своих бездонных желудков. При этом звук раздавался такой, будто в помещении насыщалось стадо свиней.
Никто из них даже не взглянул в сторону двери, хотя все сидели напротив входа, а моя фигура была отлично освещена. Для надёжности я помахала руками и вновь убедилась в полном отсутствии зрительного эффекта.
Облегчение накатило такой мощной волной, что ослабели колени. На подгибающихся ногах я тихо вошла внутрь по стеночке и села на пол, опасаясь слишком удаляться от входа.
– Слышь, Щухо, а я давай скинемся на пару, – обратился ближайший центаврит к своему соседу. – На вторую пробу как раз наскребем поучаствовать в аукционе... земляночку охота поиметь.
– Бесперспективняк, – буркнул тот с набитым ртом. – Она слабая, после первой пробы в бесчувственное мясо превратится.
– Тогда хвостатенькую возьмём.
– Какую? Их две.
– Ту, что не наркоманка. Бодрячком вроде держится, и жопа такая мускулистая, большая... нас обоих выдержит.
– Лады, Зудяш. Я в деле, – кивнул Щухо и громоподобно рыгнул.
От неожиданности я вздрогнула и приложилась затылком об стену. Раздался глухой стук.
– Что это было? – очнулся от задумчивости знакомый центаврит Хрык.
Четвертый центаврит перестал чавкать и переспросил:
– Что?
– Я слышал стук. Странный такой, глухой.
– Заглючило тебя. Жри давай скорей свой жирнец и пойдем. Каш велел притормозить с прибытием на двенадцать единиц времени.
– Зачем?
– Не твое дело. И не мое.
Снова воцарилось единодушное чавканье. Я медленно перетекла в позу на четвереньках и поползла к двери. Встать побоялась – а ну как хрустнут вдруг колени, и Хрык снова всполошится?
Послышался звук брошенной в пустую миску ложки, и голос центаврита Зудяша уныло протянул:
– Жаль, что самок начали чипировать. Такие скучные сразу стали. И новеньких тоже испортят... Эй, Хрык! Когда, говоришь, начинку в мозги им сунут?
– На третий день, перед окончательной продажей, – ответил Хрык, всё ещё подозрительно озираясь.
– Дерьмо брыхлово! – выругался Зудяш. – Нет бы продавать чистенькими! Это дело хозяина решать насчёт чипа, а не продавца...
– Капитан Шохоро приказал чипировать перед продажей всех, – вмешался Щухо. – Оно и понятно. После того, как одна рептилоидная сучка чуть горло покупателю не перегрызла, начался такой жесткач... Половину рабынь на базе запроверяли до смерти, подозревая в поганом умысле. – Он потянулся на скамье, сыто почесал брюхо и объявил: – Пора чапать на капитанский мостик, наша смена через один малый оборот.
Я немного замешкалась, подслушивая центавритов, и при шуме внезапно активизировавшихся четырех пар ног ринулась на четвереньках в коридор с удвоенной скоростью. И всё равно в последний момент не успела убрать ногу.
Кто-то из компании зацепился ботинком о мою пятку и был вынужден впечататься в дверную панель, чтобы сохранить равновесие. Грянул издевательский гогот.
– Ты чё, Зудяш, бормотуху себе реплицировал вместо жирнеца на завтрак? – выкрикнул кто-то, пока я спешно отползала вдоль стены по коридору подальше от входа. – Гляди, Каш тебя по головке за это не погладит!
Зудяш прорычал в ответ что-то недоуменно-оправдательное, и центавриты, продолжая над ним ржать, отправились в рубку управления.
Немного поразмыслив, я вернулась в пищеблок и внимательно осмотрела его. Это был стандартных размеров бытовой отсек на космическом малом транспорте, куда вмещался только длинный откидной стол, крепившийся на стене вместе со скамьями, очистной куб для обработки-хранения посуды, утилизатор для отходов и вертикальная махина продвинутого пищевого репликатора, занимавшего треть площади от пола до потолка.
При одном только взгляде на него желудок сжался и жалобно квакнул. Ещё бы, уже миновала ночь и самое время позавтракать! Интересно, чем тут кормят рабынь? Вряд ли деликатесами, даже и реплицированными.
Я изучила пищевой ассортимент электронного меню. К сожалению, репликатор был запрограммирован исключительно на блюда незнакомой мне центавристской кухни, и выбрать что-то на свой вкус было нелегко. На пробу я заказала себе безобидную с виду золотистую запеканку под названием «харчень», комковатую серую кашу «плюф» и, чисто из любопытства, тот самый желеобразный «жирнец».
Увы, выбор оказался не самым лучшим.
Если харчень ещё как-то вызывал аппетит хлебно-сырным привкусом, то плюф вызвал у меня омерзение отвратительным запашком чего-то тухлого и был немедленно отправлен в утилизатор. Что касается жирнеца, то это и впрямь оказалось горячее блюдо, приготовленное из чьих-то хрящей, да такое упругое и резиновое на ощупь, что напоминало силикон. Пробовать его я не стала, сразу отодвинула в сторону. Учитывая экономную беспринципность центавритов в вопросах питания, вполне может оказаться, что жирнец готовят из хрящей разумных существ-рабов, отправленных на ликвидацию.
Расправившись с харчнем, я задумалась, не прихватить ли еды для Мары Танн. Однако вероятность того, что в рабской каюте установлены микрокамеры, была слишком велика, и приступ альтруизма пришлось унять принудительно.
В коридоре вновь послышался топот многочисленных шагов. Наверное, вторая смена команды, передав пост знакомым центавритам, направлялась в пищеблок подкрепиться перед сном.
Я заметалась по помещению, торопливо закинув пустую тарелку в очистной куб, и поняла, что катастрофически не успеваю избавиться от своей порции «резинового» жирнеца. Плюнув на все, обхватила миску руками и плотно прижалась к стене возле входа, настраиваясь стать невидимой.
Центавриты ввалились в пищеблок всей гурьбой, переговариваясь грубыми рычащими голосами, и сразу устремились к репликатору. Двое первых, дорвавшихся до электронного меню почти одновременно, затеяли короткую драку, оттесняя друг друга мощными плечами. Наконец относительная очередность была установлена по меркам закона сильнейшего.
Пара центавритов, оказавшихся в хвосте очереди, глухо и недовольно переговаривалась. Правда, речь шла не о том, кто получит порцию жирнеца первым.
– Повезло дневной смене, – с завистью говорил один. – Поучаствуют в дрессуре хвостатой... Не дежурство, а сплошная развлекуха.
– Каш мужик что надо, – отозвался его собеседник. – И нас порадует ночью.
– Ну да, когда она вся квелая будет, как амёба недоразвитая...
Завидующий центаврит испускал ментальные картинки такой насыщенности, что они сами проникли в мой разум, демонстрируя обезумевшую, перекошенную физиономию Муй Задаки. Оказалось, что ее хозяин Каш продолжил крошить ее самообладание и выдержку ненавистным оральным кошмаром, приказав обслуживать дневную смену команды половину их рабочего времени.
После этого откровения, признаться, мне стало немного ее жаль. С другой стороны... а она жалела своих мужчин-рабов, измываясь над ними, иногда до смерти?
Решив отнестись к происходящему с философским пофигизмом, бесшумно выскользнула в дверной проем и отправилась в рабскую каюту. Отсутствовала я не очень долго, что вполне можно списать на долгий неуклюжий спуск под воздействием нейроконтроллера.
Возле лестницы тяжесть
