Как я раньше не замечал такую симпатяжку.
- Ты меня вообще слышишь?! – рявкнул отец, тяжко опираясь на стол двумя руками. Стол чуть не хрустнул. – Посмотри, до чего ты довел мать!
- Умираю, - подтвердила мама и слабо шевельнула пальцами. Она умирала по десять раз в день. Иногда по одиннадцать. Сколько себя помню.
- И что? Вы теперь лишите меня короны? – спросил я абсолютно спокойно. К маминым «умираниям» я уже привык. – Или у папы где-то есть запасной бастард? Если есть, то пусть приводит! Мы с мамой посмотрим!
Мама передумала умирать. Она приподнялась, глядя на папу с нехорошим прищуром.
- Да если был, то тебя бы здесь не было!– рявкнул отец. Мама успокоилась и снова опустилась в кресло и простонала: «Умираю!».
Отец приблизился ко мне и осмотрелся по сторонам.
– Ты понимаешь, что тебя свергнут! При первой же возможности! И не посмотрят на то, что ты – дракон! Поверь, их много! А ты один! И среди них есть маги! Так что рано или поздно, тебя свергнут, если ты будешь так себя вести!
- Не вижу причины для волнения. Ну оскорбил, и что? Не надо делать их мухи дракона, - усмехнулся я, а отец развернул газету. Рядом с моим портретом красовалась та сама девка, по щекам которой текли слезы.
- Читай! – палец отца с огромным перстнем ткнул в заголовок и случайно смял газету. – Принц показал свое истинное отношение к народу! И это будущий король!
Эта газета исчезла, а на ее место легла следующая.
- Принц в лице простой девушки оскорбил весь народ! – палец отца ерзал по буквам, а я смотрел на то, как движется магическая фотография этой девки, будь она проклята. Ее старая, поеденная молью шаль, ее узелок на волосах, коричневое платье, - все раздражало до невозможности.
– Дальше! Вот! И это называется Днем Прошения? Или сама напросилась! Так решил принц! - крикнул отец так, что зазвенели стекла.
- Все, отстаньте, - усмехнулся я, махнув рукой. Мне было абсолютно плевать на эту девку, которую я видел в первый раз в жизни и больше не увижу никогда. – Ну поорут и перестанут! Все, я могу идти?
- Собирайся! – приказал отец. – Мы выезжаем!
- Куда? – хором спросили мы с матушкой. Матушка снова передумала умирать, отодвигая спасительный веер.
- Любить простой народ! – огрызнулся отец, которому слуга уже нес корону и плащ.
- Бордели открываются только вечером. И маму в них брать не обязательно, - ответил я, не желая никуда ехать.
- Корону принцу! – приказал отец, а слуга бросился в открытые двери.
- И без глупостей, понял? – предупредил отец тихо и строго.
- Главное, чтобы у меня на них вертикаль власти встала, - усмехнулся я, не понимая к чему все эти хлопоты. – Но если вдруг встанет, то я как возлюблю!
- Готовьте карету! Мистер Кингкнайт! Вы тоже едете с нами! Возьмите денег! – командовал отец, расхаживая по кабинету. – Сейчас возникнут непредвиденные траты! Дорогая, наш неблагодарный сын оставил тебя без нового платья!
- Ах! – побледнела мать, но стоически это пережила.
- И новых кремов от морщин! – добил ее отец.
Маме стало плохо.
- А что? – склонился я к отцу, видя, как одна служанка держит зеркало, а вторая осторожно крепит корону к маминой прическе. – Народ у нас только деньги любит. А как же чистая и незапятнанная любовь к власти?
- А что? – послышался осторожный голос матери. – Совсем – совсем не останется? Даже на такую малюсенькую баночку?
- Даже на баночку, - соврал отец, мечтая перетащить маму на свою сторону.
- Как ты мог, - выдохнула мама, глядя на меня. О, со мной этот номер не пройдет!
- Мама, ты и так красивая. Самая красивая женщина, которую я видел, - ответил я, и мама тут же вернулась на мою сторону.
- Ты мне еще поговори! – буркнул отец, когда мы спускались по лестнице. Мистер Кингкнайт, первый министр, одевался на ходу, пытаясь удержать в руках бумаги.
Двери перед нами открылись, а глаза залепило снегом.
- Может, не надо. В такую –то погоду? - начал было мистер Кингкнайт. Но отец был непреклонен настроен решительно.
- Держись народ, принц едет тебя любить, - произнес отец, гордо вышагивая к карете.
Через два часа я дышал в свой платочек, глядя в окно кареты. Мама сидела справа от отца, мистер Кингкнайт слева. Маме тоже было нехорошо, и она вынюхала почти весь флакон ароматных солей.
- Так, для отчетности. Сегодня принц укрыл одеялом десять замерзших старушек в приюте для бездомных, - вздыхал мистер Кингкнайт, делая пометки.
- Одна бабка меня прокляла. Вторая попыталась укусить. А у третьей началась истерика, и она стала мяукать. А еще они ужасно пахнут, - выдохнул я, пытаясь отдышаться в платок. – Папа, хватит добрых дел. Поехали домой.
- К вашему сведению, старушки пахнут перловкой, мышами и немытым телом. Все как положено! – вздохнул мистер Кингкнайт, пока отец ехал молча и буравил меня взглядом. – Здесь я могу ставить галочку. Дальше. Покормил с ложечки пятерых бездомных …
- И беззубых, - посмотрел я на растертые пятна каши на камзоле. – Папа, хватит добрых дел. Поехали домой.
- Для справки, они пахли алкоголем, мышами и немытым телом, - пояснил мистер Кингкнайт. – Тоже ставим галочку. Выполнено.
- Один мне чуть пальцы не откусил, а второй чуть не перекусил ложку пополам! – возмутился я, мечтая как можно быстрее попасть в красоту дворца, наполненную приятными запахами. – А еще меня курица укусила! Папа, поехали домой!
- Не укусила, а клюнула, - поправил меня мистер Кингкнайт. У него даже очки запотели. – Итого, три ночлежки мы уже осчастливили. Одну минутку. Я посмотрю, не отстали ли от нас газетчики? А то я что-то не слышу стука колес позади.
Он повернулся и заглянул в заднее окно, пока я отчаянно пытался забыть все, что видел.
- Вроде едут, - вздохнул министр, снова усаживаясь рядом с хмурым отцом. Отец о чем-то сосредоточенно думал. У
