уходить в никуда, и при этом в самом нейроконтроллере ничего не нарушится, а значит – не последует и импульса тревожного оповещения о вмешательстве!
Не теряя времени, весь остаток пути до капитанской каюты я усердно концентрировала всю силу своей ментальной энергии на том участке контролирующих жгутиков, где расстояние от нейроконтроллера было уже значительным, но при этом до мозга ещё было далеко. Поначалу ничего не получалось. Нещадно давя в себе отчаяние, я представляла свою энергию ножом, пилой, кусачками, но эффекта не было ровно до того момента, как воображение подкинуло картинку медицинского лазерного скальпеля.
Всего один точечный удар – и кончик первого жгутика молниеносно закрутился в колечко, а мое тело с размаху впечаталось плечом в стену и продолжило идти вперёд, приволакивая почему-то отнявшуюся правую ногу. Прошипев ругательство, я поспешно занялась вторым жгутиком и вскоре смогла идти самостоятельно. Приходилось только старательно имитировать в походке неуклюжесть, чтобы не вызвать подозрений.
Однако, в следующее мгновение меня как ошпарило мыслью – я же не знаю, где находится капитанская каюта!
Снова запаниковав, попыталась подключиться к оборванным контролирующим нитям и с облегчением почувствовала импульсы, подталкивающие в нужном направлении. Они привели меня на верхний уровень, куда пришлось карабкаться по тесной вертикальной лестнице со стальными перекладинами. В условиях системы жизнеобеспечения, заточенных под среднегравитационные характеристики обитаемых планет, это было одно из самых неудобных решений для экономии корабельного пространства.
Страшно представить, сколько бы я синяков и шишек набила себе, поднимаясь по такой лестнице в деревянном состоянии потери контроля! Как огромные центавриты здесь передвигаются вообще? Единственный вывод, который напрашивался сам собой – наши новые хозяева просто-напросто не спускаются на нижний уровень без особой необходимости. Запихивают туда живой товар, а затем гоняют рабынь туда-сюда через ошейники. Логично.
Капитанская каюта значительно отличалась от прочих кают своими размерами – раза в два больше, чем у других членов команды. Едва я стукнула в дверь, как преграда с шипением втянулась в стену, однако открывшееся зрелище вынудило меня неловко замяться на пороге.
Центаврит Каш бесстыдно развалился в чем мать родила на широкой койке с комфортным ортопедическим матрасом и отличным постельным бельем... правда, несуразно разноцветным и скорее всего выдернутым из разных комплектов. Но запнуться меня заставил не хозяйский нудизм, а откляченный зад космозонки, которая всё теми же неестественными деревянными движениями качала головой вверх и вниз над волосатым пахом центаврита.
Копаться в его мыслях я начала уже с порога, желая заранее знать, каких пакостей следует ждать от судьбы, но пока выяснила только, что происходящей «легкой дрессурой» бывшей госпожи Муй Задаки, а ныне рабыни Краснухи под воздействием нейроконтроллера Каш вполне доволен. И последние полчаса он развлекался тем, что заставлял ее давиться своим монструозным органом, то ускоряя, то замедляя движения и периодически впихивая всю его длину ей в глотку, доставая до пищевода. Кое-где на полу мерзко поблескивали капли рвоты.
Моя оторопь подозрений у центаврита не вызвала. Он решил, что это результат завершения
