class="p1">Я не злился на смерть, от нее не уйти, да, и не особо цепляюсь за жизнь, но погибнуть так глупо, обидно.
Чтоб тебе никогда не найти покоя адмирал Кростороу!
Мой отец умер внезапно, прихватило сердце. Даже маги от этого не застрахованы. На его место и назначили этого ставленника, чьего-то брата. Никаких заслуг и умений, зато амбиций и спеси, хоть ложкой черпай. Меня он не любил, все боялся, что я его подставлю, чтобы занять место отца, Никогда так не сделал. Я аристократ и защитник, а не проныра. Хотя о моих тайных миссиях по защите нашего мира никто, естественно, не знал.
Вот и еще одно сожаление. Сила перешла ко мне от отца, а мне её передать некому.
Достанется кому-то из троюродных братьев. Как они справятся, даже не представляю. Вот это меня действительно угнетало. Никто не узнает, что со мной случилось, соратники смогут только вздохнуть, что состав поменяется.
Нет у меня ни жены, ни детей.
Моряки смеялись, что я убежденный холостяк. Я их не разубеждал. Пусть так и думают.
Ту единственную, что хотел назвать своей женой, мне не получить, а её слова при последней встрече до сих пор разъедают мне душу не хуже кислоты. Но даже тогда, она была прекрасна. И где-то глубоко внутри, я тайно когда-то надеялся, что она одумается однажды.
Нас практически выставили с отцом с эльфийских территорий, хотя это не удивительно. Эльфы людей не любили и практически не общались. Никакого свободного въезда на их земли не было.
— Спасибо, что Владыка нас на своих берегах не прикопал, а еще помог починить корабль, — говорил отец, — им наша жизнь, что таракана какого-нибудь. Не любят людской род.
— Но почему? — удивлялся я.
— Мы несовершенны и живем очень мало по их меркам, что с нами возиться, моргнуть не успеешь, а нас уже и нет.
— Как-то это несправедливо! — возмущался я, — почему одни живут непозволительно долго, а другие не могут успеть и вкус этой жизни распробовать?
— Сын, запомни, в жизни вообще нет справедливости. Есть только сама жизнь, и то, никто не знает какая. У кого-то долгая, у кого-то нет. И сетовать об этом нет смысла, а то в сожалениях проведёшь её всю. Жить надо здесь и сейчас! Ведь завтра может не случиться.
— Я запомню, отец.
Его слова глубоко запали мне в душу. Он оказался прав во всем.
Я много раз убеждался в этом. Но не мог смотреть на несправедливость с безразличием многих. Там, где была возможность, помогал, даже за счет своих средств. Выплачивал пенсии женам погибших моряков, покупал домики разорившимся, не брал денег с арендаторов, кто не мог сейчас заплатить по разным причинам. Даже на свадьбы моряков и арендаторов давал денег, если у них не имелось средств, чтобы не тратили молодость на их поиск.
С собой деньги не заберешь к богам, а мне и тратиться особо не на что, только форму новую покупаю, да, еду. Аскет. Так меня называл адмирал сквозь зубы. Сам он ни медяка никому не дал.
Матросы всеми силами рвались попасть на мой корабль, но он не резиновый.
Теперь же я не смогу помочь никому. Последнее мое благодеяние — это пятнадцать членов моего экипажа. Всё.
В эти последние предсмертные часы мне стал мерещиться голос Наниэль. Моя бессмертная малышка что-то говорила, но я даже сначала не мог разобрать слов, просто наслаждался голосом.
До Империи докатились слухи, что у эльфов случился переворот, пытались сместить правящую династию. Убили всю семью владыки, кроме наследника, который и подавил восстание.
Когда я услышал об этом восемь лет назад, то отказывался верить. Надеялся, что это просто слухи.
Теперь же услышав её голос, находясь у черты, понял, что не они врали.
Радовало только то, что Эль меня ждала тут, даже прикосновение было, как раньше.
— Я нашел тебя, — слабо улыбнулся ей. — Стоило умереть, чтобы отыскать.
А дальше опять темнота.
Наниэль Открыла глаза. Солнечный зайчик трепетал на противоположной стене, он, то поднимался вверх, то опускался вниз. Я знала, что его создаёт небольшое зеркало, единственное на этом корабле. Моя команда не была озабочена собственной красотой или совершенством. Они простые люди. Мне же воспитание не позволяло выглядеть как попало, даже если теперь я не принадлежу дому Лунной жемчужины. Каждое утро я причесывала волосы деревянным гребнем. Не менее ста раз пропускала свои светлые пряди сквозь зубцы — это был ритуал и настрой на новый день. Длинные и шелковистые волосы оставались моей гордостью, да и, честно говоря, не видела ни разу эльфа с короткими волосами, такого позора никто бы не пережил. Лицо я смазывала специальным составом, как и руки, чтобы соленая вода не причиняла им вреда. На ветру и солнце кожа грубеет и загорает. Я же оставалась бледной. Особенность рода. Команда удивлялась моему виду. Хотя, их поражало многое, но это и не удивительно, они до этого никого из моего народа не видели и скорее всего, больше никогда не увидят. Вот и сегодня решила не изменять своим традициям и порядкам. Пока расчесывала пряди, всё размышляла, что же делать с Элем. Что сказать? Попробовать оправдаться? Или уже ни к чему? У него может быть уже давно семья и пятеро детей, а тут я со своими неуместными признаниями, только растревожу зарубцевавшиеся раны. Просто, он был рад меня встретить, хоть и находился в полубреду. Руки с гребнем опустились на колени, а я даже не заметила. Вернулась в те времена, когда Эль с отцом уехали. Ониваниэль торжествовала, она просто упивалась моим несчастьем, ходила и подкалывала меня на каждом шагу. Сестрица отличалась какой-то маниакальной злобностью, её раздражали и выводили из себя абсолютно все, мнила себя владычицей, которая выше всех. Даже старшего брата старалась цеплять по мере сил, но тот когда доходил до края терпения осаживал её одним и тем же, что трон не её, так что пусть не выделывается, а то замуж выйдет за сапожника. Её аж трясло от злобы. Брат видел, что мне плохо. Я часами сидела на балконе и смотрела на море. Чего я ждала? Наверное, ничего. Просто любимая стихия — это все, что мне было дорого в этом дворце. Не хотелось видеть постные лица придворных, не было сил ни отвечать им, ни слушать. Меня месяцами могли не видеть. Я бродила по лесам, полям и плавала в океане. Часами могла дрейфовать на волнах.
