Диана налила себе вторую чашку чаю и бросила на меня вопросительный взгляд.
Я решила, что вторая чашка чая мне тоже не повредит — хотя до сих пор всегда предпочитала кофе.
— Но Дэлия Ла Мотт тем не менее жила там одна, — хмыкнула я. — И ее трудно заподозрить в отсутствии воображения.
— Да, — согласилась Диана, — но Дэлии нравилось себя пугать. Она говорила, что таким образом черпает идеи для своих книг.
— Хм… интересная мысль, — пробормотала я. — Мне очень понравился дом. Не знаете, кто его теперешний владелец?
— Какой-то их дальний родственник из Рочестера. Он оставил ключи Дори Брауни, владелице риелторского агентства, — она присматривает за домом, а время от времени показывает его желающим. Кстати, в прошлом году его едва не купили — очаровательная парочка геев. Приехали из города, посмотрели дом и пришли в полный восторг. А потом передумали — жаль, он бы идеально им подошел.
— Стало быть, если я попрошу, Дори Брауни согласится мне его показать?
Диана удивленно захлопала глазами.
— Вы собираетесь его купить?
Я уже открыла было рот, чтобы сказать «нет», но вдруг передумала. В общем-то, мною действительно двигало обычное любопытство, однако если я признаюсь, Диана скорее всего предупредит Дори и та откажется показать мне дом.
— Ну, надо же мне где-то жить, если я буду тут преподавать. А крохотные съемные квартирки мне уже поперек горла стоят.
Тут я не покривила душой. Моя нынешняя студия в Инвуде по размерам напоминала чулан.
Диана бросила на меня проницательный взгляд. На какой-то миг я испугалась, что она что-то заподозрила. Но, как выяснилось, напрасно.
— Не уверена, что дом вам подойдет, — пробормотала она, — но вот то, что вы ему подходите, это точно.
Напившись чаю, я поняла, что для ежедневной пробежки слишком объелась; с другой стороны, лишние калории, которые я набрала (спасибо торту!), требовалось срочно сжечь, так что прогулка мне не повредит. Я спустилась к Мэйн-стрит вдоль выстроившихся вдоль дороги викторианских домишек — часть их была любовно отреставрирована и выглядела так же кокетливо, как и гостиница «Харт-Брейк», остальные пребывали в разной степени запустения. По мере приближения к Мэйн-стрит дома становились все выше, но при этом выглядели все более обшарпанными. Вероятно, расцвет Фейрвика пришелся на конец XIX — начало XX века. Впрочем, даже сейчас он сохранил остатки былой элегантности. Посреди зеленеющего парка, над которым явно потрудился хороший ландшафтный дизайнер, возвышалось здание библиотеки.
Сама Мэйн-стрит выглядела на редкость безотрадно. Половина магазинов пустовала. Судя по всему, процветал только тату-салон (явление, достаточно обычное для университетских городков, — читая лекции, я замечала подобное не раз), один крупный супермаркет да еще кофейня под названием «Обитель фей». Я попросила латте, купила «Нью-Йорктаймс», потом взяла еще сандвич — на случай если проголодаюсь, хотя после Дианиного торта это было маловероятно.
Возвращаясь в отель, я миновала риелторское агентство «Брауни». У входа висел список выставленных на продажу домов. Просмотрев его, я с удивлением обнаружила, что недвижимость здесь даже еще дешевле, чем я ожидала. Прелестный викторианский дом с пятью спальнями в Фейрвике стоил примерно столько же, сколько однокомнатная квартирка на Манхэттене. И я невольно задумалась, сколько запросят за «Дом с жимолостью».
Стало моросить, и я машинально ускорила шаг. К тому времени, когда я добралась до гостиницы, дождь еще не разошелся в полную силу, и я, перебежав через дорогу, сквозь прореху в изгороди принялась разглядывать очаровавший меня дом. Лицо на фронтоне, казалось, смотрит прямо на меня. Капли дождя, струившиеся по его щекам, до ужаса смахивали на слезы. Внезапно дождь хлынул как из ведра, и я припустила к дому. Взлетев на крыльцо, я остановилась и отряхнулась, как мокрая собака, не желая оставлять лужи на связанных крючком домотканых ковриках, которыми Диана застилала полы. Деревянная ступенька у меня за спиной слабо скрипнула. Я резко обернулась: как ни странно, на крыльце не было ни души — только дождь, настолько сильный, что, казалось, между мною и улицей повисла толстая серая штора, которую яростно дергал и тряс ветер. На какое-то мгновение сквозь пелену дождя мелькнуло лицо — странно знакомое, только где я могла его видеть? Не дав мне времени вспомнить, оно исчезло, словно смытое потоками воды. Только тогда я сообразила, где я его видела, — это лицо было вырезано на фронтоне «Дома с жимолостью».
Эффект остаточного изображения, твердила я себе, лежа на слишком мягкой для меня кровати и прислушиваясь к дождю, который весь вечер лил не переставая. Я так долго разглядывала ту маску — ничего удивительного, что потом она померещилась мне в струях воды. В конце концов, лицо обычно запоминается лучше всего. Тем более такое лицо — широко расставленные темные глаза, брови вразлет, высокие скулы, орлиный нос и полные губы. Как правило, подобные лица намертво врезается в память. Даже много часов спустя, стоило мне закрыть глаза, как оно вновь вставало передо мной.
Я с трудом разлепила глаза. Меня клонило в сон, но мы с Полом условились, что я позвоню ему около девяти; учитывая разницу во времени, мне нужно было продержаться до полуночи. В конце концов, я позвонила без четверти двенадцать, решив: а вдруг он вернется пораньше. Так оно и случилось.
— Привет! — сказал он. — Как собеседование?
— По-моему, хорошо. Думаю, они меня возьмут.
— Правда? Что, вот так сразу? Как-то необычно.
Мне показалось, я услышала нотку ревности; то же самое было, когда мне предложили место в Колумбийском университете, а ему нет, и еще когда издательство предложило напечатать мою диссертацию — почти сразу же после того, как его собственная не прошла рецензию.
— И что ты им скажешь, если предложат?
— Не знаю. Пока не представляю, как смогу тут жить… да и глупо уезжать из города, если ты рассчитываешь на следующий год искать себе там работу. Наверное, лучше отказаться.
— Хм… может, лучше потянуть время, пока не получишь предложение получше? Кстати, это далеко от города? Всего пара часов? Ну, так я смог бы выбираться к тебе на выходные.
— Не два, а все три, да еще по горным дорогам, — перебила я. — Жуткая глухомань. А живу я в гостинице под названием «Харт-Брейк». — Я произнесла это по буквам, и Пол рассмеялся в трубку. — Кстати, я тут набрела на одно место, которое местные называют «Дом с жимолостью»…
— Постой, дай-ка попробую угадать… наверное, там на лужайке повсюду игрушечные коровы, а местный бар носит гордое название «Капля росы», да?