— Откуда я знаю? Нет у меня знакомых очкариков на внедорожниках.
— Один уже есть.
— Может, он не вернется, — упрямо заявила я, в глубине души уже понимая — не может. Колокольчик прозвенел оглушительно громко, а шаги прозвучали контрастно тихо. Я уставилась на конструкцию из ластиков, линейки и катушки, страшась поднять взгляд на вошедшего, но Валя умудрилась пнуть меня под столом, и я нацепила дежурную улыбку и-таки подняла.
Мужчина — действительно в очках, действительно не очень высокий, коротко стриженный, мой ровесник, смотрел на меня, пожалуй, с некоторым смущением. Так не сообщают дурные вести, так что всё в порядке, наверное…
— Прощу прощения… Вы — Марианна? Марианна Мартынова?
…или не в порядке.
Пожалуй, всё-таки нет.
Глава 4. Криафар.
— Всё верно, гвирта. Кровь демиурга, как вы и сказали.
— Кровь демиурга обладает особой силой, шипохвост, — почти мурлыкает обезображенная и обездвиженная Лавия. — Она исцеляет любые раны, но это пустяк по сравнению с тем, что мог бы сотворить настоящий маг на хорошо подготовленном ритуале. Принесённое в жертву тело демиурга — ключ от любых дверей. Источник невероятной энергии. Это очень древнее знание, пришедшее к нам из других миров. Настолько древнее, что только духи-хранители Криафара помнили что-то о нём. Теперь мы намертво связаны с ними проклятием и объединённой магией Совета Девяти, их боль — моя боль, но и их память — моя память.
Легкая трещинка пробегает по скале, сыпятся мелкие камушки, облачко серой пудры истёртой в порошок горной породы поднимается в воздух — но это всё. Нет у Лавии больше былых магических сил, нет молодого здорового крепкого тела. Только голос и пристально глядящий на всё ещё склонившегося в поклоне посетителя ярко-голубой, жуткий из-за багровой склеры глаз.
— Гвирта, возможно осуществить призыв демиурга? Не будет ли это опасным для существования мира?
— А в чём заключён твой интерес, шипохвост?
— Я хочу спасти вас, гвирта. Ваше заключение, ваши страдания — это так жестоко и несправедливо. Я всегда смотрел на вас… Только на вас.
— Врёшь. Но это даже хорошо, что ты врёшь, что у тебя есть свой собственный интерес, было бы куда хуже, руководствуйся ты действительно только тем, о чём говоришь. И было бы справедливо, если в случае успеха ты получишь то, чего сейчас так страстно желаешь, что преодолеваешь свой страх передо мной… Власть? Месть? Человека? Магическую силу? Что, где-то я угадала? Вариантов всегда не так уж и много.
— Но, гвирта… Сможет ли мир пережить смерть своего создателя?
Лавия помолчала, облачка пыли то и дело взметались вверх.
— Если посмотреть на тебя, шипохвост, ещё одну сломанную куклу в той проигранной игре, то трудно в чём-либо упрекнуть столь отвратительное создание. Да, — Лавия моргает лишённым ресниц бугрящимся шрамами веком. — Твоё тело не менее отвратительно, чем моё, шипохвост. Что ж… Призыв демиурга — сложный ритуал, куда сложнее всего, что последует далее. Те, у кого достаточно сил и магии для подобного, не согласятся принимать в нём участие.
— Но вы…
— Я была такой сто пятьдесят лет назад. А сейчас я только один из камней этого проклятого каменного мира. У меня много знаний, в том числе позаимствованных от духов, но никакого могущества, шипохвост. А по поводу того, переживёт ли Криафар смерть демиурга…
Голубой зрачок пронзительно вспыхивает неестественно ярким свечением — и гаснет, новые трещинки бегут по камню, слишком тонкие, слишком слабые струнки протеста полумёртвой магички.
— Во Вселенной есть множество миров. Заоблачный, подводный, огненный, а также те, названия которых мы даже не можем вообразить. Если проклятый каменный мир погибнет, это не повод уходить вместе с ним. Сейчас ты наверняка думаешь, что не хочешь этого, но лишь потому, что не видишь альтернативы.
— Призванный демиург будет всесилен в рамках своего мира… — лепечет гость, ещё ниже опуская голову, почти что касаясь лбом каменного дна лабиринта. — Мы не сможем…
— Наоборот! Оказавшись в рамках созданного им же самим мира, демиург станет одним из нас, даже слабее нас, он потеряет божественную силу, возможно, даже память, полностью или частично. Подумай вот ещё о чём, шипохвост. Ты считаешь, я виновата… не спорь, ты так считаешь. Я, духи-хранители, проклятие, магия… Но ты не учитываешь одного. В том, что случилось со мной… с тобой, с остальными, со всем этим миром, виноват только он. Творец Криафара. Тот, кто сотворил нас с тобой и всех прочих, кто придумал, воплотил в реальность проклятия и магию, столь разрушительную и смертоносную, что никто не в силах противостоять ей.
Склонённый человек чуть приподнимает голову.
— Никто из нас тогда не хотел этого бессмертия. Мы все хотели прожить свою счастливую конечную человеческую жизнь, верно? Все в Криафаре обвиняют меня! Тогда как что, если не воля всемогущего демиурга, привела меня цепочкой неотвратимых шагов туда, где я нахожусь? Милостивей было бы позволить мне тогда умереть, но наш создатель не знает такого слова, как милость. Посмотри на меня. На себя. На Рентоса, в конце концов, который лишился всего! На голый обугленный камень, на засохшие реки, леса, поля, на бесчисленных оборванцев, ютящихся в углах Криафара и умирающих с голоду, на бегущих по раскаленному песку ядовитых смертоносных скорпиутцев. Им хорошо, только им! К ним наш демиург был куда добрее.
— Я… я не спорю с вами, гвирта Лавия, но… если вы говорите, что должный уровень силы есть только у представителей Совета Девяти… Не могу же я…
— Разумеется, нет! — отрезала магичка. — Они думают, что я мертва, пусть думают так и прежде, никто не должен знать ни о чём. Даже Варидас не увидел моего пробуждения, здесь, внутри моей персональной гробницы, его дар теряет силу. Ни один из магов, кроме тебя, не попробовал прийти сюда и предать огню мои остатки, они просто похоронили меня здесь заживо, под завалами камней и предпочли забыть! Тогда как Совет Девяти клялся когда-то в верности каждому в отдельности, вот сколько стоит их верность — пшик. Дурманящий порошок из панцирей жёлтых скорпиутцев будет куда дороже…
— Но что же тогда делать?
Лавия помолчала, зрачок побродил по кровавому белку, словно корабль со слепым капитаном в маленькой бухте.
— В
